– Да ладно тебе, вон, преподаватель в их школе тоже без почек, просто гемодиализ раз в неделю и все. – И сколько лет он так прожил? – даже в темноте видны были искры ярости, летящие из Юлиных глаз. – Не знаю, я не считал. – Пять-семь лет, наверное? Самое удивительное, непостижимое для меня, просто необъяснимое: ты ведь все это знал! Я тебе все это говорила, много раз повторяла, но тебя это ведь не касается, тебе ведь плевать на все, что происходит с твоей дочерью: ну, подумаешь, стала весить в два раза больше, ну, подумаешь, жутко токсичные таблетки глотает пригоршнями, ну, подумаешь, может дойти до трансплантации. Как, как можно было все это время думать о чем-то другом, кроме здоровья дочери? Я не понимаю! У нормального человека ни одна мысль не способна была бы пролезть в мозг, кроме как мысль о том, что можно предпринять, как можно помочь дочери, родной твоей дочери, оказавшейся в таком бесконечном треше, обещающем годы мучений. Но тебе, получается, все это время было плевать на ее болезнь… – Нет, мне не плевать, что ты такое говоришь, – стал защищаться Антон, но как-то уж очень вяло. – В самом деле не плевать? – засмеялась с жутким, оскорбительным сарказмом в голосе Юля. – И в чем же это выражается? В чем выразилась за все это время твоя забота? – А в чем она должна выражаться? Нет, это ты мне скажи! Почему я должен защищаться? – теперь уже Антон начал терять контроль над собой, переходя на крик. – Ты скажи, в чем конкретно ты меня обвиняешь? В удушающей темноте комнаты было слышно лишь их злое сопение – и ничего больше, словно во мраке растворились все другие события, оставив только это – неиссякаемую злость друг на друга. – Мне нечего тебе сказать, – выдохнула внезапно тихо Юля, – если ты дожил до поздних лет, не уяснив для себя столь простые вещи, то уже никогда не уяснишь. Съезжайся со своей девицей, раз она так хочет тебя в качестве мужа. Мы с тобой больше жить не будем. – Ха! Что значит: съезжайся с ней? А может, я не хочу с ней жить? Она меня подловила, специально «залетела». – Ну вот ей об этом и скажи. А мне это неинтересно. – Я хочу остаться с вами. – Ты не сможешь не дать развод, мы не в девятнадцатом веке живем. Я подам документы в суд, а дальше уже все автоматом идет. Это подумать только! Теперь, в преддверии нашей госпитализации, которую мы столько времени ждали, словно манну небесную! Теперь вскрылись такие вещи! Юля трясла головой, не в силах понять, как такое могло произойти. – Не подавай на развод, – сказал тихо Антон. – Как ты не понимаешь, – вдруг заговорила Юля о чем-то своем. – Все это было большой ошибкой. С самого начала. Я ложилась спать со зловонным трупом наших отношений каждую ночь, зажимая нос, вместо того чтобы отвезти его на кладбище. И все внушала себе: завтра пахнуть не будет, завтра не будет мерзкого липкого на дне души. Как будто завтра воскресение случится. Неужели я этого не понимала? Как могла я этого не понимать? А потом труп этот решил забрать с собой в смерть и мою дочь. – Как это смерть? Что ты несешь? Я, наоборот, на стороне жизни. У меня новый ребенок родится. – Нет, это ты не понимаешь, – покачала головой Юля. – Ты несешь смерть. Антон тяжело вздохнул, как вздыхают мужчины, когда считают, что женскую логику не одолеть. – Не подавай на развод, – голос его снова стал мягким, упрашивающим, – мы ведь семья, как ни крути. Если я сейчас уйду от вас, пока Катя болеет, это же не по-мужски будет. Бросил больного ребенка, называется. Я хочу быть хорошим отцом, я исправлюсь. – Да, твой папа будет очень разочарован, – угадав его мысли, усмехнулась Юля, и тотчас ей стало жаль его отца, очень порядочного человека, который и впрямь тяжело воспримет последние события и который, в общем-то, был не виноват в прегрешениях сына. Усмешка тут же сошла с ее лица. – Хоть он и воспитывал тебя, он не может заставить тебя поступать так, как поступил бы он. Ты волен совершить столько ошибок, сколько тебе вздумается. – Не горячись, я тебя прошу, – продолжил Антон. Было видно, что она угадала его мысли; он думал о том, как будет стыдно рассказать его отцу обо всем, – давай возьмем тайм-аут, ты подумаешь. Я не хочу уходить из семьи. – А ребеночка твоего кто поднимать будет? Или ты на две семьи собрался жить? – Она сама «залетела» от меня, сама пусть и поднимает. Он так беспечно отмахнулся от своего будущего чада, что и впрямь можно было поверить, что он способен так легко бросить свою пассию. – Хорош же отец! – снова со злостью прошептала Юля. – Ну так ты чего, ужин-то приготовила? – не выдержал Антон, давно ожидавший чего-то съестного. Ему показалось, что Юля уже остыла и можно было жить как прежде, словно ничего не было. Но тут Юля, которая почти никогда не выходила из себя за все те годы, что он знал ее, просто рассвирепела. Она стала толкать его и кричать диким, не своим голосом: – Убирайся! Пошел вон отсюда! Собирай свои вещи и чтоб духу твоего не было! Иди к своей проститутке! – Успокойся, успокойся, – стал бормотать Антон, от неожиданности попятившийся назад. – Убирайся! – вновь закричала Юля, видя, что он не собирается уходить. Антон посмотрел на нее долгим взглядом, словно осуждая ее за все случившееся, а не себя. – Значит, этого ты хочешь, – сказал он наконец. – Что же, будь по-твоему. Он не стал собирать вещи, просто оделся и ушел. Юля, словно во сне, достала один чемодан, собрала в него услужливо основные вещи Антона и поставила его на порог. В это время учительница вышла из комнаты Кати, и они столкнулись в коридоре. Та бросила быстрый взгляд на чемодан и тут же отвела глаза, будто она не слышала, что всему этому предшествовали ссора и уход Катиного папы. Юля раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, объяснить, но замешкалась, подбирая выдуманные оправдания, и ничего, кроме слов благодарности за урок, не смогла пробормотать. Поздно вечером, когда Катя должна была уже спать, Антон пришел за чемоданом. Юля не вышла в коридор. Она услышала, как он открыл дверь, прошумел чемоданом, а затем захлопнул с силой дверь, и этот шум поднял Катю. Она с вскриком вскочила с кровати и бросилась к входной двери, где уже никого не было. – Папа! Папочка! – закричала она и побежала на балкон. Юля выскочила из комнаты и побежала за ней. – Папа, вернись! – кричала Катя с заледеневшего балкона, рыдая. Но темнота двора скрыла лицо Антона, и было неясно, увидел он дочь или нет и как отреагировал. Очевидным было только то, что он ничего не крикнул в ответ. Юля в несколько мгновений успела затащить дочь домой и запереть балкон, чтобы та не простыла, тем более накануне госпитализации. Катя еще долго рыдала, уткнувшись в мать. А Юлю душила ни на что не похожая обида, что ее несчастного больного ребенка кто-то посмел предать, а она ничего не могла с этим поделать. Они так и заснули на большой кровати в родительской спальне. Глава седьмая Наступила середина осени в их городе, со снежной слякотью, перемежающейся с заморозками и ветрами, почти ураганами. До госпитализации оставалось всего несколько дней, и Юля запретила Кате выходить на улицу, чтобы та не простыла перед поездкой: в больницу не принимали детей с инфекциями. И хотя последние дни они жили в предвкушении обследования и назначения нового лечения для Кати, даже в этот короткий срок с ними произошли неприятности: Антон заявился после работы и стал требовать у Юли, чтобы она отдала ему свою машину. – Это моя машина, я купила ее на свою зарплату, – разъяснила ему Юля, хотя он наверняка и так помнил об этом. – Ну и что, я вам квартиру оставил. Мне тогда полагается машина. – Но ведь и в квартире вклад твой небольшой: основная часть поступила с продажи квартиры моей бабушки. И потом, мы квартиру еще официально не поделили, – возразила Юля. – Ха! Но ведь не вся. А сколько я денег потратил на вас с Катькой, чтобы вас прокормить во время твоего декрета? А деньги на шмотки? Забыла, что ль? – Ты хочешь подсчитать теперь, сколько мы ели? А мы разве все эти годы были не в браке? Не семьей? А дочь не твоя вдруг стала? Ты хотя бы близко понимаешь, как нам сейчас нужна машина? Мы едем в Москву надолго. Нужно будет постоянно довозить какие-то вещи. Без машины это просто невозможно. – Ничего сложного на электричке проехать, – фыркнул Антон. – Лучше бы сказал, когда начнешь алименты платить. – Тебе на гульки не хватает, что ль? – рявкнул Антон. Ключи от машины Юля так и не отдала мужу, но он, уходя, обещал вернуться, забрать все то, что ему «причиталось», а про алименты так ничего и не ответил. О, как она ненавидела его! Как она желала ему зла за все, что он сделал ей и Кате, за его предательство, измену. Она думала так, пока ехала на работу. А потом качала головой. Нет, не за предательство Юля ненавидела его больше всего, а за его равнодушие. Она колотила бы его до полусмерти, если бы это помогло, лишь бы заставить его любить Катю и переживать за ее здоровье так, как она любила и переживала. Но не было в мире способа заставить его плакать над дочерью, как плакала она. Все было бесполезно. Она была беспомощна перед этим океаном совершенного безразличия, что бился о стенки души Антона. Равнодушие – непревзойденное оружие, оно сильнее самого мощного чувства и самого высокого стремления. А главное, Юля думала сейчас, пока ехала, что это была на самом деле ее вина. Это она выбрала такого мужа и отца для Кати. Она должна была предвидеть, что с пустым человеком дети все равно вырастут безотцовщиной. Размышляя об этом, Юля ненавидела и себя. Свою слабость, бесхребетность, свой глупый выбор – ведь она всегда знала, когда делала неправильный выбор, но все равно не останавливалась. Что это было за вечное тупоумие в ее голове? Как можно знать – и все равно делать?! Как?! С совершенно испорченным настроением Юля приехала на работу, а там ее ждал сюрприз: ее новый «босс» Алексей, которого сделали руководителем ее же направления, собирал свои немногочисленные вещи в пакет, ни с кем не разговаривал в отделе, словно все вокруг принимали активное участие в заговоре против него. На Юлю он глянул с едва скрываемой злобой, будто ей в ту же минуту достанется его место и именно она была главной в перевороте. Она ничего не сказала, включила компьютер и стала ждать, когда загрузится система. Алексей собрал все свои вещи и вышел из отдела, не прощаясь. К Юле тут же подскочила одна из ее коллег и стала шептать ей в ухо: – Представляешь, его уволили! – А за что? И почему так внезапно? – Я не знаю, но говорят, он сорвал огромную сделку из-за своего хамского отношения к клиентам. – Разве он напрямую общался с клиентами? А куда смотрел менеджер по продажам? – Да нет, – подскочила одна из девочек, – он позвонил и наорал… – Юля, зайдите ко мне, – прозвучал на весь отдел голос их начальницы, по лицу ее было видно, что она слышала обсуждение в отделе. Через мгновение Юля была в ее кабинете. – Как вы знаете, Алексей был уволен, не буду называть причины, скажу лишь, что связано это с некорректным отношением к партнерам. У нас была запланирована командировка для него на выставку, он должен был завтра лететь. Сейчас секретарь должна найти билеты для вас, потом перебронирует гостиницу на ваше имя. – Постойте, но ведь это командировка в Германию? – воскликнула Юля с испугом. – Я в понедельник ухожу на больничный на две недели, вы же знаете! – До понедельника вы уже вернетесь, что за паника вообще? – Когда вернусь? На выходных? А как я дела здесь передам? Почему нельзя просто отменить командировку, ведь у нас не было никаких задач на этой выставке. – Руководство так решило – значит, так надо. Дела сегодня все передайте. У вас весь день есть для этого. Возражения не принимаются. Когда вы вернетесь, мы поговорим о том, чтобы вы стали руководителем направления, поскольку Алексей не справился с поставленной перед ним задачей. Юля вышла из кабинета, не понимая, радоваться ей или нет. Все было слишком внезапно, слишком не вовремя; отнюдь не командировкой ей сейчас хотелось заниматься, а совсем другим: готовиться к госпитализации и поездке в Москву, переживать развод с Антоном, возможно, успеть подать заявление в суд. Вместо всех этих важных дел она должна была поехать в Германию, чтобы слоняться по бесполезной выставке дорогих, хоть и качественных, китайских товаров, произведенных под брендами европейских стран. Безусловно, они были намного лучше всего их ассортимента, но потому были им совсем не по карману. Да и кто в России стал бы их закупать, когда при желании можно было напрямую выйти на тех же самых производителей в Китае.