– Тут такое дело, – забормотала Женя тихо, чтобы никого не разбудить, – я общалась с Антоном. Ты его не так поняла, он вообще не хотел уходить из семьи. Он бы вернулся к вам, если бы ты проявила настойчивость. Говорит, что с той женщиной не собирался семью заводить. – А зачем ты с ним общалась?! – раздраженно воскликнула тонким, нервным голосом Юля. – Я тебя просила об этом? Просила? – Я ради тебя ведь стараюсь, – оскорбилась Женя, – хочу помочь, тебе и так сейчас не сладко! Разве время сейчас разводиться, имущество делить? Тебе о дочери нужно думать, не только о себе. Опять, опять этот упрек, преследовавший ее последние месяцы, а теперь дважды озвученный за день. Юля уже не сомневалась в своей никчемности как матери, а ведь еще недавно она считала себя хорошей мамой. – Ребенку нужен отец, – не унималась Женя. – Прекрати! – взвизгнула Юля. – В чем проблема-то, я не понимаю? Он ведь сам хочет помириться! – Я не буду ничего слушать! Не буду ничего обсуждать! – взвизгнула Юля и стала с силой жать на красную кнопку на экране, как будто одного раза было недостаточно, чтобы сбросить звонок. Она чувствовала такое бешенство, что, казалось, еще мгновение, и ее телефон полетит в стену и разобьется. Она обернулась и увидела одну из своих пожилых коллег, с хитрой улыбкой идущую навстречу. – Валерьяночки может, Юль? У меня есть. Ты же на работе все-таки. – Вас забыла спросить! – взвизгнула вновь не своим голосом Юля. Прорыдав какое-то время в пустом коридоре и с особенной злостью обдумав поведение руководства, Юля стояла теперь и размышляла обо всем, негодуя. Ей казалось, что она должна была непременно решить эту проблему, настоять на своем, вернуть контроль на ситуацией. Лишь только это произойдет – и она вернет контроль над всей своей жизнью, решит свою главную проблему, связанную на самом деле с одной лишь Катей. Поэтому ей думалось, будто теперь свет клином сошелся на ее повышении, и будь у нее новая должность – у нее будет все. Но затем другая, все еще злая, но уже спокойная мысль прокралась в голову. Мысль эта была о том, что это повышение ничего не решит, как и никакое другое повышение в мире. Сделай они ее хоть генеральным директором, подари хоть миллион рублей, ничего от того не изменится: Катя все так же будет болеть, и будет болеть долго, беспросветно. И ее, Юлина, жизнь будет так же без будущего, без возможности строить планы на отпуск, радоваться и улыбаться. Происходящие события теряли смысл. Обдумав все это и наконец смирившись, Юля ушла в кабинет. И все равно руки не слушались ее, мысли путались. Новый коллега с серебристыми волосами смотрел на нее с любопытством, ожидая, что она обратит на него внимание. Он даже несколько раз кхекнул, но напрасно. Юля замерла, как статуя, не шевелясь. Она открыла Excel и стала заносить туда расходы на поездку на Тенерифе: единственное, что приносило ей радость теперь. Получалось купить билеты на двоих, уже шестьдесят тысяч. Но тогда они поедут всего на две недели. Тогда нужно, чтобы ее мать тоже поехала. Это еще тридцать тысяч. Снять квартиру на месяц – еще около тридцати тысяч, если снять самую дешевую. Если питаться экономно, то должно получиться так же, как и дома. Но на непредвиденные расходы все равно нужно отложить деньги, еще тысяч тридцать. На визу для бабушки около четырех тысяч. Сто пятьдесят тысяч минимум! Юле стало нехорошо от такой цифры. Ей недоставало около ста тысяч. Даже если откладывать по двадцать тысяч в месяц, то копить придется еще пять месяцев. А она так хотела поехать с дочерью после выписки! Ей придется почти все накопления отдать за один месяц на море. От Антона помощи не дождешься, это в лучшем случае. В худшем – теперь придется еще квартиру и машину делить на двоих. Какое теперь море, нужно было забыть об этом: если менять квартиру, то на однушку может не хватить, придется в долги залазить. Выходило, что в словах Жени был смысл: развод сковывал ей руки. Переносить новости из больницы было намного легче дома. Хотя, конечно, Юля по-прежнему с замиранием сердца читала сообщения от матери об анализах, которые не ухудшались, но все же это было не то же самое, что каждый день делать тест-полоски самой, а затем бегать за медсестрами, выясняя, не готовы ли еще анализы. То, что биопсию Кате сделали, когда с ней была бабушка, было еще большим облегчением. Юля не представляла, как бы она выдержала эту процедуру, как бы справилась с неконтролируемым волнением и страхом. Но вот из больницы стали приходить хорошие, насколько это было возможно в положении Кати, вести. Катя перенесла все легко, лежала после этого спокойно в кровати, не ходила, не дергалась, читала книги, значит, осложнений быть не должно. Бабушка каждый день занималась с ней уроками, читала новые параграфы, рассказы. Очень скоро настал тот момент, когда Катю перевели в интернирующий режим, что означало, что она стала принимать преднизолон не каждый день, а через день, то есть дозировка снизилась в два раза. С того дня Юля опять стала очень нервозной, каждый день звонила матери и напоминала про тест-полоски, поскольку та была очень забывчивой. К огромному ее удивлению, все шло хорошо. Но только мать ее устала от длительной госпитализации. Шел уже ноябрь, и Юля решила, что скоро сама возьмет больничный и заменит ее. Перед работой она уже бегала сдавала анализы, а на выходных ездила навещать их. Тут к ней пришло сообщение. Она взяла телефон. Это был Антон. – Нужно поговорить, можно заеду сейчас? В эти выходные она вернулась поздно вечером в свой город, припарковала машину, зашла в квартиру, разделась и свалилась на кровать, уставшая после долгой дороги. Юля в глубине души все еще надеялась, что он задаст вопрос о Кате, что она расскажет ему, как прошла биопсия, как она съездила в Москву, а самое главное, как Катя начала худеть после интернирующего режима. Немного, конечно, но уже заметно. Одежда стала широковатой, а глаза уже не казались такими узкими, как раньше, – щеки немного уменьшились. Потому она написала ему, чтобы приехал, а сама пошла пить кофе. Но кофе был лишним, так как Антон пришел не с миром, сон и так как рукой сняло. Он был хмурый, недовольный, совершенно чужой теперь. – Нам нужно что-то решать насчет квартиры, – заявил он с порога. – Что решать? – поинтересовалась Юля, замирая. – Разве вам жить негде? – Конечно, негде. Мы живем сейчас в квартире с родителями. Скоро сын родится. Нам нужна своя площадь. – Что ты предлагаешь? – Давай продадим квартиру и поделим пополам. – Пополам? – переспросила Юля. – Мы купили эту квартиру, продав квартиру моей бабушки, добавив не очень много денег. Почему же пополам? – Потому что имущество, нажитое в браке, делится на две равные части, – усмехнулся Антон, глядя теперь наглыми глазами на нее. – Вот ты как заговорил, – прошептала Юля. Она сама была виновата в том, что когда-то согласилась продать квартиру бабушки, поменять двушку на трешку. Теперь ничего нельзя было изменить. – Ты можешь заработать себе на жилплощадь, можешь продать бабушкину квартиру своей новой жены, в конце концов. Вы уже расписались? – Нет еще, она хочет свадьбу, как родит. – Хочет белое платье и стройную фигуру? – Типа того. Знаешь, сколько мне придется зарабатывать на новую квартиру? У бабушек ее квартир нет, они все живы и здравствуют. – Но это не означает, что я отдам вам то, что принадлежало когда-то моей бабушке. Давай так: вот мы с тобой когда-то добавили одну четвертую к цене квартиры, чтобы поменять ее. Я вам одну четвертую и отдам, хотя мы эту сумму с тобой вместе копили, и по-хорошему это должна быть одна восьмая. Но я отдам одну четвертую. – Откуда это у тебя столько денег? – с подозрением спросил Антон. – У меня нет пока этих денег, но я займу, выкручусь как-нибудь. – Так и что мне с ними делать? На них даже комнату не купишь. Нееет. – Ты можешь взять ипотеку. Молодая семья и все дела. – Какая еще ипотека, с ума сошла! Я кредиты не беру. Потом не рассчитаешься. – Тогда комнату купите и копите на квартиру. – У нас ребенок маленький скоро родится, нам нужна квартира, а не комната! – начал уже кричать Антон. – Но это не мои проблемы, у меня своих хватает с Катей и больницами! – Юля тоже кричала теперь. – Решайте свои проблемы сами, а не за мой счет! Я бабушкино наследство не обязана вам дарить! – А по закону обязана! – рявкнул Антон. – Ты думаешь, закон на твоей стороне? Думаешь, в суде не учтут, что квартира покупалась с суммы, полученной от продажи наследства? – Думаю, нет! – Ну вот и зря! – кричала Юля наугад, вспомнив вдруг о какой-то знакомой, которая уже около десяти лет судилась с мужем и не отдавала ему квартиру, потому что у нее были документы, подтверждающие, что новая квартира была куплена со средств после продажи старой, которая была куплена ею еще до брака. – У меня есть знакомые, кто выиграл суд в таких случаях, и суд учел наследство. – Ты в этом уверена? С чего ты решила, что тебе так же повезет теперь? – Если мы начнем судиться, то этот процесс может затянуться на годы, – успокоившись немного, отвечала Юля. – Тебе это нужно теперь? Лучше полюбовно разделить все. – Вот я и предлагаю полюбовно все сделать, по закону. – По такому закону я не согласна. Я предлагаю учитывать закон о наследстве. Они оба смотрели друг на друга глазами, полными ярости. В них не было ни следа былой любви, былой связи. Столько лет прожить вместе, а теперь не испытывать друг к другу ничего, кроме брезгливости и отвращения, это было чудно, – пронеслось в голове у Юли. Как она ненавидела его, как она не выносила самый его вид, его напыщенное сладострастное лицо, его полные похотливые губы, тупой пустой взгляд его серых глаз. На мгновение она закрыла глаза, живо рисуя свое мрачное беспокойное будущее. Ко всем ее переживаниям добавится беготня по судам, траты на адвокатов, бесконечные ходатайства и апелляции. Ее знакомая, которая выиграла аналогичное дело, была юристом по профессии, поэтому легко справлялась с судами, а Юля была не сильна во всем этом. Уступить ему квартиру, чтобы только он отстал от них, не мотал нервы? Жить в однушке, но зато в своей? Она вспомнила о бабушке, жившей когда-то еще в той, старой хрущевке, к которой она так любила ходить в гости, и ей стало обидно за нее. Обидно, что она отдаст единственное, что та с дедом заработали в советское время – квартиру, – какой-то девчонке, пытавшейся использовать мужчин и разбивать семьи. Ей внезапно стало жаль даже Антона, этого глупого, совершенно никчемного человека. Вот он хочет жениться, купить квартиру за свой счет. А потом девочка выгонит его, отберет полквартиры, еще и на алименты подаст. И так и будет он бегать без угла. Но он этого не понимал. Злой, тяжело дышащий, он наконец ушел, а Юля еще долго не спала, не спала до того невыносимого состояния, когда звуки собственного сердцебиения шумят в голове, заставляя то и дело ворочаться в постели. За то время, что Катя провела в больнице, Юля успела сделать только одно: оформить развод с Антоном. Теперь она стала официально одинокой женщиной, или свободной, но последнее слово язык не поворачивался говорить, даже про себя: слишком привыкла она к статусу замужней женщины, пусть от статуса этого было мало проку. Если бы развод случился еще год назад или раньше – она бы сильно переживала, сомневалась бы в своем решении, пыталась бы, вероятно, вернуть Антона. Но после всего, что случилось с Катей, Юля не могла переживать из-за потери мужа. Равнодушие стало ее средой обитания, и где бы она ни была, что бы ни делала: будь то работа, или подруги, или бывший муж – она, как рыба, плавала в этой своей новой среде, лишь изредка вспоминая, что когда-то внутри было не так пусто. И вот Юля вновь легла в больницу к Кате, чтобы дать матери немного передохнуть. Уже здесь она узнала, что дочери выбрали и назначили новый препарат. – Доктор, – спросила Юля во время обхода, – а что за новый препарат Катя принимает? Селлсепт, кажется. – Да, селлсепт, – удивилась врач. – А разве вам бабушка не сказала про него? На совещании было принято решение начать с него. Это отличный препарат, с относительно небольшим количеством побочных действий. И детям вашего возраста, как правило, он подходит. – В каком смысле? – испуганно спросила Юля. – На нем может быть хуже? – Нет, хуже на нем вряд ли будет, – умело скрывая раздражение, ответила доктор. Она лишь чуть повысила тон, потому как немного устала от бесконечных расспросов родителей, понимающих ее слова совсем не так, как нужно было. Они не интересовались единственно важным вопросом в данной ситуации, а именно статистической эффективностью препарата. – Речь идет о том, что в большинстве случае подросшим детям на нем удается уйти от преднизолона. Для нас сейчас главная задача – уйти от преднизолона, так как это очень токсичный препарат с большим количеством реальных побочных действий. Помимо снижения метаболизма, у многих детей на нем развивается катаракта, остеопороз и многие другие заболевания. Со временем они развиваются у всех детей. – Ясно, – вздохнула Юля. – Катя только начала его принимать, – по смущенному виду Юли доктор поняла, что ей нужно еще раз проговорить всю дальнейшую схему лечения, – и мы должны проверить общие анализы крови, убедиться, что она хорошо его переносит, проверить анализы мочи, а затем мы вас выпишем. И уже дома вы начнете снижать преднизолон по нашей схеме. – Еще снижать? – переспросила Юля, невольно начиная ковырять шею ногтями. – Да, потому что наша задача сейчас – уйти от преднизолона, – вновь повторила врач, опять-таки скрывая раздражение, а у Юли в голове начинало, казалось, что-то просветляться. – На селлсепте вы должны уйти от преднизолона. Только с этой целью он назначен Кате. Если на нем не удастся уйти от преднизолона, то в нем нет никакого смысла. – А как же потом? Если какие-то вирусы, инфекции? – вдруг дрожащим от страха голоса начала говорить Юля. – Преднизолон сейчас нас страхует от рецидивов, а потом ведь не будет.