Сняв кольца и сложив их в мешочек, а потом под ключ в чемодан, Весения потрясла руками. Артефакты часто носить не рекомендовалось – они сильно тянули магию. А сегодня и вовсе чувствовалась ее нехватка. Если бы не шутка Сашки с Бурмилом, навряд ли хватило бы сил даже на то, чтобы вызвать видение в хрустальном шаре. Ушли бы сестры ни с чем да еще золотой назад потребовали бы. «Что со мной? Неужели Дремучий из меня вытягивает магию?» – Саш, а что мы знаем о Дремучем? – Ну… – протянула царевна и почесала макушку, куда клюнул Ворон. Ладно Александра недоучка, а самой Весе–то что известно? Да почти ничего. В учебниках по истории странный лес упоминался редко: разве областям, лежащим на окраине царства, отведут более абзаца–двух? – А! Вспомнила! Большая Белла обмолвилась, когда ты оформляла у нее документы, мол, одно болото чего стоит. – А действительно, что стоит болото? Давай сходим на пасеку. Наверняка Малафея с Архипом здесь каждую тропку знают. – Можно поступить еще проще – кинуть клубок, топнуть и сказать: «Веди к болоту». – Саш, ты хоть раз была на болоте? Там не поймешь, где тропинка, а где уже топь началась. Последнее дело захлебнуться в жиже. Да и мало ли кто там водится? *** – Ой, как хорошо, что вы заглянули! – Малафея хлопотала, накрывая на стол. – Я ушицы наварила, крендельков соленых напекла. Зеленушку, вот, малой с огорода принес. Славно поужинаем! Ведьмы начали было отнекиваться – неудобно всякий раз за стол садиться, точно подгадывали, когда заявиться, но живот Помела так явственно урчал, что отпираться было бессмысленно. Да и ароматы витали такие, что ноги сами несли к столу. – Мой Архип с утра в Кружель уехал, мед повез на ярмарку, – наваристый суп с лавровым листом да приправленный перцем и веточкой укропа не дал возможности вести беседу: ведьмы захлебывались собственной слюной. Хозяйка взяла половник и зачерпнула золотистого бульона. Сашка, даром что царевна, шумно сглотнула. Малафея расплылась от удовольствия. – Ох и вкусно получилось! Далее, потчуя гостей, говорила одна пасечница. Ведьмы лишь кивали, слушая ее, и усиленно работали ложками. Хрусткие рогалики, выданные вместо хлеба к ухе, быстро разобрали, и Малафее пришлось вынести второй противень. Три растущих организма, уплетающих за обе щеки – это ли не радость хлебосольной хозяйке? Петюнька не спускал влюбленных глаз с царевны, а та не замечала, вела себя просто – с удовольствием рвала рогалик зубами и шумно отхлебывала с ложки. Вкусно! Весю, несмотря на жуткое обращение с подопечной во дворце, даже радовало, что Саша воспитывалась в крыле для прислуги – навряд ли ее старшая сестра села бы за стол с простолюдинами. Да и вообще представить заносчивую царевну – первую законную дочь Перелеступа, в Дремучем было невозможно. Так что Весе крупно повезло, что ее отправили в глухомань с шестой царевной – балаболкой и двоечницей, но такой душевной девицей. «Царица–мать мудрая женщина», – не могла не отметить рыжая ведьма. Пришло время чаепития. Листья яблони шевелил вечерний ветерок, качалась зажженная лампа. – Ох, опять прилетела! – Малафея с беспокойством посмотрела куда–то наверх. – Что–то зачастила она к нам. – Кто? – Помело вертелась и не могла понять, о ком говорит пасечница. – Сова. – Да мало ли сов в лесу? – простодушно откликнулась Веся, продолжая наматывать на ложку тягучий мед. – Я почти каждую ночь слышу их уханье. – Не скажи, – покачала головой тетка Малафея. – В нашем лесу всего одна белая сова. Живет с незапамятных времен – тогда даже Дремучий лес звался как–то по другому. То ли Звонкий, то ли Певучий. Молодой был, светлый. И народу в нем обитала прорва, не то что сейчас. Но ушли все. Мне еще бабка–покойница сказывала, что вот эта самая совушка всех и распугала. Брала и оборачивалась желтоглазой девой, а встреча с ней не сулит ничего хорошего. – Прогнать ее надо и дело с концом! – Помело поднялась и замахала руками на птицу – маленькую такую, совсем безобидную на вид. – Кыш! Кыш! – Ты чего? – пасечница схватила Александру за запястье, с силой потянула, чтобы села на место. – Не дай Святой батя, обидится. Тогда всем худо будет. Сова переместилась на соседнюю ветку, поближе к царевне, наклонилась и злобно зашипела – точно ругала ту за проявленное неуважение. Потом дико заклекотала, заставив от того крика вздрогнуть, шумно взмахнула крыльями и улетела проч. – Уф, – пасечница сотворила пальцами знак защиты от зла. – Защити и сохрани, Святой батя! Веся задумчиво вытащила ложку изо рта. – Тетка Малафея, а расскажите–ка нам о Дремучем лесе. Чем славен, куда можно ходить, а куда лучше не соваться. Есть задумка открыть туристические тропы. Многим захотелось бы побывать там, где живут легенды. Мы новые клубочки намотаем и пройдемся с ними по достопримечательным местам, чтобы путь запомнили, а потом чтобы сами наших клиентов по лесным дорожкам водили. Если позволите, то мы и пасеку в список включим, пусть городской народ увидит, как мед добывается. А? Как вы думаете? Пасечница отложила чашку, коротко переглянулась с Петюнькой. – Пасеку в список достопримечательностей включить, конечно, можно, но вот с остальным… – Мам, расскажи им о Белом замке. – Малыш, ты попутал. О Черном замке, – поправила царевна, не обращая внимания, что при слове «малыш» влюбленный мальчишка покрылся алыми пятнами. – Говорят, этот замок усиленно восстанавливают. – Это с той стороны от границы Черный замок, а с нашей – Белый. Сейчас вместо него на Лысой горе одни руины. – А заново отстроить? Черный же смогли? – Помело уже видела, как будет водить по гулким залам туристов и рассказывать древнюю историю. Развалины не оставят такого впечатления как грандиозное строение. – Вот было бы здорово! Но Большая Белла удушится, если даст на него хоть медяк из бюджета. Это тебе не в усадьбе порядок наводить. – Если бы только в деньгах было дело, – пасечница зябко передернула плечами, стянула со спинки скамьи большой плат, накинула на себя. Все эти приготовления заставили ведьм замереть в ожидании продолжения. – Почти каждый царь считал своим долгом открыть казну для восстановления Белого замка. В последний раз еще в те годы, когда мой дед был молодым. Он в числе прочих неудобцев нанялся на Лысую гору каменщиком, но только ни с чем вернулся. Все, что за день отстраивали, к утру вновь превращалось в руины. Уж и молитвы Святому бате читали, и вредных духов изгоняли, а все одно – днем тужатся каменные бруски ворочают, друг на друга укладывают да раствором, замешанным на магии, скрепляют, а ночью их какой–то неизвестной силой раскидывает по углам, точно они кубики детские. – А с чего у прежних царей такое рвение – деньги на ветер бросать? – Помело, как истинная дочь своего отца, деньги считать любила. Поэтому, наверное, Перелеступ не вклинился в шеренгу тех, кто попробовал восстановить замок. – Чем Белый замок так славен, что на него не жалеют средств? – Точно сказать не могу, но подозреваю, что это своего рода соревнование – сын всегда хочет доказать отцу, что в чем–то превзошел его: смотри, у тебя не получилось, а я смог. Только не с той стороны они за дело берутся. На Белом замке лежит проклятие. Обе ведьмы подались вперед с открытыми ртами, когда пасечница, понизив голос, возвестила: – Сотрет грехи шестая дева. После минутного ожидания продолжения Помело и Веся переглянулись, но пасечница лишь глубже завернулась в плат. – И все? Сотрет грехи шестая дева? Чьи грехи, где сотрет, как сотрет? – Может, когда–то больше людям было известно, но до нас дошли только эти слова. – Шестая дева… – сделала плаксивое лицо Помело, но Веся быстро взяла Сашу в оборот, заткнув той рот конфеткой. Мол, не при людях, дома обсудим. – Мам, а еще про болото расскажи! – Петюньке испытывал гордость, видя, какое впечатление производят рассказы матери на молоденьких ведьм. Он от нетерпения ерзал на скамье. – Вот еще место, куда туристов можно сводить: показать Белое дерево, что испокон веков стоит на болоте. Оно такое огромное, что ветви полнеба закрывают. Но вот беда, нет на тех ветвях ни листочка, ни почечки… – Сухое? – Было бы сухим, давно повалилось бы и сгнило, вокруг же жижа и топь. Или в грозу молния спалила бы – выше него только шпили Белого замка когда–то торчали. Так, во всяком случае, говорят. – Ну приведем мы на болото туристов, покажем ваше дерево. А они нам – и на что тут смотреть? – Помело мысленно уже вычеркнула ненужный объект. – Без легенды ваше дерево ничего не стоит. – И для него есть легенда: однажды оно зацветет. – И что для этого нужно сделать? – Всего–ничего. Добраться до него и обнять ствол. Тот, кому дерево ответит, сможет загадать любое желание, даже самое невозможное, и оно непременно исполнится. – Угу, сколько люда ни пробовало, почти все в болоте утопли, – малец, наблюдая за царевной, подбавил страху: уж больно красочно она реагировала – то ахала, то округляла глаза, а то и вовсе подскакивала на месте. – Как–то мне не хочется рассказывать такую легенду, – Веся сморщила нос. – Вдруг найдется безумный смельчак, что пустится покорять болото? – Дед моего деда пробовал. Тогда демоны наши селения жгли, много народа полегло, вот он и кинулся к дереву, чтобы загадать желание: пусть беды его семью стороной обойдут. Но не дошел. – Утоп? – вытянула шею Помело. – Нет, умней оказался. Назад с полпути вернулся. И правильно сделал, вскоре войска царя–батюшки подоспели, отогнали демонов. – А почему не дошел? Что остановило? Испугался топей непроходимых? – вопросы из Александры так и сыпались, но пасечница не поддавалась напору, отвечала все так же неторопливо, вдумчиво. – По его рассказам, топей особых не было, только вот сколько ни шел, дерево и на шаг не приближалось. Словно не хотело, чтобы до него дотрагивались. А на болоте так – чуть замешкался, почва из–под ног расползается: раз, и ты уже по пояс в жиже, два – и вдохнуть не успеваешь, а над головкой ряска смыкается. Размышлять времени нет. А тут еще смеркаться начало, а на трясине при свете луны делать нечего, мавки к себе утащат, – пасечница, хлебнув остывшего чая, поморщилась. – Что самое интересное, стоило родственнику моему отказаться от задумки, как домой прямая дорожка легла. Видать, пожалела его желтоглазая дева. – Та самая? – Помело кивнула на яблоневую ветку, где недавно шипела сова. – Та самая. Она болото стережет. Муж мой рассказывал, что не однажды видел сову на Белом дереве. – Мам, ты еще про мавок расскажи! – В ваших местах и мавки водятся? – удивилась Весения. – Давно их по рекам и болотам Великолесья повывели. За вредность, причиняемую людям. – А здесь не могут. Наши мавки на болоте издревле живут, любого, кто войдет в топь в ночное время, непременно ждет встреча с ними. Ой, прости Святой батя, – пасечница вновь сотворила знак, оберегающий от зла. – Это я по привычке «живут» сказала, потому как девы эти, коим числа никто не знает, сплошь мертвые. – А откуда их столько взялось? – Тоже, видать, к дереву стремились, когда в любви что–то не так сложилось, но не дошли, а потому обозлились на все живое. Развлечение у них такое: сначала заманить красивыми песнями да обнаженными телами, а потом, как мужик слюни пустит, на дно утащить. – Непорядок, – Веся покачала головой. – С мавками мы последнего туриста лишимся. Знаю я, как падки иные на голые телеса и красивые песни. – А нечего по ночам по болоту разгуливать. Они же только ночью песни поют, днем глаз на поверхности не кажут. – Отсыпаются? – Помело поежилась. Петюнька, как настоящий мужик, видя, что дама сердца напугана, пересел на ее скамейку и обнял за плечи. Из–за меньшего роста скособочился, конечно, чем вызвал у матери улыбку, которую та постаралась спрятать. – Затихают. Мертвые же. Солнца боятся. – Надо бы мне на то болото сходить, – задумчиво произнесла Веся. – Своими глазами все увидеть, прежде чем что–то планировать. – И на Лысую гору пойдем? Страсть, как хочу посмотреть на руины Белого замка, которые восстановятся только после снятия заклятия, – Помело многозначительно подмигнула Весе. Уж не про нее ли слова о шестой деве? Вдруг в силах Сашки вернуть замку жизнь? – Почему не сходить? Сходите. Петюня туда не раз людей провожал.