— Не дури! Эту выходку нельзя оставлять безнаказанной! Он мог тебя убить! — Не убил же. — Кривилась она от боли. — Астахов дурак. Но это не повод лишать его жизни. — Он далеко не такой дурак, как ты считаешь! Пойми ты! Сокольский все равно всё узнает!!! Пойми ты это! И лучше ты сама ему все расскажешь! Тогда ты будешь лишь жертвой! В противном случае… он начнёт с тебя! Ты романтизируешь Сокольского сейчас! Поверь, я знаю его давно и намного лучше! Он зальет тебя в бетон, не моргнувши и глазом! Не дури! Не усугубляй! Посмотри на себя!!! Астахов ещё щенок в сравнении с Губернатором! Маленький, нахальный, зажравшийся щенок! А зажравшемуся два пальца в рот для профилактики! Сокольский же… — Я не стану ничего рассказывать! — Оборвала она его на полуслове. — Если бы я не была виновата в том, что произошло сейчас… я бы подумала… я ведь сама всю эту кашу заварила. Сама! Понимаете? Я виновата. Всё было. Пока я снова столкнулась с ним… дернул ведь черт… Чего мне не хватало??? Экстрима? Мозгов мне не хватало! Когда Сокольский обо всем узнает… — Ее передернуло в этот момент. — Бетон, значит бетон. Захар Петрович, и давайте, не будем больше от этом. Отвезите меня домой. — Давай в больницу? Как ты в таком виде… Сжал он оплётку руля. Ему до одури хотелось пожалеть ее, прижать к себе. И защитить. Ее природный магнетизм играл с ней в злую шутку. И ещё хотелось донести истину. Но Аня была броня. Непробиваемая. — Его нет в городе. Я успею зализать раны. — А дальше? — А дальше будет дальше. — Анька! Ну, не дури ты! Хуже ведь будет! — Поздно пить Боржоми… когда почки отказали… Тихим эхом отзовется она. Анна Зализывать раны окажется больнее, чем она думала. Ни есть, ни спать… лишь та боль, страх, которую она испытывала там за городом на земле. Унижение. Но ни тени жалости к себе. Она была права только в одном, внутри у неё что-то с треском сломалось. Постоянный стресс. Она не могла справляться с ним. Слишком много наваливалось. Ощущение тревожности, подкреплённое постоянным страхом. Неуверенность делали ее слабой и уязвимой. Невроз усиливался. Не узнавала себя. Ни в зеркале, ни в жизни. Звонок в дверь. Она знает, что это он вернулся. Рука тянется к защелке. Неожиданно перед глазами всё расплывается. С трудом открывает. Громадный букет темно-бордовых роз в плохом фокусе. Это последнее, что она увидит. Глубокий обморок. Сокольский бросит цветы, и успеет поймать ее, чтобы она не рухнула на пол. Не совсем на такую встречу он рассчитывал. Испугался не на шутку. Пока старался привести возлюбленную в чувство. Увидит его лицо, голубые глаза, наполненные тревогой. — Черт побери! Как ты меня напугала! Воскликнет он, целуя ее лицо. Она улыбнётся в ответ. — Я просто очень устала. От всей этой нервотрепки. Беготни. Не помню, когда ела последний раз. — Что с твоим лицом? Проведёт он рукой по разбитой губе. И нахмурится. — Да так. — прильнёт она к нему, желая избежать этого разговора. — Мелочи жизни. Но он отодвинет ее от себя, серьезно вглядываясь в лицо. Не верит. И это пугает девушку. — Что это за мелочи жизни такие? Объяснись. Я жду. — Да нечего тут объяснять! Я позавчера… Упала… — На ходу сочиняла она. Стараясь выглядеть, насколько можно безобидно-замученной. — Аня!.. — Что?.. Правда. Позавчера, вернулась домой с работы. И потеряла сознание, когда выходила из душа. И упала. Ударилась. Не сильно. Александр шумно выдохнул, и прижал девушку к себе. Она с силой зажмурилась, молясь про себя всем известным Богам. — Ну, что мне прикажешь с тобой делать?.. Напугала меня до смерти! Ещё и не в первый раз теряешь сознание! До чего ты себя довела?.. до свадьбы месяц. Целый месяц ещё. — Тебе легко говорить. Я изначально всего этого не хотела. Вот нервишки и шалят. Я скучала… Тебя так долго не было. — Три дня. — Улыбаясь, ответил мужчина. — Для меня это было подобно вечности. Спустя неделю в обед Анна в спешке выскочит из своего цветочного салона. Осеннее солнце греет своими последними лучами. Поймает такси. Нервы и так не к черту. На пределе. Женщина-врач вежлива и учтива. Неудобная кушетка. Анна уже, и сама обо всем догадывалась, поэтому и рванула на приём. Врач водит по ее животу прибором УЗИ. Внимательно и молчаливо. За это время хочется провалиться сквозь землю, но не теряет надежды на лучшее. — Все хорошо у Вас, Анна Сергеевна. Все параметры соответствуют сроку. Срок беременности составляет пять недель и четыре дня. Мои поздравления. Беременность желанная? — Ну, как сказать… — Что это значит? — Не знаю… это немного неожиданно… — Вы замужем? — Ну, как сказать… — Повторит она, и встретившись с недовольным взглядом врача, добавит. — У Меня свадьба меньше, чем через месяц… Насколько точный срок? — Точный. Погрешность может быть, если только, в днях. Берегите себя, у Вас измученный вид. Теперь Вы в ответе не только за себя, но и за Вашего ребёнка. — Эта фраза покоробила Аню. — Сообщайте мужу. Если решитесь на прерывание, не затягивайте. Чем меньше срок, тем меньше рисков. Но я бы, как врач, советовала сохранять беременность. Тем более, у Вас свадьба на носу. Женщина была серьезной. Заполняла карту. Выдала лист с результатом УЗИ. Дала стандартные рекомендации. И посоветовала поскорее встать на учёт. Анна вышла из кабинета, руки опустились сами собой. Она меньше всего думала о ребёнке, о будущем сейчас. Прислонившись к стене, она старалась сообразить и сопоставить время. С той ночи с Адвокатом прошло недель семь, а с последней встречи едва минула неделя. Значит это был ребёнок Сокольского, в этом можно было не сомневаться. Даже вариантов не могло быть. Но стало ли ей легче от этого? Она не понимала, как всё это вообще могло с ней произойти? Почему она? Почему сейчас? Девушка и без того разрывалась от невозможности рассказать правду Александру… боялась ли потерять его, или боялась последствий? Она настолько запуталась, что уже ничего не понимала. Казалось, что жизнь затеяла с ней какую-то кошмарную игру, проверку на прочность или на выживаемость. Она стояла в коридоре. Мозг кипел. А разум просто отказывался принимать новые удары судьбы. Не знала, что делать дальше. Медленно, еле волоча ноги, вышла на улицу. Невольно зажмурила глаза. И здесь на крыльце медицинского центра Александр схватил ее неожиданно, так что она вскрикнула. И люди вокруг пооборачивались на них. Она с неподдельным ужасом смотрела на своего жениха. Губы дрожали. Хорошо, что не Астахов. Одна мысль. — Что ты здесь делаешь? Серьезно спросит он, стараясь заглянуть ей в глаза. — Ты следишь за мной? Ответит она вопросом на вопрос, демонстративно отстраняясь, показывая своё возмущение. — А… э… — Замешкается мужчина. — Вообще нет. Я не слежу за тобой! Просто хотел сделать тебе приятное и заехать в обед к тебе на работу. А ты как раз так стремительно убегала, ну, я и проехал за тобой. — Почему не позвонил? — Почему, почему! Ревновал, потому что! Я объяснился. Твоя очередь. Почему ты здесь? — Приезжала на плановый осмотр. За это теперь убивают? — За это нет. — Притянул он ее к себе, улыбаясь. — И как? Что тебе сказали? — Нормально всё. Жить буду. Солгала. Была не готова. Не знала, как поступить. Стоит ли рассказать? Стоит ли сделать аборт. Разрывалась. Через несколько дней договорились поужинать в ресторане. Толком не спала, да и вообще забыла, когда нормально спала и ела. Сокольский списывал ее состояние на предсвадебный мандраж. Он был ослепительно счастлив. Его жизнь текла, как по маслу. Иногда он завидовал сам себе. И сейчас его невеста сидела напротив, убивая его сознание своей красотой. Он упивался ею. Присутствовал небольшой налет усталости, измученности. Хотя Аня стоически старалась улыбаться, держать лицо. Чтобы Александр ни о чем не догадывался. Их разговор складывался легко. Когда принесли горячее, девушка взглянула на тарелку. Рвотный рефлекс подкатил к глотке настолько неожиданно, что она едва смогла сдержаться. Приложила пальцы к губам. Глаза ее стали огромными, как плошки. Сокольский смотрел на нее, не моргая. После проводил ее уход из-за стола взглядом. Умылась, и сейчас смотрела на своё отражение. И ей было настолько противно видеть его. Перед глазами обрывками пролетали воспоминания секса с Максом, возня в грязи за городом, изнасилование. И вновь тошнотворный ком. Присела на корточки под раковиной, и так неожиданно захотелось разрыдаться от отчаяния, от бессилия. Он постучал в дверь туалета, точно, зная, что она там. Ответа не последовало. И стук стал настойчивее. Аня смотрела на дверь и хотелось быть где-то далеко отсюда. — Аня, открой! Открой мне эту чертову дверь! Он нервничал. Отсутствие ее сильно затянулось. Щелчок. Он смотрел на неё, нахмурившись, но не от злобы, а скорее от переживаний. Она была белой, как мел, словно в ней не было крови совсем. Смотрела на него, не моргая. Взгляд ее был пустой, безжизненный. Это уже всерьёз его напугало. Он только собрался протянуть к ней руки, как девушка вновь потеряла сознание. Пришла в себя в объятиях мужчины, на заднем сидении машины. Медленно фокусировалась, но картинка все же была нечеткой. — Господи! Как же ты меня напугала! Мы едем в больницу. Я договорился со своим врачом! — Не надо в больницу… Шепот ее был замогильным. — Я не хочу ничего слышать! — Гаркнул он. — Ты за последнее время почти каждый день падаешь в обморок! Сколько это может продолжаться! Я не могу, не хочу рисковать твоим здоровьем! Ты не ешь! Посмотри до чего ты себя довела!!! — Мне надо выйти… — Аня! — Мне надо выйти… остановите… тошнит… очень… И машина остановилась. Аня вышла на воздух, вдыхая его ртом. Уперлась руками в крыло. Александр Викторович вышел, и теперь стоял рядом. Он волновался. Это уже было действительно не смешным. — Мы едем в больницу. Это не обсуждается. — Не надо. — Ответила она, и теперь оперлась спиной на машину, смотря измученными глазами на собеседника. На нем не было лица от переживаний. Аня тяжело вздохнула, взглянув в темное небо, прощаясь с ним. — Не надо больницу. Там ничего нового не скажут.