У Юли закружилась голова от ее слов. – Каким экстрасенсам? Вы обращались к нетрадиционной медицине? – горячая волна, словно лава, стала растекаться по всему телу. Ее дыхание замерло в ожидании ответа. – Да к кому мы только не обращались, – ответила Надежда немного резко. – Были моменты, когда даже врачи подозревали, что дело не чисто. Рецидив сам прошел без преднизолона один раз, наш гомеопат сказал не давать и все. Белок был уже 3 грамма в моче, а я отказ писала от лечения. – Быть того не может! – выдохнула впечатлительная Юля. – А можно его контакт? – Он уже не работает, к сожалению. Это он нас поставил на ноги. Поэтому не нужно никогда отчаиваться. Нужно бороться за своего ребенка. И самое сильное – это молитва матери. Когда нас в первый раз вытащили с того света здесь и дочь ответила на преднизолон, мне так и сказали: не знаем, кому вы молились. Это просто чудо. Юля почувствовала влагу в глазах и стала часто моргать, чтобы не расплакаться. – Поэтому вы так не рубите с плеча, все образуется. Главное – верить в это. И от своего счастья не торопитесь отказываться. Вам нравится этот человек? – Как он может не нравиться? – вздохнула Юля. – По-моему, он слишком хорош. Я даже сперва не могла поверить, что такой человек мог обратить на меня внимание. А теперь он даже и забыть, говорит, не может. – Тогда за чем же дело? Просто общайтесь с ним, вас это ни к чему не обязывает. А потом видно будет. – Я не могу так. Я не чувствую, что имею право на такие вещи теперь, пока Катя нестабильна. Просто не имею. И кармически это неправильно. Если я начну заниматься собой, своей жизнью, Кате наверняка станет хуже. – Это многолетняя болезнь. Пока вы сможете сделать глоток воздуха, пройдут годы, и возраст ваш уже будет не тот. Жизнь коротка. – Но ведь вы не крутили романы, пока у вас все было нестабильно, – возразила Юля, – и ваши годы тоже прошли. Но так было правильно. А теперь вы просто хотите мне того, что сами упустили. Но мы обе знаем, что я не смогу реализовать ни вашу мечту, ни свою. Мои годы тоже уйдут, и я тоже буду нести эту ношу, как и вы. Так случается иногда, что нам становится очень многое не подвластно, даже самые банальные вещи. И ничего с этим не поделаешь. Дело все в том, – Юля опустила голову, блуждая глазами по облезающему линолеуму, словно там пытаясь ухватиться за нить мысли, ускользающей от нее, – что у меня нет больше желаний, – она подняла взор, – вернее сказать, у меня есть только одно желание, и оно сильнее всех желаний в мире. Потухший взгляд Надежды особенно грустно застыл на Юлином лице. Тут только Юля посмотрела на свои руки и увидела, что все это время держала в руках пустой кувшин для кипятка. После этого она вспомнила, зачем вышла из коридора. Они вместе пошли обратно, только Юля еще зашла на кухню за водой для чая. Но через час после разговора с Надеждой телефон Юли начал вибрировать. Она схватила трубку: это опять был Йохан. Выждав пару секунд и глубоко вздохнув, она ответила. – Я здесь. Спустись, пожалуйста, как в прошлый раз. – Что?! – воскликнула Юля. – Откуда ты узнал, где я? – Ты сама сказала, – озадаченно ответил Йохан. Юля огляделась по сторонам: кто из присутствующих мог взять трубку, пока ее не было, и сказать ему адрес? Но все мамы и бабушки, что находились в палате, были с английским на «Вы»: кто-то из деревень, а кто-то слишком преклонного возраста. Она просмотрела переписку в Ватсап и смс с Йоханом: не было и следа сообщений. Она просмотрела историю звонков: от него было всего два входящих звонка, все сходилось. Неужели он каким-то образом отслеживал ее координаты? Но встретив его внизу, она тут же поняла, что все ее подозрения были глупыми: не мог такой интеллигентный человек следить за ней. – Откуда ты узнал, что мы в больнице? – спросила тут же Юля. – На улице ждет такси, давай поторопимся, – ответил Йохан. – Я бы хотел пригласить тебя в хороший ресторан. Если хочешь, можно и дочь позвать. – Но ей нельзя покидать территорию больницы. Они детей не выпускают, только родителей. И я не могу дочь оставить надолго, прости, – Юля не сдвинулась с места. – О, это не займет много времени, – ответил Йохан, улыбаясь. – Я нашел очень хорошее место, в пяти минутах отсюда. Юля сама не поняла, как обмякла от его нежной улыбки. Таких приятных мужчин в ее жизни практически не встречалось; все, кого она знала, были суетливыми, скрытными, озлобленными, себе на уме. Она убедила себя, что это ненадолго, и пошла за ним. – Когда вас выпишут? – спросил Йохан за ужином. Юля заказала из скромности один салат и кофе, но Йохан, заметив ее неловкость, заказал еще большую пиццу на двоих. – Думаю, через пару недель, – пожала плечами Юля. – Я надеюсь, что не позже. – И какие у тебя планы на будущее? – Катя будет принимать препарат, ну ты знаешь, иммуносупрессивный препарат, от двух до четырех лет. А потом будет видно. Есть крохотный шанс, что она перерастет заболевание к 18 годам. И нам нужно делать все возможное, чтобы так и было. – А что именно можно сделать? Я знаю, что не так много. Нужно избегать инфекции, аллергию и так далее. В общем-то и все. Но я также знаю, что в России очень долго запрещали ходить в школы, спортивные секции и другие детские клубы. Детям никуда не разрешали ездить, особенно на море. Но теперь даже в России доктора признают, что дети должны вести нормальную жизнь и стараться не ограничивать свое взаимодействие с обществом. – Откуда ты знаешь все это? – Юля оживилась. В этот момент официант принес на большом подносе все блюда сразу, в том числе огромную пиццу на круглом деревянном подносе, которая заняла половину их стола. Юле казалось, что это была самая вкусная пицца, которую она когда-либо пробовала. После больничной еды и домашней еды последних месяцев, когда она так уставала готовить по несколько раз в день для Кати, что себе просто отваривала сосиски с гречкой, это был настоящий праздник. И хотя для многих было вполне естественно пойти на свидание в ресторан, для Юли это было совсем не так, ведь с Антоном они сошлись еще в студенческие годы, когда денег просто не было, и они никогда никуда не ходили. В какой-то момент Юля внезапно поймала себя на мысли, что ей просто не хотелось разлучаться с Йоханом больше. – В НИИ нам теперь так и говорят. Но в больнице в нашем городе доктор сказала, чтобы мы всегда были дома и не выходили из квартиры, – ей нестерпимо захотелось услышать мнение столь уважаемого ею человека, доктора, потому что она сама терзалась в сомнениях, не понимая, как можно было сидеть взаперти, и наоборот, как можно было куда-то выходить с таким диагнозом. – Я читал статьи на эту тему, – продолжил Йохан. – Основная трудность в том, что дети не должны болеть, но они как раз-таки постоянно болеют из-за тех препаратов, которые принимают. – Я часто думаю о том, чтобы отвезти ее на море – надолго. Выздороветь это не поможет, я знаю, но она хотя бы не будет такой болезненной несколько месяцев. – Да, нужно обязательно поехать, – поддержал ее Йохан. – Для детей море очень полезно. Соленый воздух, солнечные ванны. – Но на данный момент это очень сложно, – Юля решила, что лучше не жаловаться ему на то, что ее накоплений не хватало даже на одну поездку. Да и на самом деле ей нельзя было тратиться сейчас, потому как отец Кати собирался выставить их на улицу. Ей не хотелось, чтобы Йохан думал о ней как о человеке-нытике, у которого все всегда было сложно и запутанно. – Я хотела сказать, что Катя только начала получать новую терапию. Только Богу известно, как она отреагирует на нее. Мы должны ждать. Опять ждать. – Все наладится однажды, – сказал Йохан. – Уверен, что так и будет. Твоя дочь перерастет эту болезнь. Помимо всего прочего, наука постоянно развивается, поэтому они найдут новые способы лечения, которые будут намного лучше нынешних. – Надеюсь, – Юля посмотрела на него, улыбаясь грустно. – В любом случае, уверен, что твоя дочь очень умная девочка, а это главное в жизни. – Откуда ты знаешь? – засмеялась Юля. – Просто знаю и все, – он загадочно улыбнулся. Затем он задумался о чем-то ненадолго, но, поймав вопросительный взгляд Юли, пояснил: – А как отец Кати переносит ваш развод? Для него, наверное, ужасно тяжело быть вдали от дочери. Юля засмеялась с особенной горечью. – О нет, совсем не тяжело, – она покачала головой. – Он даже не приезжал навестить ее ни разу. Ни единожды. – Это правда? – Йохан не мог поверить. – Как это возможно? Ты знаешь, у меня не было ни жены, ни семьи, но если бы были, я хочу сказать… все было бы по-другому. И не просто потому, что мне нравится смотреть на чужих малышей и детей. Просто это ведь одна из основных, самых жизненно важных вещей на свете. Последние десять лет меня преследовала идея о том, что я упускаю время, что нужно торопиться… Но я был не очень удачлив в этом деле, а удача в нем очень важна, – он многозначительно улыбнулся, глядя на Юлю. – Он, верно, очень молодой и глупый человек, если не страдает от разлуки с дочерью. Я просто не понимаю этого. Только подумай, – он вздохнул, собираясь с мыслями, – подумай вот о чем: однажды в мире не останется никого из тех людей, что ты когда-либо знала, тебя в том числе. Это произойдет когда-нибудь с каждым. И сам этот факт как будто бы отрицает значимость твоего пребывания на Земле, потому что не будет никого, кто бы помнил тебя таким, какой ты был. Но на деле этот факт ничего не отрицает, потому что в мире останутся твои потомки. Кто-то из них будет ни на что ни годным, – услышав это, Юля невольно засмеялась. – Другие же будут милейшими людьми. Гены иногда играют злую шутку, и не все зависит от воспитания. И все-таки они всегда будут существовать. И это единственный смысл нашего пребывания на этой земле. Когда он отвез ее обратно в больницу, они задержались около проходной, и Йохан взял ее ладони в перчатках в свои. Но даже через перчатки она не смогла не почувствовать тепло его рук. Что-то в глазах его сияло таким чудным жизнеутверждающим светом, словно говорящим Юле, что ей все было по плечу и что ничего невозможного не было. И хотя сомнения накатывали на нее в самые неподходящие моменты, когда ей не верилось вдруг, что такой мужчина мог обратить внимание на нее, – сейчас, когда он спросил, увидятся ли они снова, она просто не смогла ответить «Нет». Глава девятая После выписки прошло около месяца, они скромно отметили Новый год дома, никого не приглашали, потому что все Юлины подруги либо болели, либо болели их дети. Было слишком страшно, что Катя может заразиться вирусом, когда ей снижают преднизолон. В этот холодный январский день Юля ехала по работе в один из сетевых магазинов на мониторинг ассортимента по своим категориям. Еще во время госпитализации начальница так и не выполнила обещания и не сделала ее руководителем, сославшись в очередной раз на болезнь дочери, только теперь Юле уже было все равно. Она прекрасно понимала, что никакое повышение ей не поможет сохранить квартиру или сделать размен на двухкомнатную, и уж тем более она не сможет отвезти дочь на море. Оставалось лишь надеяться, что ей удастся сделать размен на однокомнатную квартиру, пусть и в худшем районе, вдали от ее матери. Серые дома семидесятого года, офисные постройки сменяли друг друга. Город был захвачен огромными сугробами. Парковки, обочины – все было покрыто таким толстым слоем снега, что поиск места для машины превращался в своего рода испытание. А главное, нужно было умудриться заехать в это место вопреки гололеду и сугробам. В этом районе работал муж Алины, Константин, и сейчас Юля проезжала как раз мимо офиса его компании. Она остановилась, когда загорелся красный свет светофора, и рассматривала новейшее здание, резко выделявшееся среди серых старых советских построек. IT-компании всегда располагались в современных зданиях с прекрасным интерьером. Вдруг Юля увидела самого Константина, стоявшего перед офисом и, судя по всему, ругавшегося с какой-то девушкой. Всмотревшись повнимательнее, она поняла, что это была та самая Тоня, фотографию которой Алина ей как-то показывала. Даже несмотря на пуховик, было невозможно не опознать эти длинные худые ноги. Тут загорелся зеленый свет, и ей начали уже сигналить стоящие за ней автомобили. Юля сразу же съехала с дороги в карман автобусной остановки. Она схватила телефон и набрала Алину. – Возьми трубку, ну же, возьми трубку! – закричала она. – Алло, да что случилось? – удивилась Алина, услышав часть ее восклицания. – Не паникуй, но я увидела Костю, ругающегося с Тоней, прямо перед его офисом. Не знаю, даже не подумав, набрала тебе. Наверное, не надо было тебе звонить, да? – Нет-нет! – вскрикнула Алина: от ее недавнего самообладания не осталось ни следа. Она сама удивилась столь резкой перемене в своих эмоциях. Она так старалась не думать о прошедшем, не помнить о случившемся, не винить мужа ни в чем более, только чтобы самой быть покойнее. Но этот звонок, эта новость о том, что муж опять был в компании столь ненавистной женщины, заставил Алину наплевать на все советы психолога и ринуться туда, чтобы уличить обоих и обоим плюнуть в лицо. – Я сейчас же выезжаю на место! – Да куда ты поедешь, тебе минут двадцать нужно, а они уже, может, сейчас разойдутся, – опомнившись, Юля решила отговорить ее во что бы то ни стало. – Я все равно поеду. Но ты права, нельзя терять ни секунды. Слушай, ты подойди к ним, словно ты куришь, знаешь, да подслушай их разговор. – Мне как-то неудобно, он ведь меня узнает, – засомневалась Юля. – Не узнает, ты шапку на глаза надвинь, – с уверенностью отвечала Алина, – если они так увлечены разговором, то не будут на тебя смотреть. – Ох, ну я попробую, что терять-то, – ответила Юля озадаченно. Она вышла из машины, даже не подумав о том, что припарковалась в неположенном месте. Ее колени начали дрожать от волнения. Приблизившись к Косте с Тоней, она чуть отошла и стала рыться в сумке, словно искала сигареты. Но как было дальше сымитировать, что она курит? Сигарет у нее никогда не было, зажигалки тоже. Между тем она слышала голоса тех, за кем по несчастливой случайности ей нужно было следить. – Я тебе объясняю, денег у меня нет, – говорил Константин прерывисто, волнуясь, почти выкрикивая слова. – Я не рисую их, понимаешь? – Ха! Скажи это своей женушке! Ты ей бриллианты покупал? А квартиру ей купил? – Да как ты вообще узнала про квартиру? – Ты не увиливай от темы! – взвизгнула Тоня. – Для нее все, а для меня ничего, значит, так?! У Юли скривилось лицо: неужели этот безвольный человек вновь связался с этой проходимкой? Ей стало безумно жаль Алину.