По дороге к летному полю нас дважды останавливал патруль «морской пехоты», но после завершения проверки документов и сверки с каким-то списком офицер, возглавлявший патруль, лихо прикладывал руку к своему черному берету, отдавая честь, и извинялся. Только было непонятно, за что он извинялся. Но вскоре мы нашли вертолет «Ми-8» с известным нам бортовым номером, уже «стоящий под парами», то есть с включенным двигателем. Быстро познакомились с экипажем, состоящим из трех человек, – командир экипажа лицом и объемным животом напоминал генерала Спиридонова. А когда этот майор еще и представился как Михаил Васильевич Спиридонов, я невольно спросил: – Вы, случаем, генералу Спиридонову не родственник? – Смотря какому генералу… – нимало не смутившись, ответил Михаил Васильевич. – Если вы про генерал-майора авиации говорите, про командующего нашим соединением, то никаких общих родственников у нас не сыскать даже в оптический прицел вашей винтовки, – майор-вертолетчик положил длинную сухую ладонь на мой оптический прицел, словно объясняя свои слова. А если вы имеете в виду генерал-лейтенанта Спиридонова, то он мой старший брат. Мы с ним уже около двадцати лет не виделись. Постарел, наверное, Василий Васильевич и, как я думаю, давно на пенсии отдыхает. По возрасту-то ему давно уже пора. Я только краем уха слышал от родственников, что ему сначала генерал-майора присвоили, а потом за какие-то разработки до генерал-лейтенанта очень быстро повысили. Я решил на всякий пожарный случай придержать имеющуюся у меня информацию о Василии Васильевиче при себе. – А как же так получилось, что два родных брата двадцать лет не виделись? Не поделили что-то, что ли? Или кого-то… – Кого-то нам делить согласно возрасту поздно. Оба уже в возрасте. У меня вот командировка закончится, и сразу пенсию начну оформлять. Мой рапорт уже давно у командования пылится. Меня едва уговорили полгода в Сирии отработать. Я ради пенсии и подписался. А не поделили мы квартиру матери. Брат с родителями на одном этаже жил. Сначала отец умер, через полтора года мать. Мать квартиру двум сыновьям отписала по завещанию. У Василия две дочери, у меня одна от первой жены. К тому моменту мы со второй женой по съемным квартирам мотались. В долгах были как в шелках. И почти без надежды расплатиться. Это было в девяностые годы. Тогда вертолеты-то почти не летали из-за отсутствия топлива. Тем более военные… И я почти ничего не получал. Так… Копейки. Мало тогда зарабатывал и мой старший брат, хотя по сравнению со мной он жил, как я считал, припеваючи. По крайней мере, от кредиторов ему прятаться не приходилось. И вот, примерно через полгода после смерти матери, перед тем как нам в наследство вступить, приходит он ко мне с предложением. Дескать, старшая дочь у него уже взрослая, а они с женой подумали-подумали и решили, что будет лучше, если она будет жить под боком у них. И предложил он мне отказаться от наследства, а он, дескать, частями выплатит мне за половину квартиры. В кредит то есть хотел дочери квартиру купить. Но мне нужно было долги отдавать, проценты-то капали, и требовалась сразу большая сумма. Так мы и не сошлись во мнении. Конечно, с годами все забылось, страсти в душе поутихли. Сейчас и он, и я зарабатываем в несколько раз больше, чем тогда. Пора бы уже все забыть, ведь двадцать лет прошло. Через неделю будет двадцать лет, как мать умерла… Я готов признать свои ошибки, да и брат, наверное, тоже. Насколько я его помню, он обид подолгу ни на кого не держал. Но я сейчас далеко, а где он, я даже не знаю. Переехал куда-то в другой город. А я все чаще детство вспоминаю. Как брат меня воспитывать пытался, как отцу с матерью помогал. Вот других послушаю, так старшие братья всегда за младших заступались, а мой всегда старался разобраться, кто в столкновении виноват, и не всегда принимал мою сторону. Найти бы его сейчас. В голосе Михаила Васильевича звучало такое отчаяние, что мне стало его жалко. – Он рядом, в Сирии… – неожиданно для самого себя сказал я. – А Андрюша, – я показал на сопровождающего меня инженера, – человек из его бригады испытателей. – Правда? – Майор шагнул в сторону Андрея. – И как он там? – Нормально… – ответил белобровый инженер, и мне показалось, что он значительно старше по возрасту, чем я думал раньше. – Как только вернемся, я вас отведу к Василию Васильевичу. Думаю, он будет рад встретиться с вами. Михаил Васильевич пожал Андрею руку, знакомясь, и жестом хозяина пригласил нас в свой военно-транспортный вертолет. – Прошу… Располагайтесь, кому где удобнее. Места на всех хватит. У нас груз сегодня невелик… Два человека с багажом. Даже на двести кило не потянете… Я пристроил свою винтовку у иллюминатора, сел сам. Андрей устроился напротив, через столик. Внутреннее убранство машины говорило, что это был, скорее всего, штабной вертолет. Мягкие кресла и столики между ними, видимо, для карт. Я вытащил из планшета свою карту и развернул ее на столике. Тут же рядом оказался еще один Андрей, прапорщик, бортмеханик. Показал на карте пальцем участок местности. – Пока мы еще вот здесь. А вот конечная точка нашего полета. – Понятно, – ответил я коротко и сосредоточенно. Моей сосредоточенности способствовал инженер Андрей, который прямо поверх карты начал раскладывать свои приборы из спортивной сумки, догадаться о предназначении которых я не мог, как не мог догадаться и лейтенант Футракулов, такой далекий от технических премудростей человек. Бортмеханик Андрей часто удалялся в кабину к пилотам и, вернувшись, показывал нам на карте, где мы в настоящий момент находимся. В один из таких моментов он сообщил: – «Байрактар» в небе. – Наш? – спросил его тезка-инженер. – У нас такие не водятся… – даже слегка обиженно ответил прапорщик, словно инженер-испытатель обязан был знать всю номенклатуру частей Военно-космических сил в Сирии. – В чем проблема-то? – спросил я, тоже мало знающий о турецких беспилотниках. – У нас всего две ракеты класса «воздух – земля», а у него четыре ракеты, причем две из них класса «воздух – воздух». Мы можем от него только пулеметом отстреливаться. Правда, мы более маневренны. Что будем делать? – Иллюминатор можно открыть? – спросил я. – Нет. Только посадочный люк. – Открывай! – распорядился я и взялся за винтовку. Попробую его достать. – Может, я попробую, – предложил белобровый инженер и взял со стола свой ноутбук и еще какой-то прибор. – Ну-ну. Попробуй, – предложил я. – А «Байрактар»-то в сторону Хмеймима летит… – сообщил прапорщик Андрей. – Тем более нельзя его пропускать… – ответил я. – На скорости мы можем от него оторваться, – подсказал второй пилот, появившийся откуда-то сзади. – У нас «недогруз»… – Пропускать нельзя, – заявил я категорично. – Аэродром хорошо охраняется, – подсказал прапорщик. – Там мощные РЛС стоят и «Панцири-С» в охране. – Лучше все же не допустить его до места, – решил инженер Андрей. – Открывай люк. Андрей-прапорщик с неохотой открыл внутрь посадочный люк. Инженер Андрей пристроился рядом, уперев ноги в обрезиненные края люка. А я встал на одно колено за его спиной и поднял винтовку с новым стволом и, соответственно, с новым для меня патроном. Сразу постарался поймать «Байрактар» в прицел, но вертолет сильно трясло, и мне сложно было прицелиться. Вернулся ушедший было к себе второй пилот. Он сообщил: – У «Байрактара» предел управляемости сто пятьдесят километров. От ближайшего аэродрома мы находимся в ста восьмидесяти километрах. Значит, он летит с программным заданием. Заранее запрограммирован и не будет на нас отвлекаться. Мы можем лететь спокойно. Второму пилоту ответил инженер Андрей: – БПЛА управляется не с аэродрома. Скорее всего, где-то стоит машина, с которой им и управляют с близкого расстояния. Я не могу выполнить перехват его программы управления. Дроном управляют с помощью более мощного сигнала, чем мой. Над входом в пилотскую кабину замигала красная лампочка, и прерывисто зазвучала сирена. Судя по тому, как заспешил в кабину второй пилот, Михаил Васильевич срочно вызывал его. – Если можно сбросить вибрации корпуса – сделайте… – сказал я ему в спину. Второй пилот на ходу кивнул, подтверждая, что он услышал, несмотря на то, что в момент моего окрика снова взвыла сирена. Наш «Ми-8» летел с «Байрактаром» параллельным курсом. И я вновь поднял винтовку, едва почувствовал снижение вибраций. Вертолет, видимо, сбросил скорость, и стало заметно, как дрон отрывается от него. Я сумел прицелиться, задержал дыхание, но ствол все равно водило из стороны в сторону. Я поймал момент, когда беспилотник оказался в прицеле, и нажал на спусковой крючок. Сразу после выстрела я торопливо передернул горизонтальный затвор и перевел черный крест прицельной марки вперед, примерно туда, куда должна была попасть первая пуля. Я отчетливо увидел в прицел, как из корпуса «Байрактара» полетели искры – видимо, вторая пуля угодила в стальной каркас корпуса беспилотника и дрон сразу вспыхнул факелом в темном небе. Очевидно, первая пуля пробила бензобак, но из-за отсутствия искр не вызвала пожара. А вот вторая пуля, угодившая в каркас корпуса, как раз пожар искрами и вызвала, и горючее вспыхнуло, а вместе с ним и весь дрон. «Байрактар» упал на землю – раздался мощный взрыв. Видимо, сдетонировали все четыре ракеты, находившиеся на нем. – Ищем машину управления! Все ищем! – крикнул инженер Андрей и бросился к ближайшему иллюминатору. Я стал всматриваться в землю из другого иллюминатора, прапорщик Андрей выбрал иллюминатор для себя, по другому борту, не забыв перед этим закрыть посадочный люк, поскольку в люк не только заходил холодный воздух, но и шум двигателя давил на уши. Второй пилот вернулся в свою кабину, довольный тем, что сбитый беспилотник наверняка запишут на счет экипажа, невзирая на то, что экипаж предлагал оставить «Байрактар» в покое. А про снайпера, скорее всего, не упомянут даже в рапорте командованию. А если пилот и напишет строчку, ее начальство тщательно вымарает. Начальству тоже хочется иметь отчеты, составленные в свою пользу. Но второй пилот быстро вернулся. Должно быть, только доложил командиру экипажа о том, что тот сам отлично видел через фонарь кабины. И сразу сообщил: – Есть машина. Внедорожник песочного цвета, но, может, только крыша покрашена, чтобы саму машину сверху видно не было. У нас есть ракета класса «воздух – земля». Сейчас мы этот внедорожник сковырнем с поверхности. Пусть только на землю выедет, а то в песках его плохо видно. Я по себе знал, как трудно бывает правильно прицелиться в замаскированную цель, и потому не стал возражать. Не стали возражать и оба Андрея, и бортмеханик, и инженер. А второй пилот снова удалился в пилотскую кабину, и вскоре корпус вертолета вздрогнул. Я понял, что из-за пуска ракеты. А потом затрещала и тридцатимиллиметровая авиационная скорострельная пушка, обычно называемая летчиками и вертолетчиками пулеметом. Бортмеханик Андрей зашел в пилотскую кабину и вскоре вернулся, показывая нам оттопыренный большой палец. Стало понятно, что внедорожник и его экипаж уничтожены. Глава тринадцатая Мы благополучно и без помех преодолели оставшийся путь и оказались в горах, затем, судя по расположению солнца, резко свернули на север. – По ту сторону хребта уже Ливан, – объявил прапорщик Андрей. – Нам туда лучше бы не залетать. Там только израильтяне и америкосы летают, – объяснил он нам. – Считают, что имеют право нас сбивать. Они, дескать, Ливан охраняют вместе с силами ООН. Только охранять-то надо от них… – ворчание прапорщика было нам понятно. Израильские самолеты посылали ракеты в сторону Дамаска, а американцы пытались и в Сирии установить свои порядки. Я лично в первый же день своего пребывания в Сирии столкнулся с американским беспределом. – Тогда летим куда надо, – сделал я вывод, словно у меня спрашивали согласие на то, чтобы лететь на территорию Ливана. – Мы и так туда летим, – ответил прапорщик Андрей. Я, приложив ладонь к глазам вместо козырька, смотрел в иллюминатор. Под нами проходила асфальтированная дорога, но мы быстро миновали полосу асфальта. Дальше дорога стала пыльной, усыпанной шлаком. Откуда взяли так много шлака, чтобы просыпать всю дорогу, мне лично было непонятно. Должно быть, где-то не слишком далеко располагалась теплоэлектростанция, работающая на угле. Шлак, похоже, доставляли оттуда. Но меня это касалось мало, разве что с той стороны, что дорожная пыль могла доставить проблемы при прицеливании. Конечно, тепловизор смог бы решить и эту проблему. Но во взводе далеко не все винтовки имеют тепловизоры. В частности, их нет у дальнобойных винтовок. Это создавало дополнительные трудности для снайперов. Пришлось бы стрелять с короткой дистанции, когда «бармалеи» покинут пылевое облако. А взрывы, которые устроят беспилотники генерала Спиридонова, просто-напросто обязаны поднимать целые облака пыли. Оставалось надеяться на сильный ветер с моря. Весь вопрос состоял в том, сумеет ли ветер прорваться через два горных хребта, отделяющие Сирию от моря. Но наша операция по плану должна проводиться севернее, и многое еще внизу могло измениться. Вплоть до того, что дорога может снова стать асфальтированной или грунтовой, что тоже обещает поднять немало пыли. Сирия вообще славится ее обилием, не случайно здесь не редкое явление пылевые бури. Наконец горный хребет плавно перешел в горный склон, покрытый лесом. Мы подлетали к месту назначения, хотя вертолет еще долго кружил, выискивая место для посадки. Место в конце концов нашлось, хотя и не слишком удобное с точки зрения безопасности. Неподалеку проходила дорога, и по ней двигался транспорт. А кто может с уверенностью сказать, что за пассажиры сидят в очередном проезжающем мимо нас седане? Кто скажет, что едут не «бармалеи» или не сочувствующие им? Благо вертолет, снижаясь, сразу повернул в сторону дороги пилон своей автоматической пушки и всем проезжающим грозил ее стволом. Вертолет долго кружил над дорогой, идущей через не слишком густой лес, состоящий из ливанских кедров, развесистых, мощных и более мелких буков, хотя термин «более мелких» к букам отнести трудно. Бук живет в среднем до четырехсот лет, вырастает порой до сорока – сорока пяти метров в высоту, тогда как ливанский кедр живет от тысячи до двух тысяч лет, в высоту вырастает в среднем на столько же, насколько и бук, только имеет более толстый ствол с более грубой корой. Но крона бука более плотная, формируется быстрее. При этом кедр относится к вечнозеленым растениям, тогда как бук – к лиственным. Зимой листва у бука почти полностью опадает. По крайней мере, в высокогорье, где порой сильно подмораживает. Особенно это касается нижних ветвей, солнце до которых еще должно пробиться сквозь густую крону, что удается не всегда, и листья на нижних ветвях из-за отсутствия фотосинтеза желтеют и опадают первыми. Наконец вертолет приземлился. Инженер Андрей сложил в спортивную сумку свои приборы, и мы направились к входному люку, уже распахнутому прапорщиком Андреем, и даже лесенку для нашего удобства опустившим. С экипажем вертолета мы не прощались – винтокрылая машина должна была дожидаться нас в месте высадки. А мы с инженером Андреем двинулись к дороге и даже за нее, выше в гору. Ползать, как недавно ползали с лейтенантом Футракуловым, мы с инженером Андреем изначально не предполагали, но при приближении очередной машины нам все же пришлось прятаться за кустами. Хорошо еще, что автомобили передвигались не сплошным потоком, иначе нам пришлось бы больше сидеть в кустах, чем работать. Для своего взвода я еще с вертолета определил, как мы будем выполнять поставленную задачу. Дело осталось за малым. Требовалось найти подходящее место для засады и атаки дронами. Причем второе имело главенствующее значение, то есть выбор места был не за мной. И я безропотно тащил за инженером Андреем его сумку с приборами, которую взял в руки еще в вертолете. Мы вышли на асфальтированное полотно дороги. Однако асфальт имел под собой щебеночную и гравийную подушку, что поднимало его над поверхностью земли, и низкие лапы кедров едва-едва пропускали большегрузные фуры, которые время от времени проезжали по дороге. Беспилотнику просто негде было пролететь. А между тем у многих кедров нижние ветви были спилены. Думается, их спилили специально или сами водители фур, или работники дорожных служб. В одном месте я присмотрелся, нижний сук был явно спилен бензопилой. А чуть ниже по дороге мы заметили фуру, водитель которой бензопилой «Штиль» как раз спиливал очередной нижний сук, а водитель следующей фуры сидел в своей кабине и терпеливо ждал, когда едущий впереди закончит работу, из чего я сделал вывод, что на этой дороге водители фур специально возят с собой бензопилы, чтобы спиливать ими ветви деревьев, мешающие проезду автомобилей. С буками дело обстояло легче. Их нижние ветви располагались гораздо выше и проезду транспорта не мешали. Смущало меня только то, что рядом с дорогой было не видно спиленных мощных ветвей. Объяснение этому странному факту вскоре нашлось. Водитель первой фуры, завершив работу, жестом руки позвал своего коллегу из стоящего за ним автомобиля на помощь, и они вдвоем с трудом затолкали ветвь под брезентовый тент. Древесина кедра издавна считалась на Востоке ценной и, наверное, хорошо продавалась. Или же годилась на дрова для костра – водители фуры обычно находятся в пути по нескольку дней и ночуют рядом с дорогой. Так, по крайней мере, дела обстоят в России, хотя российские просторы сравнивать с Сирией просто смешно. Обогнув через лес фуры, мы с Андреем стали спускаться по дороге дальше. Скоро асфальт закончился, и пошла пыльная грунтовая дорога. Однако на ней до ветвей кедра было высоко, да и кедры здесь росли более молодые, о чем говорила толщина стволов. Хотя понятие «более молодые» к этим деревьям, помнящим еще верблюжью конницу султана Саладина и рыцарей английского короля Ричарда Львиное Сердце, можно было отнести только с большущей натяжкой и с условностью. Но факт оставался фактом. Здесь было место и для беспилотников генерала Спиридонова и место для моего взвода снайперов. Андрей, прежде чем я нанес метку на карту, долго измерял своими приборами и расстояние, и еще что-то, потом высчитывал какие-то данные на ручном калькуляторе и только после этого согласился с моим выбором места: – Кажется, это место годится. Есть простор. И дорога довольно широкая. Оказывается, он и шириной дороги был обеспокоен и на мой непонимающий взгляд коротко объяснил: – А вдруг встречная машина подвернется. И там люди окажутся посторонние… Признаться, мне как человеку военному было ближе понятие «лес рубят – щепки летят». Но у инженера Андрея было, видимо, собственное мнение, относительно которого я спорить был не готов. Андрей занес в блокнот результаты своих замеров, при этом я заметил, что он записывает не один только конечный результат, а даже исходные данные. Но для меня все эти цифры были совершенно непонятны. Мы начали подниматься по дороге, прошли еще около двух километров и снова повернули было в сторону дороги, когда услышали сначала три автоматные очереди, а потом, почти сразу же за ними, заговорила автоматическая пушка вертолета. Я торопливо передал инженеру сумку, которую так и тащил, и снял с плеча винтовочный ремень, передернул затвор, досылая патрон в патронник, и, прикрыв лицо локтем от ветвей кустов, которых здесь было множество, поспешил вперед, на бегу снимая с прицела резиновый набалдашник, призванный защитить сам прицел от возможных царапин. Но успел оглянуться. Андрей аккуратно поставил в кусты свою спортивную сумку с приборами и снял с плеча пистолет-пулемет «ПП-2000». Звонко щелкнул затвор его оружия, а через три секунды он был уже рядом со мной. Я пропустил его вперед, не желая опускать со шлема на глаза противоосколочные очки, – опыт подсказывал мне, что я все равно буду морщиться и убирать голову перед каждой веткой, забыв во время бега, что глаза находятся за стеклом. И потому решил, что идти вторым в моем положении более выгодно.