— И что, старый хрыч согласился на такие меры? Это было ужасно мило с вашей стороны, но его преосвященство? — Рид выискивает положение, при котором ребра не будут так сильно ныть, и качает головой. — Применить Боргеса в этой ситуации — это не просто начать войну, а нажать ядерную кнопку, ты же понимаешь? — Ну, в тот момент я его не спрашивал. Рид недоверчиво замирает. Салим — что? — Нет, я, конечно, извинился, — сквозь угрюмость в том пробивается небольшое самодовольство: видимо, из-за вытянувшегося лица Рида. — Но уже после того, как горящую башню показали по международным новостям. Тут у Сестричек спутниковое, — Салим ухмыляется, — смотрели по Би-би-си. Он псих, восхищенно думает Рид. — Ты псих, — пренебрежительно говорит Рид. — Тебя должны были уволить. — Да ну, епископ бы не стал увольнять меня по телефону. — Так его нет в городе? — Уехал в Бандунг. Должен вернуться вечером. Будем решать, что делать дальше. То, что епископ куда-то уехал, значит, что он как минимум жив. То, что он уехал именно в Бандунг, значит, что ждать, пока Басир всех перестреляет, он не намерен. Но то, что он уехал, не означает, что он уехал целым и невредимым. В его возрасте… Салим трет пальцем вышивку на саронге, косится на Рида, ловит его взгляд и закатывает глаза: — Я эвакуировал его первым, когда понял, что к чему. С ним все в порядке. — Сначала стариков и детей, да? — Рид коротко смеется. Все то, что сначала казалось таким неотвратимым и жутким, вдруг оказывается просто страшилкой. Действительно, как он мог подумать, что старика, которого он сам через день порывался прирезать в подростковом возрасте, прикончит какой-то обстрел? — Шипел мне в трубку насчет расходов на реставрацию, — Салим тоже смеется, и Рид в этом смехе отчетливо слышит облегчение. Не успевает смех утихнуть, как двери снова распахиваются и помещение визуально уменьшается в два раза. Потому что в комнату вваливается Боргес. Боргес, который размахивает сумкой. — Парни отдыхают, — довольно заявляет он, в три размашистых шага преодолевая расстояние до кровати, швыряя туда сумку и растягиваясь там же звездочкой. Салим ворчит, что вообще-то эту комнату выделили ему, пусть катится в свою и там ложится как ему угодно. — Им здесь так нравится! Они здесь до завтра, но им прям жалко уезжать. — Ну, это им у Старших Сестричек нравится, — поправляет Рид. — Красивые девушки в саронгах, — он коротко ржет, косясь на Салима, а у того, кажется, лопаются сосуды в глазах, — вкусная еда, интерьеры, как с обложек журнала, сервис по высшему разряду… Они не ходили в дома утех? Там… — Рид! — Ладно, ладно, — если честно, у него не слишком много сил на то, чтобы залихватски хохмить. — Чего ты на меня орешь? У меня для вас сюрприз. — Ненавижу сюрпризы, — говорит Салим. — Этот тебе понравится, — обещает Рид. — Бо, кинь-ка сумку. — Ты мне ее сказал стеречь, и я стерег, — напрашивается тот на похвалу, подгребая сумку и передавая ее Риду. — Что там? — Золото скифов? — воскрешает старую шутку Рид. Боргес возмущенно хлопает себя по колену: — Хрустальные дилдо! Это были хрустальные дилдо! — Да прекрати, мой вариант претенциознее. — А мой — смешнее. — Так, это моя сумка, я и решаю, что внутри, — машет руками Рид, — оставь свои варианты при себе. Короче, Салим, это лучше, чем золото скифов, открываю, смотри внимательно… Боргес обижается: — Ты никогда не даешь мне победи… Ни хрена ж себе! — Эйдан, — вторит ему Салим. — Это что… — Итак, господа. — Стоя над расстегнутой сумкой, Рид сияет самодовольством и разводит руками. — Поздоровайтесь со скрижалями. * * * Когда Николас погружен в работу, он едва тебя слушает, но Кирихара к этому давно привык. В академии с ним невозможно было разговаривать: Николаса натаскивали на Управление стратегической разведки, и это место ему было получить чрезвычайно важно. Технических аналитиков в Службе было много, и, чтобы выделиться, Николасу нужно было быть лучшим. Работу он в итоге получил. Прежде чем жизнь столкнула их на этой операции, последний раз они виделись полтора года назад — в главном штабе в Вашингтоне, где Николас теперь имел личное место и удостоверение с внушительным «агент Лейн». При этом всегда искренне Кирихару удивляло, что, несмотря на стремление обойти других в своей сфере, в общении Николас был невероятно тихим и мягким человеком. Это объясняло, почему они ладили: только мягкий человек мог вытерпеть бесконечное ханжество Кирихары. — Какой же он мутный, — цедит Кирихара, смотря на Арройо сквозь щелку в раздвинутых жалюзи. Тот курит и разговаривает с кем-то по телефону, упершись бедром в перила второго этажа. Свет фонарей парковки высвечивает его смуглое филиппинское лицо так, что оно кажется почти зловещим. — Точно, — невпопад отвечает Николас, ссутулившись над столом и бесперебойно стуча клавишами. На этот раз у него в комнате достаточно розеток, чтобы подключить все свои ноутбуки разом, — еще ночью такой роскоши у него не было. После «ситуации», как ее называло начальство, они сменили три места дислокации. Арройо курил чаще, чем обычно, а Бирч молчала, отдавая им короткие приказания, когда требуется, — что ж, немудрено. Кажется, после расстрела Церкви весь город замер в наэлектризованном ожидании: кто следующий? Кирихара очень надеялся, что сегодня Бирч справится со своей задачей и следующими будут не они. «Дафам Тераскита», мотель проамериканского типа, в котором они осели сейчас, находится за пределами Джакарты. Длинное низкое здание буквой П с бордовой черепицей, внутренний двор — парковка. Дешево и сердито, и останавливаются в таких обычно туристы, пережидающие ночь перед путешествием по Яве, — зато из окон отлично просматривается периметр. Это Кирихаре объясняет Эйс, прежде чем вместе с Бирч уезжает следить за подозрительными перемещениями в Картеле. Николас и Кирихара остаются с Арройо — единственным среди них троих подготовленным полевиком. — Да с кем он там вообще разговаривает, — бормочет Кирихара, наконец отпуская жалюзи. — Угу. Вот-вот. Разве это не подозрительно? С кем можно трепаться, находясь на засекреченной миссии? Со своей бабулей? — Мне это не нравится… — Хмм. Может быть, на самом деле в нем больше говорят раздражение и паранойя, чем реальные подозрения насчет Арройо. Инспектор откровенно его бесил: может быть, ему не привыкать бросать людей на верную смерть, может быть, он делал это так часто, что ему легко сразу взять себя в руки. Но Кирихаре — нет. Кирихара каждую минуту жалеет, что, когда ему позвонили, он согласился на эту самоубийственную затею. Кирихара просто хочет обратно в Майами, понятно? Мысли, вернувшись в мучительный цикл, начинающийся и заканчивающийся звуками стрельбы в коридоре Хамайма-Тауэр, снова занимают голову, и Кирихара устало опускается на жесткую кровать. В двухместном дешевом номере нет кондиционера, из матрасов торчат пружины, а в светильнике на потолке перегорели две лампочки из пяти. От этого Кирихара еще желчнее, чем мог бы быть, — а когда он нервничает, он и без того сварлив. Добавьте к этому барахлящий смеситель, подозрительного Арройо и — ах да! — то, что три дня назад Кирихара впервые бросил умирать человека. Николас, в этот момент тянущийся к другому концу стола, чтобы снова нажать на кнопку чайника, оборачивается к нему и неуверенно спрашивает: — Ты в порядке? «Я разделаюсь с ними и вернусь за тобой», — говорит голос Эйдана Рида у него в голове. Затем — снова выстрелы. — Да, — врет Кирихара, с силой массируя глаза под очками. — Ты нашел что-нибудь? Вопрос Кирихара задает, просто чтобы отвлечься от уже измучивших его мыслей, но Николас таких тонкостей не замечает. Он только отпивает кофе из своей термокружки — Кирихара уже сбился со счету, Николас пьет кофе без перерыва — и чешет вихрастый затылок. — Ничего конкретного. Просто… — И на несколько секунд замолкает, глядя на экран. С места Кирихары не видно, что там, зато видно, что в глазах Николаса бежит какая-то сложная мысль, — и он тянет, укусив край чашки: — Пвосто сто-то не сходифся. Вот, смотви. — А следом отставляет чашку и начинает стремительно перебирать по клавишам; Кирихаре приходится со вздохом подняться, чтобы обойти стол и встать за его плечом. — Это досье на Масао Супармана. Узнаешь? Узнает. В одном из окон — фотография того с крашеным хохолком, правда на ней он бритый под ноль. Да и хохолок, надо признаться, идет ему больше. — Ну, — вздыхает Кирихара, — да, тот из отеля. Имена налетчиков, напавших на них первыми и укравших оттиски, Николас вычислил довольно быстро. Цели были понятны: воровали ребята не для себя, а для Картеля. Тем не менее что-то не давало ему покоя. Кирихаре же не давало покоя то, что, если бы не эти придурки, ничего из этого ему сейчас бы проживать не пришлось. Спасибо за увлекательный жизненный экспириенс, ребята. Плюнуть бы вам в лицо. Николас, как хороший друг, ему сочувствовал, но переживал о другом: — Именно, — кивает он несколько раз подряд. — Все вроде гладко. Масао отсидел шесть лет, вышел в две тысячи пятнадцатом, был сокамерником вот этого, — несколько стремительных движений по тачпаду, — парня. Куват. Фамилии нет, в паспорте записан как «сын Кирии и Касиха». — Он рассеянно отпивает кофе, кажется даже не замечая этого. — Это у них тут обычная история. И Куват был знакомым лицом — тоже из отеля, угрюмый бородач.