За прошедшие два месяца после поездки многое произошло в жизни Алины и Константина. На Тенерифе волшебные духи от Дарьи дали свои плоды – в оставшуюся неделю Константин как будто переродился, вновь влюбившись в жену. И вот уже былые подозрения, что он просто не способен на любовь к детям и на семейную жизнь, казалось, оставили его. Каким-то удивительным образом там, на острове, чувства его к семье укрепились. Константин даже понял, что он как раз таки относился к тем мужчинам, которые любят своих детей по-настоящему. Он сам был одним из тех мужчин, которым еще недавно завидовал за целостность их характера и их чувства. Глупая ошибка, проступок – вот что такое его роман с Тоней. Он, безусловно, еще страдал по ней, но теперь больше даже не по самой Тоне как человеку, а из-за того факта, что она променяла его на молодого соперника на БМВ, сильно ранив его гордость и самолюбие. Да и собственнические чувства по отношению к ней не совсем еще оставили его. И все-таки после разрыва с Тоней чувство стыда за его поступок стало крепнуть. Если раньше Костя мог легко оправдаться перед самим собой страстью, даже любовью, вроде как он не мог противостоять этому, то теперь, когда почти не осталось ни следа от этой страсти, оправдывать себя уже не получалось. В мечтах он по-детски представлял себе, словно ничего этого не было, как будто чем сильнее он желал этого, тем больше мечта становилась явью. Наверное, только мужчины, по природе своей более романтичные, чем женщины, могут вновь и вновь влюбляться в одного и того же человека. И вот он испытал романтические чувства к своей жене. Не так, конечно, как в молодости, когда на парах не слушал лекции, а рисовал в уме ее лицо, задыхаясь от обожания. Но он вновь хотел быть с ней как можно дольше. Это что-то значило. Костя больше не осуждал ее за барские замашки, не считал пустышкой. Наоборот, ему было приятно, что она стремится соответствовать его уровню. Он убедил себя, что она так много времени тратит на себя и свою внешность лишь для него одного. Это казалось трогательным и милым одновременно. Одни и те же поступки преображаются, стоит только посмотреть на них с любовью и нежностью. Тогда же Константин продлил свой отпуск еще на неделю, а Алину и детей заставил вернуться с ним вместе домой, сказав, что не выдержит разлуки с ними. Алина не спорила: она понимала, что он опасался сорваться без нее, и ее радовало, что он сам пришел к решению не оставаться без нее. Когда они вернулись, Дарья сказала Алине, что Тонин роман с Евгением продлится еще пару месяцев, а за это время Костя должен забыть о ней. Но Алина должна продолжать соблюдать все ее рекомендации, потому что, лишь только ухажер бросит Тоню, та сразу вспомнит про Костю. И тогда единственным, что спасет их семью от нападок Тони, будут их крепкие узы, взаимопонимание и вновь проснувшиеся чувства. Работа Дарьи, по большому счету, была закончена. Алина поблагодарила ее, но их расставание означало теперь, что она была в свободном плавании, совершенно одна, и одна столкнется лицом к лицу с Тоней, когда «жених» бросит ее. Словно на пустующем месте Дарьи появился новый персонаж – страх. Подруги уже давно не устраивали встреч все вместе, потому что Алина не хотела видеть Женю. Она боялась, что та устроит многочасовые лекции о том, что ей не нужно было связываться с консультантом. А Юля не стала бы вникать в беседы на тему измен и разводов теперь, ведь у нее были свои проблемы. Вот и получалось, что в их жизни не оставалось места для дружбы. Однако у Алины еще была Марина, человек без детей и без особой привязанности к мужу. С ней она делилась своими переживаниями. И все же последние месяцы даже Марина стала реже видеться с ней. Она все время была занята, все время находила какие-то дела. Но сегодня Алине наконец удалось дозвониться до подруги. – Куда ты пропадаешь все время? – поинтересовалась она требовательно. – Даже не спрашивай! – попыталась отмахнуться Марина. – На работе какой-то вечный аврал, да еще вот Юле помогала. Ездили с ней в Москву. – Зачем это? – удивилась Алина. – В Минздрав, заявление писали, просили оказать медицинскую помощь в институте, который специализируется на самых сложных заболеваниях почек. – А Катя разве не поправилась? Ее вроде домой выписали, – Алина почувствовала, как к горлу подступил ком. Она в последние месяцы вообще не интересовалась жизнью подруги и ее дочери, словно болезнь отрезала их от нее за бесполезностью. И тут только до нее начал доходить размах и значение ее безразличия по отношению к близкой подруге и ее дочери. – Какой там! – вздохнула Марина. – Врач в ступоре, ничего не может сделать, чтобы вывести в ремиссию. – А что такое ремиссия? – Ну, чтобы она не теряла белок. Чтобы можно было снижать дозировку. – А она еще препараты какие-то принимает? Уже столько времени прошло… – Принимает, и очень много. У них весь шкаф в таблетках. Слушай, ты ведь до сих пор даже не навестила их. Может, ты встретишься с Юлей? Она ведь и твоя подруга тоже. Ей нужна твоя поддержка. Ей очень тяжело, ты даже представить себе не можешь. Алине хотелось выкрикнуть: «И мне тяжело, ты даже не представляешь, как!» Но она промолчала. Внутренний голос подсказал, что это было не совсем уместно. Однако она все равно постепенно свела тему разговора к своей проблеме. – Марина, что делать, не знаю, – вздыхала Алина, – Дарья уже вяло отвечает на сообщения, на звонки тоже. Я не могу жить с Костей, просто не могу. Я его презираю, за человека не считаю больше. Своим поступком он все перечеркнул, все. Не могу любить его, и все. Да даже не любить, не могу не ненавидеть его. А Дарья мне внушила, чтобы у нас интим был постоянным. Вот я пользуюсь ее парфюмом, и действительно помогает. Теперь даже без него от Костиных приставаний отбиться не могу. – Так разве это проблема? – засмеялась Марина. – Наоборот, должно помочь тебе преодолеть твое равнодушие к нему. – Да ну! – воскликнула Алина. – После того как я узнала про измену, я все время вынуждена имитировать оргазм. – Погоди, – Марина пришла в ужас, – так уже прошло сколько месяцев?! Ты что, каждый раз притворяешься? – Да, каждый раз, – нехотя призналась Алина. – Я пытаюсь, но не получается. Он мне просто весь неприятен стал. Нет близости больше. – И он ничего не подозревает? – Марина все еще не могла поверить. – Нет, наоборот, он, похоже, влюблен, как в былые времена, в юности. Что делать, не знаю. Столько сил положила, чтобы брак сохранить, а теперь только и думаю о разводе. Но страшно, как я одна останусь? – Страх силу отнимает, – начала убеждать ее Марина, – я тебе ведь говорила, что не нужно прощать. Развестись и жить спокойно на алименты. Сама себе хозяйка, гуляй с кем захочешь, езжай куда хочешь. А так прикована к мужу навечно, да еще и нелюбимому, подлому мужу. Как бы складно Марина ни рассказывала про свои собственные давние мечты, ценности ее были все-таки чужды Алине, потому она с непониманием и нетерпением выслушивала ее. – Это он сейчас тебе изменил, пока ты молодая и красивая. А дальше-то что будет? И все же разговор с Мариной заставил ее о многом задуматься. Алина с ужасом представила себе, что когда-нибудь ее красота померкнет, и тогда Костя может поступить с ней еще хуже. После разговора с подругой она стала волноваться больше, чем прежде. Ближе к вечеру она не выдержала и написала Косте в Ватсап, что сегодня вечером она оставит его одного с детьми. Лишь только он пришел домой, как она, уже одетая, выскочила на улицу, ничего не объясняя. Она поехала к Юле. Та была самым рассудительным человеком из них четверых, и общения с ней Алине как никогда не хватало. Нужно было отменить случайно создавшийся между ними бойкот и учиться общаться в непростых обстоятельствах. Сложно передать, какой испуг и удивление испытала Юля, когда подруга явилась к ним в гости с пакетом гостинцев и подарками для Кати. Она боялась, что Алина не сможет скрыть своего шока, когда увидит дочь, и потому все эти месяцы не хотела, чтобы они пересекались. И она оказалась права: прекрасная, выхоленная Алина потеряла дар речи, когда увидела Катю. Глаза ее расширились, выдавая жалость, шок и одновременно смущение из-за собственного испуга и неприязни. Все эти эмоции, тяжелые пушечные ядра, зависли в воздухе. Невозможно было пощупать эти ядра, невозможно было говорить о них. Но не видеть – не видеть и вовсе не получалось! Юля сама замерла от неловкости и смущения. Но язык Алины вдруг развязался и будто по собственной воле начал что-то говорить про подарки и гостинцы. Катя оживилась, унесла все в свою комнату и стала распаковывать. Юля услышала свой голос, глухой и неродной, непривычный, какой-то манерный. Он словно разрывал пелену где-то вдали и прорывался к ней: – А что нужно сказать тете Алине? – Спасибо! – донесся радостный голос. Алина прошла в кухню. От стеснения она по-прежнему не знала, куда деться. Она уже жалела, что решилась навестить их. Юля старалась не замечать ее состояния, но она не могла, ведь оно оскорбляло ее как мать. – Марина нам очень помогла, – заговорила наконец Юля, – благодаря ее тете мы узнали, что нам нужно другое лечение. Ждем со дня на день вызов в НИИ педиатрии. – Да, Марина говорила мне, – кивнула Алина. – Правильно, здесь врачи такие, что лучше не рисковать. Как у тебя на работе дела? – Нормально теперь. Поначалу долго не могла свыкнуться с мыслью, что меня обставил коллега. Уговорил начальницу отдать ему обещанную мне должность. – Ох, я бы убила его на твоем месте! – воскликнула Алина, радуясь, что им так быстро удалось уйти от темы болезни. – Ты, наверное, скандал им закатила после того, как узнала? – Нет, что толку от эмоций. Они все решили за моей спиной. А теперь, если честно, мне уже все равно. – Вот, и у меня такое состояние: абсолютного равнодушия! – ухватилась Алина за знакомые слова. – Пыталась спасти семью, отвоевать мужа у хищницы-любовницы, а теперь и сама не рада, что победила. – Как это? – Юля даже не ожидала, что что-то внутри нее обрадуется обсуждению новой темы, отличной от ее собственной проблемы, но именно так и произошло. – Я не могу простить Костю. Из-за того что Дарья посоветовала мне вести войну скрытно, он по сути даже не имел возможности признать свою вину. А если я сейчас ему все раскрою, то он не поймет, как же я так все это время его прощала, возникнут вопросы, он может узнать, что я сама плела интриги. Он, кажется, вновь влюбился в меня, с работы бегом домой, все время вместе, все для семьи делает… Идеальный муж, если бы не это предательство, измена. Не могу простить, презираю его как человека, как мужчину. Все в нем опостылело. Не могу я, не могу жить с ним! В этот момент послышался шум в прихожей за входной дверью. Алина встрепенулась: – Это Антон, похоже, пришел? – Нет, – покачала головой Юля, – он написал, что допоздна работает сегодня. Это соседи пришли домой. – У вас такая слышимость, – подивилась Алина. – Что бы ты сделала на моем месте? Сохранила бы семью? Мне так хочется расстаться с ним, не видеть его больше… Но потом я начинаю думать о детях, их будущем. Еще мне кажется, что я не встречу мужчину лучше. Юля еще долго выслушивала откровения подруги, не прерывая ее. Почему-то теперь ей стало еще грустнее. Верно, глядя на подругу, Юля не могла не думать о том, что не существовало счастливых семей на свете. Она больше не знала ни одной. Когда-то ей казалось, что Алина и Костя были ярким примером идеальной семьи, но теперь и они примкнули к рядам тех, у кого брак потерпел крах. Если даже успешные браки со временем распадались, то на что же надеялись такие, как она, у кого с самого начала был разлад во всем? Увлекшись этими размышлениями, Юля не заметила, что Алина уже давно ждала от нее ответа на вопрос. Кое-как собрав разрозненные мысли вместе, Юля заговорила, но заговорила нескладно, неубедительно, все время ловя себя на том, что то, что было у нее внутри, не находило никакого отражения в срывавшихся с губ звуках. – В «Унесенных ветром» была такая сцена. Помнишь, янки вступали в Атланту, после очередного поражения в госпиталь прислали тысячи раненых, доктор не знал, что с ними делать, не было морфия, не было даже просто бинтов на всех, не говоря уже о том, что не было такого количества медсестер. И в этот момент к нему приходит Скарлетт и говорит: «Пойдемте со мной, нужно принять роды у Мелани». Доктор просто ошарашен и отвечает: «Вы что, какие роды?! Здесь тысячи раненых! Идите домой, Скарлетт, принять роды не так уж и сложно. Вы справитесь». И Скарлетт, по сценарию нерожавшая женщина, пошла домой принимать роды без повитухи. – Так… – озадаченно произнесла Алина, – и к чему ты это все говоришь мне? – К тому, что, Алина, прими роды, это не так уж и сложно! Поверь мне! – Юля непроизвольно рассмеялась, хотя ей было не весело. – Это аллегория такая. Есть в жизни вещи намного более неразрешимые, безвыходные. Мы очень часто убиваемся над какими-то задачами, которые – почему-то вот втемяшится нам в голову, и все тут – кажутся нам непосильными. Измены мужа, счастье семейное, наша гордость, наша влюбленность, наша обида… На деле даже они надуманы. Потому как подвластны человеку. И наоборот, есть вещи, на которые мы не можем повлиять, это по силам, пожалуй, только высшему Разуму, Богу. Нерукотворные вещи, их только и стоит страшиться, только из-за них мы имеем право плакать и убиваться. Алина смотрела внимательно на Юлю, на ее неухоженный вид. Ногти без шеллака, в волосах виднелись седые корни, как же давно она не красила их. Без макияжа, без тонального крема, без косметических процедур, инъекций, не говоря уже просто о несимпатичной одежде. Ей хотелось сейчас путем критики всего облика Юли свести на нет существенность ее слов. Но другой голос внутри нее говорил: она не имела права смеяться над внешним видом как Юли, так и других своих подруг. И хотя слова Юли были несколько обидны, Алина не могла не принять их во внимание. – Взгляни на всю эту ситуацию с другой стороны. Что самое страшное в жизни? – Тяжелая болезнь, – Алине пришлось признать это, тяжело вздохнув. – Или смерть. Стало быть, вы должны радоваться, пока вас это не коснулось, ведь, поверь, так может быть не всегда. И потом, подумай, если бы не факт этой измены, если бы взять ее и стереть из памяти, как со старой кинопленки кадры, представить на мгновение, что ничего этого не было, разве тогда у вас не появится возможность жить как прежде? Тогда надо хвататься за эту возможность, ведь прежде вы жили очень хорошо. Ты говоришь, что не любишь Костю больше. Я могу себе представить, как измена убивает все чувства к человеку. Но я не могу себе представить, что, скажем, если бы с Костей сейчас что-то случилось – заболел или погиб, – то ты бы осталась равнодушной. Тебе было бы все равно? Ты бы не страдала? Ты бы не забыла про былое? – Даже не знаю, – замялась Алина, изо всех сил пытаясь представить себе такую ситуацию. Ей на мгновение показалось, что она смогла представить себе ее: – Конечно, я бы страдала. Жалела бы его. Родной человек, как-никак. – Значит, любовь никуда не пропала. Она спряталась за твоей непрощенной обидой, уязвленной гордостью. Если тебе комфортнее остаться с Костей, если ты понимаешь, что такого второго мужчину не встретишь, а такого отца для своих детей тем более, то, быть может, стоит просто забыть? – Как же забыть? Забыть и простить? – возмутилась Алина. – Это что-то из области фантастики. Мне кажется, это предательство всегда будет между нами. Что бы он ни говорил, что бы он ни делал, я вижу его в объятиях этой дряни. – Предательство – это всего лишь слово, оболочка. Нам внушили, что измена – страшный грех. Что это что-то непростительное. Но ведь он не бросил тебя, детей. И потом, раз ты так старалась, чтобы удержать его, значит, для тебя Костя важен, важен союз с ним. А если представить себе так на минутку, что измена – не страшный грех, совсем не такой ужасный, как, к примеру, убийство, то мы увидим, что и его можно забыть. И что измена – отнюдь не всегда предательство. Память вообще штука дрянная и зачастую в житейских ситуациях вредная. С ней нужно бороться так же, как и с другими человеческими пороками. Она возводит в высокие степени все то малое, что происходит с нами. – Ты, по-моему, сама не понимаешь, что говоришь, – продолжала возражать Алина, – а сама бы ты смогла так сделать? Забыть и простить? – она усмехнулась. – Не простить. Достаточно просто забыть. Если забудешь, то и все на этом. Нет обиды, нет горечи, нет разочарования, нет подозрений, нет несчастья. Ты не ему сделаешь подарок, простив его, а себе, потому что себя в первую очередь освободишь от болезненных переживаний. Затем на кухню вошла Катя и достала из холодильника запеченные овощи, стала разогревать их в микроволновой печи. Алина потупила глаза. Она не могла поверить, что существуют столь страшные недуги, при которых так меняются люди, особенно дети. Катя была в несколько раз толще себя в прошлом, лицо ее было как шар, щеки огромные, глаза превратились в щелки. Очень долго потом одно воспоминание о Кате преследовало ее и являлось в самые неподходящие моменты, хотя она всеми силами старалась не думать о ней. Позже вечером, когда Алина возвращалась домой на автомобиле, ей вспоминались слова Юли, и одновременно они казались ей и смешными, и какими-то инфантильными. И все-таки недавно столь немыслимая идея начинала оседать в сознании: что, если бы она забыла обо всем, как бы это изменило ее мироощущение, как бы отразилось на ее отношении к мужу? Какое бы влияние это имело на ее судьбу, судьбу детей? Мог ли один такой простой рецепт спасти их всех одновременно? А если мог, правильно ли было им воспользоваться? Она ловила себя на мысли о том, что в мире не было ни единого человека, который мог решить, правильно это было или нет. Выходило, что истины не было, не было некой планки, на которую можно было бы равняться. Люди заблуждались. Что бы она ни предприняла теперь, все будет правильным и неправильным одновременно. За это лето в Тониной жизни произошло много непредвиденных перемен. Сначала у нее было головокружение от успеха: в нее влюбился молодой состоятельный бизнесмен, который катал ее на БМВ по городу, водил по дорогим клубам. Она частенько оставалась ночевать в его роскошной квартире с евроремонтом. Евгений много рассказывал о своей работе, о перспективах развития бизнеса, а также о том, что он в наследство получит еще две квартиры от бабушки и тогда сможет вообще купить пентхаус в центре города. А еще он мечтал о семье, женитьбе. Тоня уже не раз бегала в свадебный салон в соседнем от работы здании и заглядывалась на платья. Но вот во второй половине лета начали происходить какие-то диковинные вещи: Евгений стал реже звонить, все больше работал, и виделись они уже намного реже, раз в неделю, а то и раз в две недели. Тоня начала подозревать, что у него кто-то есть, и она оказалась права. Очень скоро он написал ей, что полюбил другую и улетел с ней отдыхать на Канарские острова.