– Измучил ты меня свои амулетом, да, – с укоризной в голосе – он остался прежним, мягким, произнес дядька Архип. – Едва дождался, чтобы Малафея ушла. Она не знает. – Извини, – наследник вытащил из–за пазухи один из артефактов и что–то надавил на нем. – Не хотел. Думал, ты на самом деле человек, а мне просто померещилось. – Но проверить не мешало, да? – леший покачал головой, и с одной из веточек взлетела божья коровка. – М–да, нечасто сейчас встретишь амулет «Истинной личины». Большая редкость. – В Дремучем чего только ни происходит. Пришлось вооружиться, – демон засунул подвеску в виде кривой рожи с единственным глазом на лбу назад под рубашку и уже схватился за пуговицу, как леший протянул руку и ткнул пальцем туда, где под тканью выдавал себя свечением рубин. – Покажи звезду. – Откуда знаете, что звезда? – удивился Константин, но не воспротивился желанию хозяина пасеки, достал амулет, звякнув цепочкой. Архип, как только заполучил артефакт в руки, погладил его, улыбнулся своим мыслям: – Видел однажды. – Не может быть, – наследник заметно волновался. – Такого размера рубин единственный в своем роде и хранится в нашей семье более тысячи лет. – Ты, значит, из Прото будешь? Знавал я одного Прото. Их принц во время войны у себя силком нашу царевну удерживал. А она, добрая душа, его еще от смерти спасла, а сама... Эх! Лучше бы не спасала, спокойнее и мне, и вам, и великолесцам жилось бы. – Погодите–погодите! – Весения забыла о своих бедах. Даже поднялась с места, услышав знакомый сюжет. – Вы случайно не о том времени говорите, когда демоны в плену царевну Алексию держали? Тогда еще какой–то пасечник ее в Черном замке увидел и передал в столицу письмо, что она жива? – Так я и есть тот самый пасечник. Чего уж скрывать. Ты из Прото, значит, тоже маешься от проклятия. Я вот до сих пор думаю, правильно сделал или нет, что написал царице. Только беду накликал своей писулькой. Хотел как лучше, а оно вона как вышло… – Вы? Вы?! Но как? Столько лет… Даже лешие так долго не живут! – Веся схватилась за голову. – Ты, девка, охолонись. Еще удар головной получишь. Возись потом с тобой, хворой. Я тебе так скажу, простые лешие, может, и не живут, а проклятые обязаны всю свою долгую жизнь маяться. Да. – А какое на вас проклятие? – живо заинтересовался Константин. На него признание пасечника произвело не меньшее впечатление, чем на ошеломленную Весению, но он сумел быстро справиться с собой. Демон подался вперед, впился взглядом в прячущиеся за кустистыми бровями глаза. – Такое же, какое наложили и на вас, Прото, и на царей наших – век покоя не видать. – И вы знаете, кто наложил?! – прошептала Веся, схватившись за горло. – Известно кто. Безутешная мать дважды похороненной Алексии. Да. Весения в изнеможении опустилась на скамью. Она слишком эмоционально реагировала, а теперь стыдилась этого. Заставила себя мыслить трезво, чтобы сгладить впечатление о себе как о неуравновешенной особе. – Не сходится, дядька Архип. Не могу поверить, что виной всему одна ведьма. Пусть именита и одарена сверх меры, но откуда у царицы столько сил, чтобы проклясть не только гадов–демонов, но и царский род, и… и целый лес? Белое дерево, замок – я так понимаю, они тоже жертвы проклятия? – Гадов–демонов? – возмутился Прото, но Весения не слышала его. Не чудо ли, найти живого свидетеля трагических событий? – Ты на нее не обижайся, Костя. Вы долго врагами нам были. Но после той давней истории мы все на одной стороне и все вместе несем тяжкий груз проклятия. – Расскажите, пожалуйста, – Весения пересела ближе, умоляюще тронула лешего за предплечье, – что тогда произошло в Дремучем лесу? Нам о том очень важно знать… Леший обернулся на тропку, которой ушла жена, прислушался. Вытащил из волос травинку, порвал на мелкие части и развеял по ветру. Тут же в небо взвилась стайка птиц. Сделав круг, уселась на ветви над тропой. – Пошумят, если Малафея с мальцом покажутся, – пояснил леший. Осмотрев замерших собеседников, вздохнул. – Тогда наш лес назывался иначе – Звонкий. И Звонким он был не от того, что птицы в нем пели так, что заслушаешься, они и сейчас рулады выводить горазды, а потому, что звенел от магии. Да. И мы, здешние жители, хмелели от того звона. Леший оторвал кусочек мякиша от хлеба, начал скатывать его пальцами, невольно показывая тем, как волнительны воспоминания. – Вот ты, Веся, спрашиваешь, откуда царица силу такую немеряную взяла. Я сам не знаю, как вышло, но Таисия каким–то чудом потянула магию из лесного источника. Сырую, неуправляемую. Добавив к своей, ведьмовской, и сама пошла вразнос. Горюющую мать понять можно. Да. Чего только в сердцах мы ни кричим, как только ни ругаем виноватых и не виноватых. Царица не сразу поняла, что натворила. Лес ответил на ее проклятия, вот тогда–то из Звонкого он превратился в Дремучий. И то верно, – леший повернулся к Весе, – разве ж ненависть и месть были когда–нибудь светлыми? – Мне понятно, за что царица ненавидела демонов, – произнесла Веся. – Война и все такое. Но как она могла проклясть собственного мужа? Я так поняла, засыпающие духи–хранители и есть царская доля проклятия? – Она самая. Винила царица Крутояра. Крепко винила. У него Алексия шестой дочерью числилась, а у Таисии она первым и единственным ребенком была. Надышаться на нее не могла, а тут собственный отец беду навлек, взял да ударил по важному порту Демонвигга. А аукнулось здесь, в лесу – демоны в ответ разбили Белый замок. Столько люда полегло, страх! Не только в замке, но и окрест него, – леший вздохнул и потер корявыми ладонями колени. Поморщился как от боли. – Месяц потом находили трупы егерей, отчего–то разбредшихся по лесу, да стражников, не успевших вместе с гостьями в замок вернуться. В тот день как раз царевна выбиралась с подружками на прогулку. Когда завалы разгребали, Алексию по красному плащу опознали, потому и решили, что она тоже погибла. Да. Говорят, в столице девочек всех вместе похоронили. Не смогли разобрать, где чей кусочек. – Как страшно все! – Весения не удержалась, всхлипнула, прижала к лицу полотенчико. – Сколько без вины виноватых! – Да, у войны кровавое лицо, – качнул головой леший. – Даже если идет она не на фронте, а в тылу и силами одной ведьмы. Когда Таисия поняла, что во второй раз дочку потеряла, кричала, насылая проклятие на супруга. Мол, с него все началось. Пусть бы Крутояр потерял силу и почувствовал, как тяжко жить, зная, что назад ничего не воротишь. Сами понимаете, била она прямо в точку – для каждого правителя магическая мощь важнее всего. Будь он слабым, стал бы первым? А сырая магия точно вода: не прокопаешь русло, не ограничишь берегами, потечет по собственному разумению. Да. Вот и получилось, что Крутояра лишил сил собственный дух–хранитель. Царь даже до конца войны не дотянул. Леший покачал головой, а Весения и наследник боялись слово проронить, чтобы не сбить пасечника с настроя. – Во дворце, небось, думали, что на том и кончится. Случается же, пусть и нечасто, что хранители погибают, а хозяева следом уходят. Ан нет, не пронесло, у наследника Крутояра тоже через некоторое время лев заснул. С тех пор, считай, ни один царь дольше шестидесяти годочков не вытянул. А встарь бывало и до ста пятидесяти жили. Вот такое вот крепкое оказалось царицы–матушки слово, помноженное на магическую силу нашего леса. Веся только сейчас в полной мере оценила, какая мощь в Дремучем лесе живет, и сделалось ей от того страшно. – Вы очень подробно давнее излагаете. Выходит, когда царица проклятия раздавала, вы рядом находились? – А куда уйти, когда вокруг ветер бушует, деревья ломает и слова проклятия по самым дальним закоулкам разносит? – Архип тяжело вздохнул. – И вы не попытались ее остановить? – демон говорил осторожно, боясь пасечника обидеть. – Отчего же? Урезонивал. Мол, демонов понятно за что проклинаешь… – И этому про демонов все понятно! – Константин сверкнул глазами. – Демоны за свои ошибки сполна ответили. – …болотную шаманку тоже понятно за что казнишь: та слишком уж скора оказалась на суд. Нет чтобы разобраться, сгоряча решила, что перед ней демонский лазутчик, вот и расправилась с Алексией как с врагом – утопила в болоте, – продолжил Архип. – Но девушек, которые хороводы вокруг дерева Счастья водили и виноваты лишь в том, что глупы еще, за что? А Таисия их в трясину загнала и смотрела, как они гнилую воду хлебали, пока вовсе не захлебнулись. – Теперь они мавки? – Они. Таисия назвала их жестокосердными, – скривился Архип. – Наказала песни петь, какие те, будучи живыми, голосили в хороводе. И еще поинтересовалась, когда девки мертвыми всплыли: «Весело теперь вам?». Страшная сила – горе матери. Я кричал, за ноги хватал, пытался остановить. Этим лишь внимание привлек. «Жалеешь их? – спросила меня Таисия. – А себя жалко не будет, когда собственного ребенка взрослым не увидишь? Мечтать станешь, чтобы вырос, женился, стал вам с матерью опорой, а он…», и махнула рукой. Я в то время еще женат не был. Все никак подобрать подходящую не мог – какая баба обречет себя на уединенное жилье в лесу? Ей подавай общение. Да. После укора царицы жил и оглядывался, помня слова, что не увижу своего сына взрослым, разумея под тем, что тот умрет во младенчестве. Потом, много лет спустя, в Неудобе жену встретил. Полюбил. Да. Она сама меня выбрала, говорит, сразу прикипела. Родился Петюнька. А я смотрел на него и думал, какой же срок проклятие ему отвело? Весения плотно закрыла ладонью рот, но рыдания сдержать не смогла. – Ты же сейчас о моем сынишке плачешь? Страх у тебя появился, что скоро помрет? Не терзай себе душу, не надо, – мудрые, но печальные глаза лешего смотрели с укором. – Иносказательно царица выразилась, а магия по своему ее проклятие извратила. Моему Петюне уже две сотни лет, а он все никак не станет взрослым. – А Малафея? Петя ее сын? – Она на двадцать пять годочков Петюни старше, стало быть ей двести двадцать пять. И живем мы все одним днем. Как только подрос малость сынишка, проклятие тут же взяло нас в оборот. Уже давно родители и подружки Малафеи на погосте, а она все думает, что на прошлой неделе с ними виделась. Лишь я один понимаю, что годы идут, а для жены с сыном время остановилось. Каждый год ему одиннадцать отмечаем, ей тридцать шесть, – пасечник отвел глаза на стоящие поодаль сосны, затих, тревожимый страшными воспоминаниями. Гости тоже сидели смирно. Каждый думал о своем. Веся о том, какую силу имеет слово, сказанное в угаре ненависти: «У царицы все кругом виноватыми оказались». Константин, уйдя в размышления, в которых наверняка отводилось не последнее место рыжей ведьме, прижимал ладонью звезду к груди. Птицы беззаботно чирикали, перескакивая с ветки на ветку. Громко стрекотали кузнечики. А где–то там у реки Малафея собирала сынишку, который жевал пирог и радостно демонстрировал улов. Да, жизнь в Дремучем продолжалась. Глава 32. Что может сотворить кровь шестой девы Птицы вспорхнули кричащей стайкой, заставили пасечника обернуться на тропу. – Мои идут, – произнес он с такой любовью в голосе, что у Весении защемило сердце. Леший торопливо провел ладонями по лицу, возвращая себе прежний вид ничем не примечательного мужичка. – Не тревожьте Малафею разговорами о проклятии, она у меня хоть и крепкая телом, душой ранимая. Может всю правду и не вынести. – Мы понимаем, – торопливо заверила его Веся. – Ну, много ли нарыбачил? – крикнул Архип бегущему к нему сынишке. Улыбаясь, расставил для объятий руки. Возбужденный малец кинулся к отцу на грудь, прижался так крепко, точно они долгое время не виделись. Малафея подошла к столу и, гордясь сыном, показала богатый улов красноперой рыбешки. – Вы посидите маленько, а я пока рыбку пожарю. Она чудо какой сладкой получается, – проворковала женщина и, заманив за собой пацаненка, опечаленного тем, что с Весей не пришла Александра, направилась на кухню. – Ты, родная, не торопись, – крикнул ей вдогонку Архип. – Я гостям наши погреба покажу. Там договорим, – шепнул он собеседникам, поднявшимся из–за стола следом за ним. Пошли куда–то вглубь леса. – Дядька Архип, а разве люди не замечают, что ваша семья не меняется? – Мне личину сменить – раз плюнуть. На то и леший. Я то старый, то молодой. В Кружель всегда без жены и сынишки езжу. Им без надобности. Как сказал уже, оба уверены, что у тещи только–только гостили. А если увидят кого постороннего в лесу и поговорят с ним, то к своим знаниям еще и эту ниточку вплетут. Так и живем. – Но тогда получается, Малафея не может знать женщину из Неудобы, что недавно родила от демона синеглазого ребенка? – Весения не могла не спросить о наболевшем. Константин, сверкнув синими глазами, хмыкнул, что не скрылось от внимания ведьмы. – Было такое, родила, – подтвердил вдруг Архип. Веся бросила укоризненный взгляд на задравшего бровь демона, мол, чего хорохоришься? Думал, пронесло? А нет, правду люди говорят, крутил шашни с кем–то из Неудобы. Даже знаю с кем… – Но случилось то чуть ли не две сотни лет назад. Говорю же, Малафея прежние события с сегодняшними путает. Но тут уж ничего не поделаешь. – А как же тогда разговоры о неудачах медведей? Ведь сватовство Бурмила и его шашни с Захарией – дела вовсе не давние. А Малафея еще уточнила, что сама по подружкам бегала и сплетни собирала. – И здесь объяснимо: о Бурмиле я сам ей рассказал – услышал на ярмарке и поделился. Не знаю, как там бабий мозг устроен, но через некоторое время она мне эту же новость с воодушевлением пересказывала, мол, услышала от подруг. А я только поддакивал и глаза закатывал. Что уж.