Салим смотрит на него как на полного дебила. Хмурит короткие темные брови и выдает: — Не ори. У него что, совсем чувств нет? Он думал, что Рид мертв, Рид думал, что он мертв, а первое, что он ему говорит, — «не ори»? Самые лучшие слова в мире. Рид даже не скрывает улыбки, которая превращается в хохот, когда он замечает, что на Салима надето. — Серьезно, чувак? Что это, саронг? Салим, весь обмотанный цветастой тканью в красно-золотых цветах — на вид шелк, изящный витиеватый узор, пышные цветы и вышивка, — мрачнеет моментально. Он начинает шарить рукой рядом с собой, и все еще ржущий Рид понимает, что тот пытается найти пистолет — что, в саронге нет карманов? — и от этого ему становится еще смешнее. — Это не саронг! — Салим почти рычит. — Это просто… какой-то… Мне дали это как халат! Я не могу сейчас носить другую одежду… Рид, твою мать, это не настолько смешно, чтобы так ржать! Но Рид смеется, и со смехом выходит все напряжение последних нескольких часов. Он отчетливо понимает: больше никакого мертвого Салима в его голове. Вот он — живой Салим. Сидит и орет на него, как обычно. Только яркая национальная — женская — одежда вместо черной сутаны выбивается из привычного антуража. Одежда — и комната. Давно Рид не бывал в местах, отделанных так… по-индонезийски. Купольный свод потолка — полностью деревянный, как и полы. Бордовая обивка мебели — большая кровать, подушки на плетеных креслах, драпировка на стенах; круглые низкие столы с мозаичной столешницей. Геометрические узоры, животные на тканях… Впрочем, что еще можно ожидать от этого места. — Тебе идет, — скашливая смех, потому что горло неприятно сипит, говорит Рид. Он слышит, как Салим практически скрипит зубами. — И никакой это не халат, сладенький. — Еще один такой скрип, и им придется искать стоматолога. — Это стопроцентный саронг. — Да просто похож… — Его повязывают именно так. Видишь этот край, закинутый тебе на плечо? Это кембен. А накидка снизу — это баджу. Салим идет пятнами, опуская подбородок, оглядывая себя и растерянно хлопая по тощей груди ладонью. — Я думал… это что-то вроде разновидности сурджана… И в этот момент Рид замечает, что вторая рука у него согнута в локте и твердо зафиксирована толстым гипсом, едва выглядывающим из-под ткани. Он вспоминает слова Деванторы: засранец действительно не соврал. — Как боевые раны? — Рид подходит ближе и кивает. — Хреново все? Салим раздраженно цыкает: ему никогда не нравилось, когда кто-то начинал вздыхать над его здоровьем. — Ну, кость раздроблена в двух местах. — Он отмахивается здоровой рукой — «пустяки». — А так — локтевой сустав не тронут, и ладно. Заживет. — Тут есть где-нибудь руч… Салим понимает его намерения быстрее, чем он успевает договорить. — Я тебе пропишу, несмотря на то что ты уже избит. Даже, блять, не думай. — Но пожелания скорейшего выздоровления больному! — Мы что, в младшей школе?! И ты скорее нарисуешь мне член с глазами, чем что-то пожелаешь! А вот сейчас обидно было. Рид бы пожелал — прибавить пару сантиметров в росте например. — Что мертвый, что живой, — трагически вздыхает Рид, опускаясь на подвернувшийся стул. Ноги тут же начинают ныть. Ребра тут же начинают ныть. Руки тут же начинают ныть. И даже почему-то лицо, хотя до этого он не обращал внимания на боль. Ноет каждая мышца, и существующая, и нет. — Все такой же мерзкий. И крошечный. — Я запачкаю этот дуб твоей кровью, — обещает Салим, хотя от Однорукого Джо эта угроза звучит не так серьезно. Впрочем, Салим в любом состоянии бьет больно. — Это малайский падук, святой отец, — раздается голос от двери. Говорят по-английски. — И Госпожа расстроится, если ты действительно его испачкаешь. — Пак Салим такой маленький в этой штуке! Одну долговязую фигуру Рид узнает и даже рад ей, чего уж там. У Андрея тоже перевязана рука и большой порез на правой стороне лица, но ничего, тут же понимает Рид, заживет. На восемнадцатилетних мальчишках все быстро заживает. А вот рядом с ним — молодая женщина, та, что говорит про малайский падук. И с первого взгляда понятно, что они с Андреем родственники — так похожи. «Младший брат одной из Старших Сестричек», — вспоминает Рид. Она тоже очень высокая, почти одного с Ридом роста. Статная, но изящная, в серебристо-голубом саронге с коротким рукавом. Ей лет двадцать пять, может, чуть ближе к тридцати. Красотка — впору присвистнуть, но Рид слишком уважает женщин и слишком боится Старших Сестричек, чтобы присвистывать одной из них. — Заткнись, Андрей, — рявкает Салим, поплотнее запахивая саронг. Потом смотрит на женщину, проходится взглядом вверх-вниз, понимает, что на них идентичная одежда в разных расцветках, и стонет: — Почему вы не сказали, что дали мне женский шмот?! Алиса! Значит, Алиса. Алиса и Андрей Шестаковы — один попал к священникам, другая к… И смех и грех. В прямом смысле. — Потому что они называются Старшие Сестрички, а не Старшие Братишки. — Рид галантно прижимает руку к груди — ту, что болит поменьше. — Мисс Шестакофф, очень рад. Я Рид, Эйдан Рид. Много о вас слышал от Андрея. Юноша с потрясающим потенциалом! Думаю, весь в вас. — Подождите, я ведь ничего вам о ней не рас… — Счастлив, что наконец-то выпал шанс с вами познакомиться, — перебивает его Рид. — Но… — Очень долго ждал этой встречи. Алиса, осматривая руку Салима, смотрит на Рида смешливыми умными глазами. Видимо, генетика удачно потасовала карты и весь ум и красота достались ей. Рид улыбается ей в ответ. До чего же приятно улыбаться красивой женщине, а не Деванторе! — Это сари? — любопытствует Андрей и тянет за край подола Салима, а тот, кажется, сейчас ударит пацана гипсом. До чего же приятно смотреть на старое доброе дружеское насилие! — Сари носят в Индии, — поправляет его Рид. — Это саронг, но принцип тот же. А где, кстати, Бо? Он меня подвез и сказал, что скоро вернется. Я у него один подарочек оставил… Алиса, выдавая Салиму какую-то мазь — тот принимает ее с самым кислым видом, но не упирается, — безмятежно отвечает: — Госпожа выделила гостям пака Боргеса отдельные дома. Их слишком много, и оружия у них тоже слишком много. Клиентов это может напугать. — Говоришь так, будто ваши клиенты — невинные подростки, а не отпетые бандиты и политики. — Любой клиент важен, — улыбается Алиса. — И с любым клиентом мы должны найти общий язык. По словам Салима, она и Андрей перебрались сюда откуда-то из Лаоса полтора года назад. Рид никогда ее раньше не видел и знаком с ней две минуты, но уже может с уверенностью сказать, что в Старшие Сестрички ее взяли не просто так. За такой улыбкой у Сестричек пряталось одно — угроза. Если клиент был невежлив и отказывался находить с Сестричками общий язык, то потом он оказывался в сточной канаве без этого самого языка. Какой начальник, такие и подчиненные. Кстати о… — А где, — Рид прокашливается, — Госпожа? — Я как раз зашла известить вас, — говоря это, Алиса поворачивается к Салиму. — Она будет ждать вас на ужин в главном доме в семь вечера. Пожалуйста, не опаздывайте. Мы очень ценим, когда гости соблюдают этикет. «Хренокет» — написано поперек лица Салима, но он только угрюмо кивает. Слушайте, а она хорошо на него влияет! Жаль только, по росту они друг другу не подходят. Решив эту тему для шуток оставить на будущее, Рид жалобно говорит о другом: — Это все ужасно мило, но ужин — слишком далеко. Я не ел почти трое суток, нельзя организовать какой-нибудь быстрый перекус, то-се, пиццу заказать? Я был в плену, — добавляет он мужественным голосом. — Меня пытали! Алиса мимоходом ему улыбается: — Я попрошу принести вам сюда, пак Рид, тем более пака Салима скоро снова должна осмотреть врач. Андрюша, — она направляется к дверям и оборачивается к Андрею, который пристраивается на салимовской кровати и снова залипает в телефон. Серьезно, у нынешних подростков проблема с зависимостью от гаджетов. На счастье парня, Салим слишком занят придирчивым разглядыванием Рида, чтобы обратить на это внимание. — Пойдем со мной. — Что там с тобой было? — тут же хмуро спрашивает Салим, как только за Алисой и Андреем закрываются арочные двери. — Ты интересуешься, сильно ли меня мучили или узнал ли я что-то полезное, пока меня мучили? По лицу Салима становится понятно, что, если Рид не прекратит ерничать, мучить его будут прямо сейчас. Впрочем, отвечает он вполне спокойно: — Как тебя били, я вижу. Но раз ты можешь ходить и шутить свои идиотские шутки, значит, ничего жизненно важного они тебе не повредили. — Он хмурится. — Но лицо твое мне не нравится. Рид оскорбляется: — Вот это поворот! — Ты понял, что я имею в виду. Может, тебе стоит… — Почему ты не остановил Боргеса от созыва всей его команды Армагеддона? — перебивает его Рид без следа шутки в голосе. Бывшие сослуживцы Боргеса, в обычное время раскиданные по миру и занимающиеся своими делами, превращались в Неудержимых, когда Боргес бросал им клич: бывший «эскадрон смерти» был настоящим оружием массового поражения. Пятнадцать бойцов, в одиночку захвативших военную базу тихоокеанского картеля и устранивших Альфонсо Чучо Солеро, метамфетаминового короля. Пятнадцать бойцов, зачистивших Лос-Рамонес — город-переправу на героиновом маршруте в США. Пятнадцать бойцов, при упоминании которых в свое время латиноамериканские наркобароны стучали по дереву, чтобы не призвать беду. А после — пятнадцать бойцов, испугавших собственное правительство настолько, что оно приказало их устранить. Конечно, неудачно. — С чего это? — подтверждая мысли Рида, Салим отводит взгляд и пожимает плечами. — Мы думали, что ты, скорее всего, мертв. Нирмана все время трещала, — Рид пытается представить себе все время трещащую Нирману, — про вероятность одного к пятидесяти, я ей прописал, потом она прописала мне, а потом Картель решил проделать в нас пару лишних дырок и слегка пострелять по Церкви. Ну, — он ухмыляется, поднимая взгляд, — а Боргес решил слегка пострелять по Картелю. То, что устроили ребята Боргеса, — это скорее антоним к слову слегка.