– Ну как что хорошего, – Юля почувствовала, что голос ее дрожит и она не говорит, а оправдывается, как подросток, которого поймали с сигаретой на лестничной площадке. – Морской воздух, солнце. В морском воздухе очень много минералов, и витамин D тоже очень важен. – И все? Только ради этого так рисковать ее здоровьем? Везти на край света? Ты же знаешь, что у нее от любого чиха может случиться все снова! Ведь так? – Может, – признала Юля. – Но мы будем надеяться, что не случится. В самолете – маска и звездочка. В аэропорту тоже. – Как ты не понимаешь, – Людмила Петровна продолжала кричать, – что ты ее повезешь, у нее первые две недели будет акклиматизация, а потом она только привыкнет – и ей нужно будет ехать домой! А здесь у нее обратная акклиматизация! Разве она выдержит такое? – Поэтому мы повезем ее минимум на месяц. Мы с Алиной все обсудили, они до мая не собираются ехать точно, а может, и еще позже поедут, когда школа закончится. – А работать кто будет, ты что, уже с работы уволилась? – Нет, конечно нет, – устало отвечала Юля. – Так она одна там будет жить? – еще с бо́льшим негодованием воскликнула Людмила Петровна. – Нет, я хочу, чтобы ты через две недели прилетела, а я полечу обратно. Вы будете с ней вдвоем там. – Ну уж нет! – отрезала Людмила Петровна. – Я в этом бреде участвовать не собираюсь! Катя не выдержала и начала плакать, убежала в свою комнату и закрылась. Она уже знала, что бабушка была главным человеком в семье, ее авторитет был непоколебим, а значит, поездке не суждено было состояться. – Мама, тебе визу за два дня сделают, – говорила тихим разбитым голосом Юля, – у тебя есть загранпаспорт, никаких проблем. Это ведь все для ребенка. – Нет, не ври, совсем не для ребенка. Хочешь убежать от проблем, думаешь, что где-то будет лучше, где-то она излечится? Нет таких мест на земле. Везде плохо. Там, к тому же, куча инфекций всяких. И не знаешь, куда бежать, к какому доктору. А здесь у тебя уже все под контролем, лучший институт, лучшие врачи. – Врачи у нас лучшие в мире, с этим не спорю. – Ну, так и куда ты собралась тогда? – вскричала Людмила Петровна, взмахнув бессильно руками. – Но ведь речь совсем о другом, я ведь не от врачей бегу, просто хочу Кате помочь преодолеть, перерасти все. – Да она лучше всего перерастет все дома! – В промышленном городе с ужасной экологией? С продуктами, напичканными химией, пестицидами? – Увези тогда ее в деревню, где чистый воздух. – Но на море намного лучше, там дети перестают так часто болеть ОРЗ, у них иммунитет крепче становится. – Все это байки, придумал непонятно кто, ничего там лучше не становится! Они вновь и вновь спорили, ругались, пока запас Юлиных оборонительных сил не истощился и она не села на диван, окончательно замкнувшись в себе. Она не отвечала на вопросы и, казалось, ничего не замечала вокруг. В это самое время в небольшом, но очень уютном доме с голубой крышей Алина заперлась в ванной и делала вид, что моется. Здесь не было слышно, как в гостиной шумят дети, как Федя, должно быть, рассказывает свекрам обо всем, что произошло в школе за неделю, а Марьяша, подражая ему, делится секретами о своих девичьих делах в садике. Костя, наверное, смотрит телевизор или спрятался в спальне, чтобы переписываться со своей бывшей. Алина чувствовала, что ей становится все равно. Она сидела в коротком халате на холодном кафельном полу и не могла заставить себя передвинуться на коврик. Она знала, что простудит все по-женски, что потом будут боли, но сейчас ей было безразлично и собственное здоровье, и дети, играющие внизу, и муж, ставший таким молчаливым и скрытным за последнюю неделю. В последний раз, когда она звонила Дарье, та просто ледяным тоном сообщила, что дает Алине время до понедельника: в понедельник деньги должны быть переведены ей на счет, иначе она отправит Косте все материалы по этому делу. Алина просмотрела в поисковиках отзывы о Дарье, но нашла лишь несколько положительных и ни одного отрицательного. Так вот что это была за женщина без личности! Человек, от которого можно ждать чего угодно. Выглядело так, будто Дарья несколько лет работала честно, но вот теперь внезапно решила промышлять мошенничеством и шантажом… Алине негде было взять эти деньги. Ей казалось несправедливым, что муж совершил ошибку, но замешанной во всем оказалась и она, ни в чем не повинный человек. Он вовлек ее в паутину обмана, и она не могла размотать ее теперь, не могла остаться невиновной. Как же Костя будет доверять ей теперь, когда узнает, какими хитроумными вещами она занималась, как умело рассорила его с пассией, как притворялась все это время, что ни о чем не догадывается? Все эти дни ей не давала покоя мысль о том, что столь блестящий проект обернулся полным провалом, лишь усугубив все. Будь она умнее, мудрее, терпеливее, выдержаннее – смогла бы разлучить Костю с Тоней в одиночку и не очутилась бы в столь беспросветной ситуации. Ей нужно было опередить Дарью, рассказать все самой, но это казалось столь унизительным: просить прощения у человека, который сам же во всем и виноват и к тому же не пришел и не повинился перед ней первым – даже теперь, когда и его шантажируют. Как она могла вынести все превратности супружеской жизни, если ее муж сам все время оставался в стороне, отказываясь исправлять последствия своих же поступков? Гиблым делом был их брак, и, возможно, ей вообще не следовало пытаться спасти его. В кармане халата пискнул телефон – ей пришло сообщение в Ватсап: – Мы, наверное, никуда не поедем… Это была Юля. Ну конечно, если уж все было плохо, то должно было быть плохо у всех. Алина горько усмехнулась, но ответить что-то вразумительное не смогла, потому она просто переправила сообщение Марине, единственному человеку, который мог оставить свои дела и броситься на помощь любой из них. Приступ ненависти к себе за свою нерешительность вновь нахлынул на нее: Алина уже полчаса теребила новенькое лезвие в руке, но так и не решалась залезть в ванную. Ей хотелось наказать мужа за все, что он натворил, за то, что он толкнул ее на столь неправильные поступки, – ведь она точно знала, что это было бы лучшим уроком для него. И все же внутренний голос, противный и самоуверенный, заявлял ей, что она никогда не сделает задуманного, что это все одна фантазия, чтобы помучить себя. Вот уже губы у нее потрескались в кровь от того, что она их постоянно нервно прикусывала зубами… Но даже теперь, в момент отречения от всего, Алина не была свободна: она навсегда утратила эту самую свободу несколько лет назад, когда решила родить первого ребенка. Мысль о том, что ее дети будут расти без матери, брошенные и никому не нужные, была невыносима. Алина вынуждена была признать, что у нее давно не было выбора: жить или умереть. Только жить. Внезапно она осознала наконец, какая навязчивая мысль преследовала ее как тень последние месяцы. Она что-то упускала. Упускала самое важное. Она была не тем же самым человеком, что пятнадцать лет назад, когда ей было девятнадцать-двадцать. Показать бы ей, юной, ничем не обладающей и не имеющей обязательств ни перед кем, какой она станет, – поверила бы она? Поверила бы, что Константин станет таким? Алина разучилась даже помнить, каково это – мыслить по-юношески прямолинейно и категорично, когда не боишься никого обидеть и говоришь все, что приходит на ум, потому что тебе кажется: весь мир вокруг только и делает, что врет. Но ты таким не будешь никогда, ты никогда не будешь лгать. Но вот ты здесь, спустя не так много лет, – завравшийся, и тебе заврались. В этот момент раздался резкий стук в дверь. Алина от неожиданности вскочила на ноги и стала грызть ногти. – Алина, что ты там делаешь? – раздался голос Кости. «Волнуется, – пронеслось у нее в голове. – Неужели догадался?» Но с губ ее не слетело ни звука. – Открой, нам нужно поговорить. Именно сейчас, – продолжил он. – Я должен рассказать тебе кое-что. «Это провидение», – сказала себе Алина. Оно толкнуло их на верный путь. Она сделала шаг к двери и осторожно, словно не своими руками, а чужими, тяжелыми, отекшими, отперла дверь. – Слушай, – виновато начал он, – мне тут сумасшедшая звонит, говорит, что выведала про меня много всего и попытается тебе внушить, что я якобы с ней спал. – Что? – выдохнула Алина, глаза ее округлились от этой ни на что не похожей лжи. – Вот именно, – ответил Костя. – Ты не бери трубку, когда звонят с незнакомых номеров. Я лично уже не беру, потому что ее в черный список добавил, но она постоянно с новых номеров звонит, достала уже. – Так, а зачем ей клеветать на тебя? – Алина не удержалась от снисходительной усмешки. – Как зачем? – поразился Костя столь наивному вопросу. – Она требует с меня денег за молчание. Огромных денег. – Сколько? – так же снисходительно спросила Алина. – Очень много, – Костя покачал головой. – Бред какой-то. Так любой дурак может постучаться в дверь и начать требовать денег. – Вот и я говорю: бред! Кидаю трубку. А она все равно названивает. Скидывай звонки со всех незнакомых номеров, я тебя прошу. – Хорошо, – улыбнулась Алина, – ты тоже скидывай. Мне тут тоже какая-то сумасшедшая звонила, с меня денег требовала. Я подумала, что она с кем-то спутала, даже разговаривать не стала. Видимо, это одна шайка, пронюхали, что у нас деньги водятся. – Тебе уже звонили? – Костя тут же раскраснелся. От волнения он не понял смысла ее слов, не понял связи с ним и Антониной. Понял лишь, что это может быть как-то связано с Тоней, а значит, его уже пытались сдать. – Вот аферисты! Видимо, звонят наугад всем богатым, по статистике ведь все богатые интрижки заводят. Кто-то и ведется, наверное. – Наверное. – Хорошо, что нам нечего друг от друга скрывать. – Да, это очень хорошо, – улыбка Алины расплылась широко, обнажая все зубы, пока ее не прорвало: она расхохоталась наконец. – Блин, милый, ну совершенно нечего скрывать! Вообще нечего! Совсем прям. Так, самую малость. Секс только с разными девками. А так – больше ничего. Слова сорвались с губ, и обратно их было не засунуть. Что тут началось! Константин пытался отнекиваться, не признавался, тогда Алине пришлось рассказать о том, что она уже давно все знала, о том, как она все выведала. А дальше понеслось… Взаимные упреки, обвинения в том, что каждый из них был плохим супругом, ужасным родителем, никчемным человеком, что их брак был большой ошибкой, – все, в чем спешат обвинить друг друга супруги при выяснении отношений даже в самой ничтожной ссоре. Они обещали больше никогда друг с другом не разговаривать и в скором времени разъехаться. Но ехать до города было слишком далеко, да и дети хорошо проводили время на природе, потому никто никуда не поехал. Они оба пошли заниматься обычными делами, словно в рутине спасения было больше, чем в разговоре. А потом произошло нечто удивительное. Ярость, ненависть, желание разорвать друг друга в клочья – все эмоции, которые они только что испытали, – все это после выяснения отношений стало быстро гаснуть, как затухающий костер, оставленный зимой под мангалом. Им обоим стало невероятно легко. Вскоре злость сменилась чувством болезненной радости, взбудораженности. Словно в лихорадке, в полусне Алина наблюдала, как Костя играл с детьми в гостиной. А он все радовался, смеялся, все бросал на жену взгляды, полные тепла. Таких взглядов она не видела уже давно… Они еще не были спасены, совсем не были, подумала Алина внезапно. Но тот путь, на который они оба сегодня вступили, тот путь больше не вел в никуда. Прошло время обеда. Все, кто был в квартире Юли, почувствовали голод, только усилившийся от стресса. Даже Катя еще не ела, хотя обычно она не пропускала ни одного из своих шести-восьми приемов пищи. В стенах с видавшим виды ремонтом стало темно. В небе висели серые грязные тучи, заслонившие собой и без того едва виднеющиеся краешки лазури. Стало так темно, будто настал ранний вечер. Катя была в комнате, а Людмила Петровна вздыхала и плакала, с осуждением глядя на дочь. Вдруг раздался звонок в дверь. Людмила Петровна вскочила с дивана и бросилась открывать, словно она знала, кто это. В квартиру влетела Женя – нечесаная, в мятой, не первой свежести теплой кофте. – Юлька, ты что, – взмолилась она с ходу, прыгнув на диван рядом с Юлей. Та сразу поняла, кто позвал Женю на подмогу. – Оставь эти планы! Это Алинке хорошо поехать на Тенерифе, у нее все дети здоровы. Да будь Катя стабильна, да разве бы кто сказал слово против? Но ведь нельзя так рисковать, ты же сама знаешь, как это опасно. Как ты могла согласиться на эту авантюру, я не представляю! Ты ведь такой осторожный человек, ведь для тебя на первом месте дочь, а уже потом все остальное. – Я для Кати и согласилась поехать, – попробовала вставить слово Юля. – Для нее, понимаешь? Вдруг это поможет ей? – Если тебе так хочется отдохнуть, езжай одна, – говорила Женя, будто не слыша ее, – а Людмила Петровна побудет здесь с Катей. Я помогу, чем смогу. Можешь на нас рассчитывать. – Без нее не поеду. Смысла нет, – покачала головой Юля. Решение, давшееся ей с таким трудом, вызывавшее сомнение у нее самой, стало казаться ей безрассудным. Ведь уже два взрослых человека были против. И это не считая врачей. – Вот и славно. Ты нужна ей. И Женя вновь пустилась в бесконечный поток слов, суть которых сводилась к одному: Юля была плохой матерью, раз решила подвергнуть свою дочь такому риску, отправиться с ней в поездку в жаркую страну. И нужно было все отменить теперь, признать свою ошибку. Людмила Петровна вторила ей, вздыхала, говорила о том, что не переживет, если что-то случится с Катей.