На другом конце Алина тяжело вздохнула и положила трубку. Затем она быстро набрала Дарью. – Он все не может забыть ее, продолжает ездить к ней, – заговорила она быстро в трубку. – Эти ваши фейки во ВКонтакте не работают нисколько! Он увидит, что она не гуляет ни с кем, и простит ее! – Так и должно быть, – по голосу Дарьи чувствовалось, что она сдерживала раздражение от того, что клиентка была слишком нетерпелива. – Быстро ничего не бывает. К счастью, мы уже добились многого: они в ссоре и редко видятся. Теперь осталось совсем чуть-чуть. Им нужен всего-навсего один толчок. Тем временем Костя поехал не домой, как подумал детектив Алины: он решил заехать в частную клинику по дороге. Там иногда обследовались его дети, когда в поликлинике невозможно было получить талон к специалисту или направление на анализы. В этой же клинике было и взрослое отделение. Константин зашел и спросил в приемной, есть ли свободная запись к урологу; такая запись оказалась, ведь была поздняя весна, почти лето, клиники пустовали. Седовласый доктор в очках быстро провел осмотр и со словами «Все ясно!» прошел к столу и стал что-то писать в его карточку. – Мне нужно какие-то анализы сдавать? – спросил Константин, одевшись и сев на стул напротив доктора. – Это заразно, да? Врач поднял голову и посмотрел на него внимательно, словно мысленно пытаясь сказать намного больше, чем имел право озвучить устно. С едва читаемым намеком на улыбку на тонких губах он произнес: – Нет, не заразно. Это вообще не заболевание. Вам просто нужно увлажнить кожу. Выпишу средство на основе вазелина. Скоро пройдет. Единственное, что могу посоветовать, так это быть разборчивее в связях. С такими делами ко мне приходят очень солидные мужчины, попавшие, как бы выразиться корректнее, в нестандартные ситуации. Понимаете ли, когда на вашем теле появляется раздражение на какие-то вещества, возникает вопрос, как они туда попали. Кто был бы больше всех заинтересован в том, чтобы все выглядело как инфекция? Константин в ответ ничего не сказал, но и отрицать ничего не стал. Однако, подумав, он все же спросил: – Вы правда считаете, что мне что-то подсыпают? – Всякое может быть. Вам виднее, как оно обстоит на самом деле. Скажу только, что институт брака решал, помимо всех прочих, еще одну немаловажную задачу: люди могли вести безопасную половую жизнь с теми, кому доверяют. А уж в наше время доверять кому-то – увольте! Вам еще повезло: как говорится, отделались легким испугом. Костя посмотрел на доктора с благодарностью и облегчением. Выходило, что Тоня его пока не заразила. Но всеми силами желала развести его с Алиной, хотела, чтобы жена подумала, что у него инфекция. Это в разы усложняло и без того тяжкую ситуацию: ей ничего не стоило теперь хоть позвонить, хоть прийти лично к жене и все рассказать. Само то, что Тоня использовала такие нечистоплотные методы, его не разозлило и даже ничуть не удивило. Он задумался, почему для него это не было неожиданностью, но ответ пришел тут же: Костя всегда знал, что его любовница была именно таким человеком. Было бы поразительным скорее обратное: если бы она ничего подобного не выкинула. Но вот нужно ли было что-то делать с этим или нет? И вообще, как поступить? Бросить Тоню? Забыть? Он не мог. И хотя он знал, что то жгучее ощущение страсти и желания обладать этой молодой женщиной никак не могло приравняться к настоящей любви, он все равно не мог так просто бросить ее. А почему это была не настоящая любовь? Ведь он сходил с ума от тоски по ней? Нет, Костя был слишком умен, его не так легко было обвести вокруг пальца. Любовь – это было что-то совсем другое, совсем. Он не знал, что именно это было, никак не мог подобрать слов, но был уверен, что это нечто возвышенное, отвлеченное от физиологии. Он пошел на поводу у страсти и попал в ее ловушку, как и миллионы людей до него. В этом не было ничего нового для мира, ничего примечательного. Все как у всех. Но пошлость и банальность его поступков, рутины, засосавшей Костю, стала очевидна как никогда. Кто-то был виноват в этом. Сам он не мог додуматься до такой низости. Что-то толкнуло его и заставило проявить слабость? Или кто-то? Да, именно Алину хотелось обвинить больше всего. В кого она превратилась? Красивая аппетитная кукла с наращенными ресницами, ногтями, разрисованными бровями. С годами в ней появилось столько жеманства, столько кокетства, сколько никогда не было в их простые полуголодные студенческие времена. Тогда ему казалось, что он глядел ей в душу как в свою: он полностью отражался в ней. Они говорили на одном языке. А теперь он смотрел на нее и не видел в ней себя. Она была чужим человеком, со своими чужими, мещанскими, бабскими мыслишками. Что общего между ними оставалось? В минуты самоистязания на ум приходят жесточайшие идеи из всех. Вот и Костя довел себя до такого состояния, что готов был проклясть самую близкую и любимую женщину – с такой неуемной силой ненависти, с какой силой он ее любил. Голова у Кости шла кругом, страсти пылали в нем, готовые взорваться, как лава, залить и сжечь все вокруг. Они словно растворили логику в своей кислоте. Костя поехал домой, где в итоге устроил допрос жене. – Почему ты еще не купила билеты вам с детьми? – спросил он почти с порога. Он был явно недоволен, и Алину его агрессия привела в замешательство. – Уже скоро лето, зачем мы квартиру покупали? Чтобы налоги платить и квартплату? – Мы куда-то летим? – спросил Федя, выскочив из комнаты. – Вау! Е-ху!!! – он забегал по квартире, кувыркаясь на ходу. – Вообще-то я думала, мы все вместе поедем, – Алина, которая давно ждала этого вопроса, все-таки с трудом справилась с волнением. Она рисковала попасться в свою же ловушку. – Как это все вместе? У меня работа! Или мне уволиться? – возмутился Костя, повышая голос. Лицо его багровело – столь знакомое состояние, тут же подумала Алина. Она знала: когда муж так взвинчен, ни о каком конструктивном диалоге не может быть и речи. Все закончится плохо. И это возмутило и ее. Но она сдерживалась. – Я имела в виду, что ты отвезешь нас с детьми на Тенерифе, а затем поедешь на работу. Заодно отпуск проведешь с нами. – А ты что, одна не можешь поехать? – С двумя детьми? У нас столько чемоданов будет, за Марьяшей нужно следить, Федя не всегда слушается. А если что-то случится? Что я одна буду делать? И потом, разве тебе самому не хочется на море? В отпуск? – Да у меня отпуска почти не осталось, – сбавив пыл, заговорил Костя быстро, будто от скорости его речи зависела ее правдивость, – я поистратил много в прошлую поездку. – Но это было восемь месяцев назад, – Алина делано засмеялась, – теперь-то уже новый отпуск должен был накапать. – Мне лучше знать, сколько у меня отпуска осталось! Ты забыла, мы ведь еще ездили в Испанию на сделку! – вспыхнул Костя и ушел в спальню, хлопнув дверью. Алина так и осталась стоять в коридоре, глядя на дверные косяки спальни и щипая до красноты руку. Она помнила, что он брал отгулы, а не отпуск на время сделки. Федя, которого она не заметила, разочарованно спросил: – Так мы не едем никуда? Ну вот! – Я хочу на море! На море! – заныла Марьяна. Совладав с собой, Алина сказала как можно более ровно, хотя ее голос не хотел слушаться, словно голосовые связки склеились: – Поедем, поедем. Все вместе. Папа еще раз посмотрит свой график отпуска и скажет, когда поедем. Чуть позже она зашла в спальню и позвала мужа ужинать, проглотив давешнюю обиду. Он, уже остыв, согласился выйти к столу. Но ел в гнетущей тишине, ни с кем не разговаривал. Детям захотелось узнать, что же решит отец, поэтому они пришли в зал и играли здесь. Они все ждали, что он что-то скажет, Марьяна периодически ныла, но Костя не проронил ни слова. Видно было, что оба они переживают эту родительскую размолвку, и Алине стало безумно жаль их, ведь они не могли знать, что за всем этим стояло. Всю ночь они оба ворочались и плохо спали, и вот утром Костя наконец выдал ей: – Бери мне билеты на первые две недели. Улажу как-нибудь на работе. – Хорошо, – ответила вяло Алина. Ловушка захлопывалась. Ей придется провести все лето в Испании, пока муж будет здесь, в объятиях любовницы, да еще и в ее же постели. Оставалась одна надежда теперь – на всесильную хитроумную Дарью, которая обещала когда-то, что любой враждебный поворот событий можно переиграть. На работе у Юли становилось все больше дел – ее категории постоянно расширялись, продажи росли по сравнению с продажами европейских брендов у коллег. Она с ассистентом только и успевала получать и тестировать новые единицы товара, а затем пускать их в работу. Когда они копошились с ассистенткой в шоуруме, сравнивая продукты разных фабрик, ей казалось, это было самое спокойное время. В эти минуты она отключалась от всего. Она смотрела на свою молодую коллегу, и ее охватывало желание быть снова юной и бездетной, чтобы не знать, что такое тревога и страх за своего ребенка. Как хотелось повернуть время вспять и исправить все! Глупый смех ассистентки по любому поводу раздражал ее. Как кто-то мог смеяться так беззаботно, когда Катя была еще в больнице? Как Юля раньше не замечала, с кем она работает! После обеда ее вызвала начальница. – Юлия, вы знаете, что ваше направление требует расширения. Такое количество артикулов два человека не могут тянуть, – говорила ее начальница торопливо. – Да, но вы ведь подыскиваете второго ассистента? И потом, вы обещали сделать градацию нам с Полиной: ее сделать менеджером, а меня – руководителем направления. – Обещать-то обещала, но не все в моей власти. Я обсуждала этот вопрос с директором, мы считаем, что на должность руководителя вы пока не тянете. У вас на первом месте семья, а не работа. Да и зачем вам такая ноша? Сейчас вам нужно совсем другим заниматься. Для вас, Юлия, это лишняя головная боль. Уж поверьте мне как человеку более опытному. Думайте о своей девочке: ей сейчас, как никогда, нужна мать, а не карьеристка. От неожиданности Юля не могла подобрать слов. Уже два года ей обещали, что она станет руководителем направления, она так много работала для этого и так ждала этого, а теперь ее «кинули» и сказали вдобавок, что она еще должна быть благодарна за проявление нежеланной заботы о ней. – Состояние Кати постепенно стабилизируется, и тогда для меня будет уже не так критично, что на мне такие большие обязанности, – сказала Юля, совладав с собой. – Конечно стабилизируется, но когда? Когда? Когда? Этот вопрос она задавала каждый день пустоте, окружающей ее. Прошло уже два месяца без каких-либо осязаемых результатов. – Вы не знаете этого, и никто не знает. Мы не можем так долго ждать – на это направление директор готов перенаправить огромные инвестиции с «Европы». Нужен человек, который сможет их правильно вложить. – Разве я неправильно распоряжаюсь финансами компании? Разве у меня низкая маржинальность на артикул? Низкая суммарная маржинальность? – У вас, – замялась начальница, подбирая слова, – очень хорошие показатели, но сейчас все будет сложнее. Поверьте мне, это делается ради вас самой, я сама мать, с бо́льшим опытом, чем у вас. Не мучьте себя, уделяйте время дочери. У Юли были лучшие показатели из всех, она это точно знала, так как регулярно просматривала сводные таблицы по отделу: аналитическая деятельность тоже помогала ей забыться. Но вот теперь женщина, которой были совершенно безразличны Юлины проблемы и ее дочь, пыталась убедить ее в том, что руководствуется исключительно ее интересами. – И кто же будет руководителем? Вы ищете человека? – спросила она уже почти равнодушно. – Алексей будет руководителем. – Я должна буду ему подчиняться? Вы шутите? – Почему шучу? – Он работает в компании меньше года, еще многих вещей не знает. Вообще до этого работал совсем в другой сфере. – Напрасно вы так говорите, он отличный специалист. – Не женат, детей нет, – стала кивать Юля. – Может работать сверхурочно. Как вы можете заниматься такой дискриминацией, вы ведь сами женщина? – Ну, давайте не будем все сводить к половой принадлежности, – засмеялась начальница лукаво, – у нас в компании есть сотрудники, а «женщин» и «мужчин» нет. – Тогда и «матерей» не должно быть. – Когда-нибудь вы мне скажете спасибо за то, что я так решила. Ее начальница, судя по всему, предварительно умело вжилась в образ благодетельницы, и никакие колкости не могли ее из него вывести теперь. Юля вышла из кабинета пунцовая, ее колени дрожали. Она пошла на лестничную площадку, чтобы побыть одной. Она сказала себе: «Ничего это уже не важно, ничего это не имеет значения. Сегодня врач опять будет разговаривать со мной, это главное». Вечером она ушла с работы, ни с кем не попрощавшись, особенно избегая смотреть на Алексея, который весь день с торжествующим видом поглядывал на нее; видимо, он был в курсе, что за беседу с ней провели тет-а-тет. Она мысленно ругала себя за свою бесхребетность, неспособность отстоять то, что ей принадлежало по праву, за нежелание возражать, спорить, доказывать что-то. Верно, она была самым мягкотелым человеком у них в отделе, и всегда будет страдать от этого. Был конец мая, но вновь стало холодно. Дул порывистый, противный ветер, и Юля пожалела, что не взяла плащ, пока шла по тропинкам больничного комплекса, ведь ветер продувал спину. Когда она дотронулась до ручки двери, ведущей в отделение, ее пальцы слегка покалывало. Затем она пошла по длинному коридору мимо палаты Кати напрямую к доктору; в животе начало сильно урчать от нетерпения, и когда она постучала в ординаторскую, пальцы ее сильно покалывало. – Проходите, присаживайтесь, – сказала Надежда Максимовна, бросив хмурый взгляд на Юлю. – Уже больше восьми недель Катя принимает максимальную дозу преднизолона. Это шестьдесят миллиграммов на поверхность тела. Потери белка так и не прекратились, более того, они сохраняются на достаточно высоком уровне – до 2 граммов. – На прошлой неделе в одном анализе было всего 1,34 грамма, – возразила Юля. – А потом снова 1,9. Улучшений в целом все равно нет. – Что же теперь делать? – По протоколу лечения спустя восемь недель максимальной дозировки при наличии белка в моче проводится пульс-терапия.