Я удивленно воззрилась на него. Люция довольно улыбнулась и отправилась к своей лошади. А я приблизилась к Эдвину и прошептала: – Зачем? Он елейным голосом посоветовал: – Ты в зеркало посмотри, когда в дом зайдешь. Я невольно потянулась ко лбу. Ректор перехватил мою руку и прошептал: – Вид у тебя – краше в гроб кладут. Поехали. До имения Кантвеллов добираться пришлось не меньше часа. К тому времени, как мы проехали через ворота, я была готова съесть все что угодно. А еще хотелось упасть в кровать и проспать хотя бы сутки. Пока мы шли в столовую, я решила воспользоваться советом Эдвина и заглянула в одно из зеркал. Лучше бы я этого не делала. В гроб, может, и похуже кладут, но лицо у меня было зеленое. Я заметила подозрительный взгляд хозяйки дома и попыталась выдавить улыбку в ответ. Та поспешно переключила свое внимание на Эдвина, но на ее лице отразилась напряженная работа мысли. За столом я еще острее ощутила голод. Люция продолжила задумчиво наблюдать за тем, как я сметаю закуски. Но когда я в ответ одарила ее вопросительным взглядом, она спохватилась и обратилась к Эдвину: – Знаешь, я позвала тебя сюда не просто так. Хотела рассказать тебе кое-что еще, но не при господине Лоуэлле. Я замерла с вилкой в руках и вся обратилась в слух. Эдвин откинулся на спинку стула и смерил свою бывшую любовницу оценивающим взглядом. А затем равнодушно произнес: – И что же это? Люция помедлила, а ядонесла вилу до рта и теперь сосредоточенно жевала в ожидании ее ответа. Но вдова бросила на меня многозначительный взгляд и сказала: – Может, не стоит волновать твою супругу? Поговорим в кабинете… – Нифефо фодобнофо! – возразила я. И, проглотив очередной кусок перепела, добавила: – Я должна знать о то, что творится в наших землях. Люция снисходительно начала: – В твоем положении, Лина, стоит беречь себя, а не ездить на лошади и выслушивать плохие новости. Я не высказала все, что о ней думаю, только потому, что поперхнулась морсом, который в этот момент отхлебнула. Она считает, что я жду ребенка?! Но потом я вспомнила свое зеленое лицо после скачки и нездоровый аппетит. Эдвин вскинул брови, смерил меня задумчивым взглядом, а после этого произнес: – Что ж, поговорим после обеда. Лине и правда сейчас нужно себя поберечь. Я закашлялась еще сильнее, и он заботливо похлопал меня между лопаток. Остаток обеда они болтали о какой-то ерунде, а я мрачно поглощала еду. Надо отдать должное повару – великолепны были не только куропатки, а пробуждение огненной элементали подстегнуло аппетит. Я подумала о том, что если после каждой тренировки буду поглощать обед с такой скоростью, скоро и свекровь уверится, что ее предположения верны. После того как мы вышли из столовой, Эдвин заявил: – Лина, отправляйся во двор и прикажи готовить лошадей. Я скоро приду. После этого он удалился вслед за Люцией. Я отметила, что они пошли не в сторону лестницы. А значит, кабинет располагался на первом этаже и беседовать они будут там. На дворе лето, окна скорее всего открыты… Дворецкий распахнул дверь, и мне ничего не осталось, кроме как выйти во двор. Отдавать приказы не понадобилось .Вышколенный слуга держал под уздцы наших коней. Нужно было соображать быстро. – У вас такой чудесный сад, – доверительно сообщила я. – Пройдусь, пока мой муж разговаривает с госпожой Кантвелл. Конюх не посмел мне возразить, и я побрела по тропе. Как только я завернула за угол, сразу прижалась к стене дома и начала красться вдоль окон, пока не услышала голоса. К счастью, в саду никого не было, поэтому я вползла за розовый куст и навострила уши. Слышно было досадно плохо. На миг внутри вспыхнул жар. Я зажала лоб ладонью, но печать тут же погасла. А вот слышно стало лучше. Это что, так работает огненная элементаль? – …лисья шкура? – мрачно переспросил Эдвин. Люция охотно подтвердила: – Именно. Лисья шкура, вся изорванная клыками. И к ней был прикреплена записка. Вот эта. Я услышала шорох разворачиваемой бумаги, и в комнате воцарилась тишина. Эдвин молчал долго, а я молилась, чтобы они начали обсуждать содержимое записки. – Что это значит, Эд? – дрогнувшим голосом спросила она. – Кто оставляет подобные вещи? Нежели Фло и остальных… – С Линой все будет хорошо, – оборвал ее Эдвин, и я услышала удаляющиеся шаги. Щелкнула ручка двери, а затем Люция позвала: – Эд… – Что? – сухо бросил мой фиктивный супруг. – Я помню, как ты переживал, когда это случилось с Маргаритой. Если тебе будет нужна помощь или поддержка, ты всегда можешь найти ее здесь. В ее голосе прозвучало тепло. А еще – искреннее беспокойство. Эдвин вздохнул: – Знаю. Спасибо, что не стала показывать это Лоуэллу. Мне показалось, что Лю приблизилась к нему, и какое-то время они стояли рядом. Я жадно ловила обострившимся слухом звуки, доносящиеся из комнаты, и пыталась погасить в себе ревность. Дверь хлопнула, и раздались шаги хозяйки дома. Я выскользнула из-за куста и со всех ног припустила к углу дома, на ходу стряхивая прилипшие травинки с одежды. К тому времени как Эдвин вышел из дома, я уже гладила морду своего коня. – Что так долго? – укоризненно спросила я. – Прости, – внезапно сказал Эдвин, и я потеряла дар речи от удивления. Ректор помог мне вскарабкаться в седло, и только после этого вскочил на своего жеребца. За воротами мы почти сразу пустили коней в галоп. В Хэлмилэн мы въехали ближе к вечеру. Остановились в самой богатой из местных гостиниц, Эдвин заказал комнаты и обед. Нам достался столик в углу, и народу было немного, но мне все равно было не по себе. Эдвин был как-то особенно мрачен. Я бы сказала, настроение у моего фиктивного мужа было траурным, и я впервые видела его таким. Меня так и подмывало расспросить о записке, но я каждый раз натыкалась на тяжелый взгляд и молчала. Только после того, как откусила теплый бок булочки с корицей, я решилась. Медленно дожевала и осторожно начала: – И о чем же тебе рассказала Люция? Эдвин опрокинул в себя бокал вина и буркнул: – Не важно. Но я продолжала настаивать: – На тебе лица нет? Что случилось? – Тяжелые воспоминания. Не обращай внимания. Он налил себе еще вина и залпом осушил бокал. Я хотела заговорить снова, но Эдвин приказал: – Возвращайся к себе. Сиди в комнате, никого не пускай и не высовывайся, ясно? После этого он подозвал одну из служанок и попросил: – Проводите мою супругу наверх и проследите, чтобы ее никто не побеспокоил. А мне – бутылку “Артейской звезды”. У меня глаза на лоб полезли. Даже не от цены знаменитой настойки, которая была баснословной. “Артейская звезда” – очень крепкий напиток, и мне стало совершенно ясно, что сегодня мой супруг твердо намерен напиться. Я была так обескуражена, что покорно пошла за служанкой. Эдвин никогда себя так не вел, и о причинах оставалось только гадать. Меня ждала чистая комната с кроватью, которая могла вместить двоих. Но я поняла. что уже привыкла к огромному ложу в доме Рокфоссов. И только в этот момент я поняла, что понятия не имею, где собирается ночевать Эдвин. Здесь, со мной? В соседней комнате? Или… отправится к очередной любовнице? От новой порции размышлений и страданий спасла усталость. Силы покинули меня, и я стала готовиться ко сну. Оказалось, что ректор догадался прихватить кое-какие вещи, и у меня была сорочка. С короткими рукавами и целомудренной горловиной без выреза. Правда, подол не доходил даже до колен. Но я так устала, что махнула рукой и завернулась в одеяло. И почти сразу же провалилась в сон. Меня разбудил жар. Огонь внутри ворочался под печатью. Она не вспыхивала на лбу, но чувство было настолько неприятным, что спать стало невозможно. Я обреченно ворочалась в постели, когда в двери повернулся ключ. Я резко села на постели, и в тот же миг вспыхнул магический фонарик. Эдвин ввалился в комнату и запер дверь. Со второй попытки призвал элементаль и каким-то чудом сотворил охранное заклинание. Затем неровной походкой направился к стулу. – Эдвин… – обреченно пробормотала я. Ректор махнул рукой и сказал: – Спи, я на полу лягу. Язык у него заплетался, а пальцы путались в пуговицах жилета. Я покосилась на пол и не увидела там ни матраца, ни одеяла. Эдвин в это время справился с жилеткой и сбросил сапоги. А затем добрел до кровати, рухнул на нее рядом со мной и засопел. Магический фонарик погас, и в комнате стало темно. Кровать была гораздо уже,чем дома, и я постаралась лечь на самый краешек, чтобы оказаться подальше от ректора. Печать продолжала ворочаться, но я крепко зажмурилась, надеясь, что мне все же удастся уснуть. Не удалось. Огонь победил, и на лбу расцвело рыжее пятно. Меня начало трясти и бросать то в жар, то в холод. Внутри начала нарастать боль. Я не придумала ничего лучше, чем развернуться и уткнуться лбом в спину Эдвина. Огненная элементаль начала успокаиваться, и я прильнула к ректору всем телом, надеясь усыпить ее. Сердце колотилось как бешеное, а Эдвин внезапно шевельнулся во сне, поймал мое запястье. Утвердил мою руку у себя на груди и успокоился. Теперь мы лежали в обнимку. Огненная элементаль внутри засыпала медленно, а я старательно убеждала себя, что ничего предосудительного между нами не происходит.