– Я тебе повторяю: если не хочешь, чтобы я ей все рассказала, готовь деньги! Я тоже хочу жить на Канарах! – Какие Канары, ты с ума сошла, мы уже полгода как не встречались, ты сама сбежала к другому! – закричал Константин, сжимая кулаки. Он готов был броситься на нее. – Я тебе не должен ничего! – Если не хочешь, чтобы твоя благоверная с детьми сбежала от тебя, узнав о твоих похождениях, то, конечно, не должен ничего. Молчание оно тоже денег стоит. – Ты шантажистка, если я тебе сейчас рот на замок закрою, то ты на этом не остановишься. – Ну уж нет, если у меня будет хата на Канарах, я уеду туда и про тебя не вспомню, – с ехидством засмеялась Тоня. – Ты даже не понимаешь, какую большую сумму денег ты от меня требуешь, – немного успокаиваясь, ответил Константин, – такие деньги нужно много лет копить. – А кредит на что? Иди в банк, милый мой. – Извините, – вдруг сказал Костя, затем прокашлялся и повторил громче, – извините, вам здесь не представление, вы зачем здесь встали-то? Юля вздрогнула, но не обернулась; она поняла, что он заметил ее навязчивое «покуривание» рядом, она лишь чуть повернула голову к нему, а затем быстро пошла прочь, надеясь остаться неузнанной. Но она побоялась возвращаться в машину, поэтому отошла подальше, дождалась, когда они разойдутся, и лишь затем пошла в машину, вконец замерзшая. Вскоре подъехала Алина, и они вместе поехали в супермаркет, в который изначально направлялась Юля. Лицо Алины, обычно смуглое, теперь было белым, как простыня. Юля с жалостью смотрела на нее, пока они шли неспешно по отделам супермаркета. – Главное, что он тебе не изменял, – твердила Юля, словно мантру, – это главное. Сейчас он не изменял. – И что же с того? – вяло отвечала Алина. – Это девка его преследует, шантажирует, пытается хоть как-то заработать на нем. – Да, теперь он либо попытается откупиться, либо она ко мне опять явится, – Алина закрыла лицо руками, плечи ее непроизвольно передернулись. – Опять? – удивилась Юля. – Я не говорила, но эта мразь меня подловила и пыталась все рассказать. Я сказала, что это ошибка и мой муж святой человек, – тут она сама не смогла не засмеяться, правда, немного нервно. – Тогда она вряд ли к тебе явится, побоится, я думаю. Это, скорее всего, блеф. – Может, и не явится. Но муж-то об этом не знает. Будет откупаться от нее? – Где же он возьмет столько денег так сразу? – Не знаю, вряд ли у него есть такая сумма. – Все это нелепо, все эти игры, слежка. Вы ведь в браке и вы любите друг друга, хорошо друг к другу относитесь, ведь так? Алина кивнула головой. – Тогда между вами не должно быть этих секретов. Не позволяй из-за случившегося утратить ту духовную близость, что у вас была когда-то. – А она была? – усмехнулась Алина. – Была, была! – вдруг настойчиво заговорила Юля. Воспоминания одно за другим распаляли ее: – У вас были очень близкие и теплые отношения, я это точно помню, вы были примером для всех. Не позволяй никому и ничему украсть твое счастье, ведь это не просто счастье, это еще и твоя семья. Юля начала фотографировать какие-то товары на полках. На удивленный взгляд Алины, которая еще немного дрожала после случившегося, но уже пыталась вернуть самообладание, Юля пояснила: – Новинки ассортимента: нужно их внести в матрицу этой сети. – Ты ведешь их ассортимент? – У меня матрицы по всем крупным сеткам. – Это и есть твоя работа? – засмеялась Алина. – Собирать ценники сеток? – Нет, – Юля тоже засмеялась, – это работа мерчендайзера. Это лишь крохотная часть моей работы, сбор данных для анализа рынка, понимаешь? Обычно я ассистента отправляю на это дело, но тут захотелось самой, чтобы проверить, все ли она до меня доносит. – Доверяй, но проверяй, – ясно. – Это точно. – Ты очень ответственно относишься к своей работе, – заметила вдруг Алина, – мне, может быть, было бы все равно, правильно ли доносит до меня информацию ассистент. – Тебе только так кажется, – улыбнулась Юля. – Но, знаешь, хоть я и ответственно отношусь к работе, в последнее время у меня запала нет. – Еще бы, после всех последних потрясений. – Да дело даже не в них, наоборот, они должны были бы подстегнуть меня, ведь я единственная кормилица для Кати. Просто мне за прошлый год столько раз обещали повышение, а затем говорили, что, мол, извини, тебя опять прокатим… Я чувствую, что ничего не могу противопоставить этой глупости, лицемерию, непоследовательности. Что бы я ни делала, я не знаю методов борьбы со всеми этими пороками, особенно в руководителе. – А как ты сама-то, после всего этого? – вдруг перебила ее Алина, внезапно замечая, как сильно изменилась подруга за прошедший год: сильно похудела, аж щеки немного впали. Но и это бы ничего, можно было бы списать на дань моде, если бы не какое-то едва уловимое напряжение в каждом телодвижении, в том, как она говорила, смеялась, улыбалась, даже в том, как моргала. Казалось, будто каждая мышца в ней была натянута, каждый сустав, сухожилие – все в напряжении. – Я зависла где-то среди неразрешенных проблем. У Антона ребенок родился, ты знаешь, наверное. Он грозил судом, а я сдалась. Сказала, пусть ищет размен нам на однушку, а себе как хочет. Он уверен, что сможет разменять квартиру на две однушки. Блажен, кто верует, как говорится. Накоплений у него нет, с его зарплатой-то, да и с запросами его новой жены. Роды по контракту, да не где-нибудь, а в новом роддоме. – Да, я там рожала, – удивилась Алина. – Я тебе про то и говорю, – кивнула головой Юля, то записывая что-то в блокнот, то бросая взгляд на полку с товарами, – но где он с его зарплатой и где твой Костя? Глупо сравнивать. В общем, пусть живут, как хотят. А я потихоньку коплю деньги, и так понятно, что даже за однушку надо доплачивать. – А к матери переехать, ремонт там сделать? – Нет, не хотелось бы совсем. Взрослые должны жить самостоятельно, тем более что я уже привыкла к отдельной жизни от родителей, уже обратно не смогу переехать. В этот момент сотрудник магазина прошел мимо них и остановился поодаль, стал выкладывать товар на пустое место на полке. Юля сразу спрятала телефон и камеру и притворилась, будто выбирает что-то на полке. Алина не смогла сдержать улыбки. – Что он нам сделает? – шепнула она на ухо подруге, как школьница, нарушающая дисциплину на уроке. – Ничего, конечно, – ответила Юля, поймав на себе подозрительный взгляд человека в форме магазина. – Но все равно неприятно. – Слушай! – вдруг громко заговорила Алина, будто специально, чтобы услышали все, кто был в их ряду и в соседних. – Я знаю, что нам нужно предпринять. Мы найдем тебе нового мужа! – Что? – воскликнула Юля от неожиданности так же громко. – Сейчас многие на сайтах знакомятся, дочь подруги моей мамы вообще уехала жить в Италию с двумя детьми, познакомилась на сайте с итальянцем. Муж ушел от них к молодой любовнице. Так она сказала, что развод был лучшим, что случилось в ее жизни: из нищеты сразу замуж за состоятельного мужчину, да еще в Италию уехала. Тебе тоже пора браться за свою личную жизнь. – Какая личная жизнь, ты с ума сошла, – зашипела Юля, оглядываясь по сторонам, – не хочу я больше замуж, не хочу! Тем более, – Юля многозначительно улыбнулась, – у меня уже есть поклонник. В этот момент Алина схватила Юлю за руку и потащила прочь из супермаркета, благо на втором этаже этого торгового центра была хорошая пиццерия, где днем почти никого не было в зале. – То есть этот мужчина… как, говоришь, его зовут, Йохан? – рассуждала Алина невероятно бодро и возбужденно. – Он уже намекает на ваш переезд к нему в Германию, обещает помочь с врачами. А ты его продолжаешь «динамить»? – Не «динамить», я отвечаю на все его сообщения, – поправила подругу Юля, – просто я ему уже много раз повторяла, что не смогу сейчас ничего ему предложить. У меня нет сил на свидания, романы, романтику и уж тем более на отношения на расстоянии. Мне это просто не нужно. – Судя по тому, что он предлагает тебе, это очень хороший, достойный человек. – Погоди, он на этом не остановился. В нашу последнюю встречу я сказала ему, что Кате хорошо было бы на море поехать куда-то, на Тенерифе. И он после этого написал мне, что у него есть небольшие апартаменты на Тенерифе и мы можем жить с Катей и мамой там столько, сколько нужно. И при этом он говорит, что мы должны поехать, даже если мы не будем встречаться. Сказав последнюю фразу, Юля откинулась на кресле и стала нервно теребить кожу на лице. Алина улыбалась хитро, глядя на нее. – Нет, ну ты скажи, ну как так можно? Как можно быть таким добрым? Каждый раз, когда я думаю о нем, внутри меня все наполняется такой необыкновенной теплотой, словно он мой защитник, человек, который позаботится обо мне и решит все мои проблемы. Когда мы с ним говорим, он готов все трудности взвалить на себя, пусть это пока только слова, но даже через эти слова я впервые почувствовала себя женщиной. Понимаешь? Женщиной! Я только теперь поняла, что никогда раньше не чувствовала себя ею. Добытчик, кормилица, домохозяйка, мать, автослесарь – кто угодно, но не женщина. Вот ты когда-нибудь чувствовала себя женщиной? – Да, – протянула Алина, качая головой и сильнее раскрывая глаза от изумления, – как все запущено. С Костей я всегда чувствую себя женщиной. Ты просто обязана поехать к нему, куда бы он тебя ни позвал. Ты это заслужила после стольких лет в столь сомнительных отношениях. – Нет, я много думала об этом… Если я соглашусь поехать на остров к нему, это будет подло, потому как обнадежит его. Нет, зачем так издеваться над таким порядочным человеком? Пусть все остается так, как есть. – А как же твои чувства? Ты ведь неравнодушна к нему, ведь так? Юлька, милый мой друг, когда ты в последний раз испытывала какие-то чувства к мужчине? Ты должна сделать это, подумай о себе. – Уж о ком, а о себе я точно думать не имею права теперь, – Юля качала головой совершенно обреченно. – Для меня уже все кончено. Сейчас не имею права ни с кем быть, а потом будет уже поздно, потом к пенсии надо будет готовиться. – Перестань, не так уж мы и стары. – Не старые, – она почему-то особенно выделила последнее слово, – но болезнь слишком долгая. – И что теперь, что долгая? Ты не можешь просто взять и перестать жить даже чуть-чуть для себя. В мире тысячи, сотни тысяч людей, которые сталкиваются с еще бо́льшими проблемами, чем вы с Катей, но если они все возьмут и сложат руки и перестанут существовать, то человечество лишится лучшей своей части. Ведь человек, переживший такую боль, он… совсем другой, не такой, как остальные, беззаботные люди. Я восхищаюсь тобой. – Нет, не восхищаешься, моя боль – не моя заслуга. Любой на моем месте справился бы. – Возможно, так оно и есть, но это не значит, что окружающие не могут восхищаться тобой. Знаешь, Юль, в тебе просто засел огромный зверь по имени «Страх», и он не дает тебе сделать ни единого телодвижения. Ты тени своей боишься. Сколько лет тебе понадобилось, чтобы разойтись с Антоном, когда и так понятно было, что ваши отношения умерли? – Ну и что, что я боюсь, – Юля даже не стала отрицать этого, – боюсь всего, даже тени, как ты говоришь. А как еще может быть? Каждое утро встаю и заставляю Катю выпить стакан воды, чтобы через час она пописала в банку, а я сделала тест-полоску. И каждый день трясусь от страха, пока не увижу, что полоска почти желтая. Когда у меня болит горло, я начинаю дрожать, боюсь, что заболела, и что теперь, даже если уйду жить к матери, то все равно уже успела заразить Катю. На работе отпрыгиваю от всех сопливых коллег, переспрашиваю тысячи раз у всех: «У вас аллергия или вы заболели?» На меня все смотрят как на полоумную, нарушающую чужое пространство. А в отделе боятся подходить к моему столу, так как я всем зрительно носы сканирую, и если кто-то хлюпает носом, несусь к нему с маской. Уже столько раз ругалась из-за этого со всеми. Истеричка, в общем, в глазах окружающих. – Попробуй не стать истеричкой после всего. Это нормально. – Ты думаешь? А я часто себя спрашиваю, имею ли я право быть истеричкой? Кто дал мне его? Разве это правильно – измениться в характере просто потому, что приходится проходить через большие испытания? А если каждый такой человек будет становиться психованным, что тогда будет с миром? – Юля снова откинулась в кресле, на этот раз закрывая глаза. – Я просто хочу, – она помолчала, словно сомневаясь в истинности своих последующих слов, – я просто хочу снова быть прежней. Мне нравилось то, какой я была раньше, и мне не нравится то, какой я стала теперь. Мне говорила одна мама в больнице, она словно глаза раскрыла мне тогда… Она сказала, что я должна смириться со случившимся и перестать переживать. Что мне должно быть все равно, что Кате грозит пересадка в будущем… Только так я смогу стать нормальной, вроде как. И Кате помочь. – Что за бред! – засмеялась Алина. – Не слушай ее! Как тебе может быть все равно? Ну как?