Рид толкает дверь плечом, прислушивается. Та выходит на лестницу вниз, шагов не слышно, только звуки перестрелки вдалеке. Спустя секунду он начинает спускаться. Что приводит американцев на встречу Церкви и «Тигров» (то есть, поправочка, Картеля), понятно даже идиоту, а Рид, несмотря на расхожее мнение и едкие комментарии Салима, не идиот. Вероятно, их план, ясный и простой, звучит как «затеять перестрелку и стащить оттиски под общий гам». Прискорбно. Мадам Бирч могла бы придумать что-нибудь и получше, умная же тетка. Но, скорее всего, вариантов «получше» у них не осталось. Бедная-несчастная Служба в одночасье осталась без союзников и без героя, генерирующего потрясающие, хитрые планы. Неудивительно, что они пристально следили за передвижениями Церкви и Картеля: так, наверное, и вышли на оттиски. Ну ничего. Захотели — получат. Внизу оказывается небольшой коридор с высокими потолками и парой старых скрипучих железных дверей. Идти отсюда некуда, и Рид ухмыляется, поднимая пистолет. — Скажи мне, скажи мне, малыш, — в пустом железном коридоре эхо его голоса проникает в каждый угол, — почему ты бросил меня… Сам себя загнал, мальчик. — Мыслями витаю в облаках… — Первая пара дверей: на той, что слева, — ржавый висячий замок, та, что справа, завалена коробками. — Ничего не обременяет меня… Мне стоит быть мудрее… Рид останавливается между следующими дверями. — …И осознать, что у меня… Слева — покореженная, будто бы в нее что-то с силой врезалось посередине, — заперта. Справа — прикрыта. — …Без тебя одной проблемой меньше. За ней раздается шорох. И он расстреливает дверь в упор. * * * Рид распахивает дверь, уже почти входит, но вовремя отпрыгивает в сторону: в него летит ржавое ведро. Господи, кто же так гостей встречает? — Ну вообще-то я просто поболтать… Ведро со звоном врезается в дверь, Рид навскидку палит Кирихаре в ботинки, в два шага преодолевает расстояние между ними и бьет его с ноги в живот. И добавляет: — Но ладно, давай займемся зарядкой. Кирихара отлетает в стойку с пустыми коробками и банками с краской. Стойка опасно шатается, но не падает. Рид дает ему время собрать себя с пола и прихорошиться, а сам мажет взглядом по комнате. Пыль, пыль, пыль; углы — коммуналки для пауков; щербатый бетонный пол; стеллажи на просвет — прятаться особо негде. Они здесь одни. Кирихара делает тупой, совершенно бессмысленный выпад вперед. Ему столькому еще нужно научиться; жаль, что он не успеет, потому что такими темпами скоро сдохнет. Рид вспоминает их романтичное последнее расставание и исправляется: ладно, не то чтобы жаль. — А дела-то у тебя как, Кирихара? — наигранно весело спрашивает он и правой рукой заряжает ему в челюсть. — Спишь спокойно? «Заряжает» громко сказано: Рид ударяет в полсилы, но Кирихара хрипит, будто бы его машина переехала, не меньше. Рид не намеревался драться с ним всерьез: так, попугать страшными глазами да звуком его собственных сломанных костей. Но Кирихаре, видимо, очень срочно нужно в Вальхаллу, потому что он пытается ударить его в солнечное сплетение. Рид бьет его стволом по пальцам и фыркает — уже без веселых ноток: — Руки-то не распускай. Кирихара растирает кровь с разбитых губ по лицу, смотрит загнанно и зло. Ну ты первый начал, чего обижаешься? Когда Кирихара пытается подняться, Рид ногой толкает его обратно на пол. Тот не сопротивляется и на дуло не смотрит — только на Рида. Страшно, удовлетворенно понимает тот, ему страшно. Перепуганный и в крови, Кирихара совсем не похож на себя в глаженых штанишках, закутанного в парчу снобизма. Рид смотрит на него — на этот перепуганный взгляд — и с мрачной радостью думает: ну хоть сейчас ты настоящий. — Да ладно тебе, чего ты так боишься? — Он присаживается перед ним на корточки. — Я не сделаю тебе больно. Кирихара старается выглядеть так, будто проводит тут время с Ридом из чистой вежливости, но попытка заранее обречена на фиаско. Окровавленная рожа и то, как он распластался на пыльном полу, светскости этому рауту не придают. Однако, даже в крови и перепуганный, Кирихара все равно за словом в карман не лезет: — Звучите, — он шумно сглатывает, — как психопат. Рид снисходительно хмыкает: о, этот парень еще не видел его психопатичную сторону. Много чести. — А не надо меня кидать, и я не буду вести себя как психопат. Саквояж он скидывает с плеча на пол как бы между прочим (но звук от звякнувших внутри металлических пластин получается хороший, звонкий) и вплотную приставляет пистолет к костлявой груди Кирихары. Риду хотелось бы, чтобы пацан бросил взгляд на скрижали, скосил глаза, да хотя бы моргнул в их сторону — давай, вот же они, смотри, вы ж за этим тут, — но Кирихара не смотрит. Едва дыша, чтобы дуло не впивалось в ребра, он затравленно глядит на Рида. Не смотри на меня, хочется вздохнуть. Смотри на оттиски. Или извинись, покайся в том, что был плохим мальчиком, пообещай больше никогда-никогда, а потом смотри на оттиски. — Ну что, никаких начальников, которые бы тебя спасли? — прощупывает почву Рид, стараясь не отвлекаться на желание получить сатисфакцию. У него не так много времени: нужно успеть развести Кирихару на сделку века, прежде чем его американские друзья лишат Картель не только будущего главы, но и других конечностей — не говоря уже о Церкви. Чем быстрее они уйдут, тем лучше. И так уж и быть, во имя церковного блага Рид готов пожертвовать эти чудесные оттиски дорогим агентам, не благодарите. — Может быть, ваш Капитан Америка спрыгнет ради тебя с крыши? — фыркает он. — Не небоскреб, конечно, но тоже ничего. — Вам не кажется, что вы реагируете чересчур остро? Дуло упирается Кирихаре в щеку, заставляя его отвернуть голову, которая не может держать язык за зубами. Черт, ему нравилось это в пацане. Правда, нравилось. Рид смеется: — О, заткнись! — И взводит курок. — За кого ты меня принимаешь? Никакого «остро». Если было бы остро, я бы швырял тебя по этому подвалу, пока в тебе целых костей бы не осталось. А так, — он пожимает плечами, — мы с тобой просто болтаем. Этот треп явно действует Кирихаре на нервы: его взгляд замирает где-то в дальнем углу помещения. Он прекрасно осознает, чем все это может закончиться. Чем все это могло бы закончиться, если бы Рид стрелял в каждого, кто его бессовестно кидает. Рид почти злорадствует. В дни, проведенные в Хамайма-Тауэр, он представлял, как разбивает и это заносчивое личико, и эти идиотские строгие очки. Во время знаменитой поездки от ворот башни и обратно был уверен, что перестреляет всю Службу, как увидит. В тот момент в нем говорило горе, а когда оно рассеялось, Риду в принципе стало плевать. Его много кто подставлял, одним америкашкой больше, одним меньше, но… — Это бессмысленно, — с неуместной надменностью говорит Кирихара, — мы не давали друг другу никаких обещаний. …Но когда это озвучивает Кирихара, неожиданно хочется с силой дать ему в зубы пистолетом. Пацан нервничает, ему страшно, так страшно, что голос скачет, как тачка с плохой подвеской на кочках, — и тем не менее вот все еще несет херню. Даже злиться на него толком не получается… хотя нет, ладно, получается, но Рид всегда был скорым и на влюбленность, и на злость, так что… …Может быть, именно поэтому, вместо того чтобы всучить придурку оттиски и погнать отсюда, он не может сдержаться и говорит: — Да ну? Ты согласился на мою помощь. Там, сидя за столом, смотря мне в глаза, когда я тебе на блюдце план подавал. Согласился на свое спасение, когда я ради тебя с крыши прыгал. Знаешь, что такое соглашение, сопляк? — Я. Вам. Ничего. Не обещал. Рид не знает, что происходит у него в башке: тот даже с пушкой у подбородка так старательно держит лицо, будто не может позволить себе его потерять. Слишком гордый? Слишком гордый, да. Еще неделю назад Риду это тоже нравилось. Сейчас это начинает бесить. Если пистолет у виска не может согнать с тебя эту напускную мину, то что, блять, сможет? — Мы бы все равно потом сцепились за оттиски, — Кирихара сквозь страх выговаривает каждое слово. — Мы бы все равно потом друг друга поубивали. Не понимаю… ваших претензий. — Милый, ты сам себе придумал мои претензии, — раздраженно насмехается Рид. — Об этом можешь не переживать. Ты всего лишь кинул меня подыхать, все мы грешны. — Вы хотите моих извинений? — Кирихара затыкается, когда пистолет до боли вжимается в его скулу. Но потом через силу продолжает: — Они вам ничего не дадут. Отдай ему оттиски и дай ускорительного пинка под зад, — может, тогда он заткнется и тебе перехочется его пристрелить. — Как и моя смерть. — Кирихара пытается добавить в голос уверенности, но Рид его насквозь видит. — Давайте разойдемся. И я не скажу своим, что видел оттиски у вас. Так, стоп, а это уже совсем не по плану. — Покупаешь себе жизнь, наебывая своих же? — патетично ужасается Рид. — М-да уж. А ты с гнильцой. Прям противненько. На этих словах Кирихара наконец смотрит ему в глаза. Очки у него съезжают набекрень, подбородок в крови, а на самом дне зрачков плещется океан противоречий. Рид это чувствует — в Кирихаре борются смешанные эмоции, но когда он открывает рот, то упрямо говорит: — Я не собираюсь умирать из-за работы. Ну-ну, думает Рид. Ну-ну. Почему-то этот финт ушами действительно, действительно его злит. Будто бы у Кирихары наконец-то получилось его надуть — сейчас, а не там, в Хамайма-Тауэр. Как будто он купил Рида на умную, язвительную, интересную обертку — а внутри ничего не оказалось. — Мне неважно, чего вы от меня ожидали, — звучит это с вызовом. И правда, ядовито думает Рид: мои ожидания, мои проблемы. — Я делаю… то, ради чего я здесь. Стоит ему нажать на курок, и мозги Кирихары вылетят из головы, как праздничное конфетти. Чтобы не сорваться и не натворить дел, Рид от греха подальше поднимается на ноги. — Ну так ведь ты здесь ради этого. — Он с силой пинает саквояж. — Но шкура-то дороже, да?