Он знает, что начнется дальше. В Джакарте имя Деванторы приравнивается к пальбе, взрывам, глобальным разрушениям; люди, которые чем-то не угодили Картелю, предпочитают умирать сами, не дожидаясь, пока он за ними придет. Басир его обожает — насколько вообще старый хрыч может испытывать к кому-то светлые чувства: Девантора выполняет для него всю грязную работу, делает это хорошо и уже около десятка лет. О Деванторе можно сказать многое. Например, «Появляется Девантора — жди беды» или «Один Девантора плохо, но лучше вообще ни одного», «В здоровом теле — все что угодно, только не пули Деванторы», «Девантора — не мамонт, сам не вымрет» и множество других абсолютно правдивых поговорок. А как известно, беда никогда не приходит одна, так и у Деванторы всегда были приспешники, которые появлялись не в самый нужный момент. — Слышал, Камиллу посадили, — кричит Рид, прощупывая обстановку. — Ага, мы все очень по ней скучаем, — легко отвечает Девантора. — С каких пор Картель вообще сажают? — Так мы сами и посадили. Будет знать, как пытаться заключать сделки с копами. — Она что, тупая? — искренне спрашивает Рид. Девантора прыскает. Вседозволенность Картеля в этом городе переходила все мыслимые и немыслимые границы; что тут еще скажешь, если даже копы здесь существовали как карательная мера от удобных картелевцев для неудобных картелевцев. — Ага, типа того. Но ты не волнуйся, у меня еще остались друзья, которых можно к нам позвать! — Вот ты сейчас блефуешь или как? Рид не надеется, что ему ответят честно. Риду уже все равно: на шкале дерьмовых ситуаций существует такой уровень «плохо», после которого тебе уже плевать, на какой круг ада тебя выбрасывают из самолета. Появление Деванторы разблокирует этот уровень автоматически, как в плохой компьютерной игре. Нужно его отвлечь. Можно подорвать вот эту машину, там сзади есть неплохая клумба, чтобы спрятаться за ней, но так бывает только в кино; можно забросить гарпун на борт лайнера, в полете пристрелить Девантору и сбежать, но так все еще бывает только в кино. — Ты ведь понимаешь, что мы так просидим хрен знает сколько? — спрашивает Рид, подтягивая под себя ноги и кривясь от боли в отбитом бедре. — Давай ты хоть оружие отложишь. Девантора выражает согласие очередной автоматной очередью. — Что там у тебя? — раздается голос Салима в гарнитуре. — Развлекаемся с паком Деванторой, — почти дружелюбно рассказывает Рид, перезаряжаясь. И повышает голос: — Хреновая вечеринка. Музыка просто отстой. Трезвым не вывожу уже. — Ну так ты вылезай — выпьем на брудершафтик! — весело кричит Девантора. — Могу разве что тебя из рук свинцом покормить! — чуть менее весело отзывается Рид, а потом меняет тон: — Он ко мне пристает, Салим. Девантора не унимается: — Мое сердце разбито, Эйдан Рид!.. Так, секундочку, мне звонят. — Конечно, передавай привет! — Рид высовывается, делает несколько прицельных выстрелов, не попадает, прячется обратно. — Так что у вас? Салим? — У нас пустой чемодан. — Это плохие новости. — И Боргес с компанией. — Это новости получше. — Ну так смывайтесь оттуда, в чем вопрос? — Твой Боргес отказывается уходить. Говорит, что они только пришли. — Блин, переходим на общую, — говорит Рид и щелкает колесиком частот. — Эй, Бо, Салим жалуется, что ты чертовски горяч и неудержим. — Так и сказал? — весело хмыкает Боргес. — Я не говорил такого, — устало возражает Салим. На той стороне слышится такая автоматная вакханалия, на фоне которой их с Деванторой перестрелка кажется детским утренником. Рид уважительно присвистывает. Кстати, о Деванторе. Рид слышит его озадаченное хмыканье: — Шумит, стреляет, отказывается уходить, хотя вы уже просите? — О, Бо, тут тоже про тебя говорят, — неподдельно радуется Рид и пытается отстрелить Деванторе голову. — Рид, — на линии снова появляется Салим, — чемодан Шана — с оттисками, у Нирманы пусто. Потрясающе! Еще десять минут назад Рид бы обрадовался: да, класс, оттиски, я возьму это на себя, но сейчас все, что он может взять на себя, — это тяжкий крест смертника, встретившегося с Деванторой. — Зашибись, — шипит он. Салим то ли слишком устал, чтобы переживать, то ли слишком верит в Рида: — Остальное на тебе. Мы выдвигаемся. — Меня тут как бы обстреливают. — Рид наклоняет голову вбок, когда пули врезаются в машину в опасной близости от его головы. — Выкручивайся. Отличный совет, Салим, спасибо. — Я фрилансер. Почему ты вообще мне указываешь? — Потому что я сейчас твой начальник и у тебя нет выбора. Насчет выбора Салим подмечает верно, насчет начальника Салим идет к черту. Вечером Рид просто взломает кладовую и нажрется церковного вина. Отвратительный день! Может, ему обидно, что он тут один (Иголку в расчет брать не приходится), а все его лучшие подружки вместе на другом конце города. Это и называется предательством. Внезапно в наушнике так грохочет, что Рид жмурится и молится за свои перепонки. Когда грохот стихает, он спрашивает: — Что это у вас было? — Все в порядке, — отвечает запыхавшаяся Зандли, появившись на линии. — Это Лопес. Подорвал машину. — Так он у вас вор, снайпер или подрывник? — Рид чертыхается, перекатываясь от одного укрытия к другому. — Девантора, отвали! — Какой ты эгоист! — радостно отвечает тот. В наушнике раздается голос Салима: — Я тебе… гофорил Картефь не трогать? — спрашивает он как-то невнятно. Рид отвечает вопросом на вопрос: — Чем у тебя там рот забит? — Я закуриваю! — Тебя ж там обстреливают? — слышится голос Лопеса. — Я прямо напротив! — И что, теперь мне и покурить нельзя?! Девантора дает залп как раз по тому углу, где сидит Рид. — Вот поэтому ты и не растешь! — громко чертыхается последний. Девантора весело кричит в ответ: — Ты охренел? Я почти метр девяносто! — Да я не тебе! — орет Рид, запрокидывая кольт на плечо и стреляя вслепую, на голос. В следующую секунду он внезапно понимает, что кольт перестает стрелять, а рука, тянущаяся к карману, не нашаривает ту самую последнюю обойму, на которую у Рида было столько надежд. Твою мать. Твою чертову, чертову мать! Он успевает придумать три способа выбраться из ситуации, все три внутренним голосованием признать недееспособными и объявить себя банкротом на приличные планы, когда понимает, что уже секунд сорок не слышит ответной пальбы. — Девантора? — хмурясь, спрашивает он, но не выползает из укрытия. — А? — спрашивают в ответ. — Ты что, пуст?