— Хорошее было время, — вздыхает Эчизен, а потом рассеянно взмахивает ладонью, будто пытаясь ухватить какое-то фантомное забытое воспоминание. — А еще ты только и болтал, что о том мальчишке… Как там его звали? Тот, с которым ты вырос? Ручка в пальцах у Рида дергается и замирает. Капкан издает жесткий, скрежещущий звук, но из него еще есть шанс выбраться, и Рид пытается: — Ваше преосвященство, вы же меня знаете. Я компанейский парень. У меня этих друзей почти столько же, сколько недругов. — Он щелкает пальцами. — Могу перечислить всех в хронологическом порядке. — Эйдан. — Да подождите отказываться! — Я говорю про конкретного твоего друга, — обманчиво мягко прерывает его епископ. — И ты об этом знаешь. Конечно, про конкретного, старый ты урод, и Рид понял, что ты понял, что Рид понял. Но знаешь что? Иди к черту. И этот кое-кто конкретный тоже пусть идет к черту. Дудки. Рида ждет лодка до Куала-Лумпура, понятно? Рид злится и оттого даже не шутит в ответ. — Видишь ли, в чем дело, Эйдан… Я сказал, что ты очень удачно оказался в городе. — Епископ медленно поднимается с кресла и также медленно обходит стол. — Не только потому, что сейчас дому Господню очень пригодились бы твои таланты, хотя я их и не умаляю. Давай я расскажу с самого начала. Он останавливается сбоку от Рида, сложив руки за спиной и рассматривая застекленный винтажный сервант, в котором выставлены иконы. — Оттиски Карл сбыл мелкому дельцу по имени Сиритат Чантара. Господи, это что, Чопинг? У него есть нормальное имя? Вот она, главная новость дня. — Денег выкупить у Карла оттиски в одиночку у Сиритата не было. Поэтому ему пришлось быстро искать сообщника. И он нашел одного. Рид тут же проводит связь с предыдущей темой разговора. О, черт. Нет. Нет-нет-нет, только не говорите ему, что этот узкомордый придурок… — Они договорились продать их «Желтым Тиграм», группировке из Сурабаи. Но сообщник Сиритата обманул и его, и покупателей. Украл оттиски и скрылся. Черт, вот дегенерат, с глухой злобой думает Рид. — Это Сиритат рассказал, когда Салим его навестил. Правда, вместе с Салимом его решил навестить и Картель — к сожалению, слухи в этом городе расходятся быстрее, чем Господь карает неугодных. Но в любом случае и мы, и они опоздали. Оттисков у Сиритата уже не было. Воровать из-под носа у Картеля, ну ты и… — Поэтому, пожалуйста, Эйдан, — епископ поворачивается к нему лицом и мягко просит: — Отметь на карте все места, где мог лечь на дно твой друг Хитрец Мо, про которого ты так часто травил байки. Поправочка: Хитрец Мо был его недругом, но Рид уверен, что сейчас епископа не интересуют такие нюансы. Да и байки, которые травил про него Рид, носили не однажды-мы-как-то-с-моим-приятелем характер. Скорее их сюжет можно было уложить в предложение: «Ага, Мо снова что-то замышляет, пойдемте сломаем ему нос». В общем, может, вступив в Церковь, Рид и трепался о нем — но только в уничижительном ключе, понятно? Бесполезный кусок безмозглого дерьма. Воровать то, на что охотится Картель, да Рид поверить не может, что этот прыщ решится на такое… Его же теперь убьют. Сваливай, говорит он себе. Это не твои проблемы. Твои проблемы, говорит он себе, — это Руссо, который хочет снять твой скальп и съесть его с красным вином, а не идиот, который в тринадцать лет чуть не переехал тебя на мопеде. Отметь на карте то, что они от тебя хотят, говорит он себе, а затем нарисуй поверх огромный член, если хочешь, — и, ради всех святых, руки в ноги и пошел отсюда. Вслух Рид говорит другое: — А что, если… — почему-то произносит его рот, — если я сам его найду? Если бы можно было вырубить себя, Рид бы себя вырубил. И отпинал бы по ребрам бесчувственное тело. — О? — улыбается епископ. — Я-то думал, ты уже успел составить план побега. В конце концов, именно в этом ты хорош… — Он смотрит на него хитро. — Неужели решил задержаться в родных пенатах? — Я найду его вам, — повторяет Рид упрямо, — окей? Без шуток, ваше преосвященство. И если эти ваши скрижали Завета у него — я их вам верну. Капкан со скрежетом захлопывается. Эчизен улыбается — и на этот раз есть в этой улыбке что-то триумфальное. Он молча возвращается к столу, а Лестари помогает ему сесть — в последнее время у старика, видимо, совсем плохо с ногами. — Очень хорошо, — кивает епископ. — Очень хорошо, Эйдан. Я верю, что ты сможешь найти Хитреца Мо быстрее, чем Картель. Ты ведь сможешь? И смотрит на него в упор. — Ладно, договорились, — говорит Рид так, будто, согласившись, он делает всем одолжение. — Но у меня одно условие. И он скрещивает руки на груди. — Церковный шмот я больше не надену. Глава 3 На следующий день Риду выдают бойскаутский стартер-пак: «Глок», нож и церковный костюмчик. Все казенное, костюмчик новенький, с сияюще-белой, цвета «стрелять-вот-сюда», колораткой, а пистолет — старый и щербатый. Утро Рид проводит в часовенке на территории церкви, завтракая арахисом с колой, приводя оружие в приличный вид и наблюдая за тем, как Нирмана намыливает шею курьерам, заносящим выручку. То ей не хватает, то ей слишком много, то в следующий раз за тебя башлять никто не будет, щенок, — в общем, Нирмана как была чем-то средним между полным дзеном и праведным насилием, так и остается. В своем строгом сестринском одеянии она всегда выглядела сдержанной и хладнокровной, пока не открывала рот. Для бешеного преступного калейдоскопа, коим является Джакарта, в ней слишком многое остается неизменным. Рид прищуривается, беря на мушку вычищенного пистолета фарфоровую голову статуи Девы Марии. Дева Мария угрозы переносит стоически — вот это яйца, вполне в ее духе. Рид закидывает арахис в рот. Деву Марию загораживает Салим, и при всей гамме спутанных чувств, которые Рид к нему испытывает, пистолет он все же опускает. — Одевайся, и поехали, — бурчит тот и бросает на скамью рядом с Ридом пакет. — Тебе не нравится мое парадно-выходное? — Рид разводит руками: в одной — ствол, в другой — теплая кола, на футболке с принцессой Мулан — шелуха от арахиса. — Я ж говорил: я это не надену. Могу забросить в келью. Будет чем дыры в потолке затыкать. Кельями зовутся комнаты в католически стилизованном зданьице за церковью. В этой халупе живут ящики с оружием, ростовые холодильники для трупов грешников и перебитая аппаратура из нарколаборатории. Каждая келья готова стать президентским люксом для церковников, нуждающихся в защите Господа. Там вчера вечером Рид повесил себе гамак среди контейнеров с сортированным кокаином и навернулся с него всего дважды. Он трет поясницу, ощущая фантомную боль, и повторяет: — В общем, не собираюсь я это надевать и тебе не советую. Последнее, что нам сейчас нужно, — это привлекать лишнее внимание злодейским черным прикидом. — Как мы все тут жили три года без твоих советов, а? — цыкает Салим. — Поднимай задницу, его преосвященство хочет результатов к обеду. Это, конечно, проблемка, но Рид виду не подает и хлопает себя по коленям: — Ну так дадим же их ему! А потом оказывается, что это даже не самая главная их проблемка. Самая главная проблемка играет в тетрис на кнопочном мобильном, уперев колени в переднее сиденье. Они с Салимом стоят на улице под мерзким шипящим солнцем, вместе с ними стоит новенький «Форд», в «Форде» сидит певчий мальчик Андрей. — Ты серьезно? — Рид оборачивается на Салима, обходящего машину перед капотом. — Он нам зачем? Андрей поднимает голову и хлопает круглыми светлыми глазищами, а потом нелепо улыбается. Рид отвечает ему дежурной улыбкой и поворачивается обратно к Салиму, укладывая локти на крышу авто: — Нет, правда. Почему ты с ним носишься? Потому что он единственный, кто тебя слушается? Сколько Рид знал Салима (а это уже… больше десяти лет? У них была годовщина? Какой кошмар!), тот не любил возиться с рекрутами. Его слишком быстро выводил из себя горячий энтузиазм юных доморощенных гангстеров. Но, видимо, повышение в должности накладывает определенные обязательства. Ха, так ему и надо. — Просто не задавай тупых вопросов и сядь в долбаную машину, — Салим не реагирует на подкол: он все еще старается руководствоваться принципами из песочницы типа «не ешь песок» и «не ссорься с теми, кто глупее тебя». Выходит у него так себе: еще бы, Рид все усилия прикладывает, чтобы у него выходило так себе. — Нет, я могу тебя понять, — говорит он в салон, открывая дверцу машины. В машине Салим неделикатно всовывает ключ в замок зажигания, а Андрей тянется костлявой рукой к магнитоле. Рид продолжает, загружая себя на переднее пассажирское: — Если бы меня кто-то так же поддерживал, я бы ценил этого человека и никогда бы не отпускал. — А потом вполоборота шепотом признается Андрею: — Пак Салим тебя очень любит. Нужно будет спросить, зачем Церковь держит этого пацана. Явно не за интеллект, потому что его мозгу требуется секунд пять, чтобы обработать простенькую шуточку. Салим успевает отреагировать быстрее: — Еще слово — и пак Салим выбросит тебя из машины на ходу. В общем, они едут. Список мест, где мог залечь на дно Мо, насчитывает от пяти до бесконечности плюс один. Скользкий сукин сын всегда хотел жить хорошо, но при надобности мог квартировать и в мусорном баке. Рид был уверен: после ядерного апокалипсиса он бы выжил вместе с тараканами. Но начинать все равно стоило с нормальных нычек Мо, а потом уже разгребать помойки. А вот если не повезет, может быть, Андрей им все-таки пригодится. Препедан все еще огромный, убогий и бедняцкий, и Рид все еще испытывает к нему пограничные чувства: отвращение пополам с дежавю. Часть своего детства он проводит здесь: с того момента, как анонимные доброжелатели, также известные как работники соцслужб, выгружают его перед вот этой вот автомастерской. Ну, точнее, раньше на ее месте был нищенский детдом, который потом снесли, а Рид остался на улице. А до того как этот детдом снесли, Мо попытался откусить ему ухо прямо на этой лужайке. Так и познакомились.