Юля, и без того подавленная, чувствовала, что не может более проронить ни слова. Она ненавидела в себе это безволие, слабость, невозможность выдержать оборону, отстоять то, во что она еще не так давно верила. В этот самый момент у дверей раздался третий голос: – Что за народный сбор? Юля вскинула голову. Самый родной, горячий голос на свете звучал как заклинание. В дверях гостиной стояла Марина, не успевшая снять куртку. – Почему дверь в квартиру не заперта? Входите, берите что хотите, – продолжила она, словно не замечая, как поразило всех ее появление. Женино лицо изменилось: она и раньше на дух не переносила Марину, а после того, как стало известно о ее последнем романе, так и вообще не хотела быть в ее обществе. До этого момента и Юле казалось, что она зла на нее, что не может простить ей ее похождения и что они уже никогда не будут так близки, как раньше. Ведь они с тех самых пор не виделись и не общались. Однако вот Марина стояла здесь, самый желанный гость в мире, и Юля вдруг поняла, что ни один проступок подруги не помешает ей быть таковой. – Так-так, – рассудила Марина, от которой не скрылись красные глаза Людмилы Петровны и то, как Женя нависла над Юлей, – вот почему ты собралась отменять поездку. – А ты знала, что мы едем? – прошептала пораженно Юля. – Конечно, знала. Я все про вас знаю. Благо, Алина со мной еще общается. – Это она тебе сказала, чтобы ты приехала, – тут же догадалась Юля. – Марина, хоть ты помоги, – взмолилась Людмила Петровна, – это ведь невозможно! Везти ребенка в такую даль, в жаркий климат! Где нет наших врачей, где все закончится плохо, будет коллапс. Зачем? Для чего? Почему нельзя оставить ребенка в покое и дать ей просто выздороветь дома? Нет ничего лучше дома! – Нет, постойте, с чего вы взяли, что будет плохо? – тут же перебила ее Марина беспрекословным тоном. – Ничего опасного в этом нет. Я тоже читала про все это: про смену климата и так далее. Наоборот, хорошо, что Катя побудет на солнышке, подышит свежим воздухом. Морской соленый воздух помогает бороться с инфекциями. Потом ОРЗ будет меньше болеть. Вы ведь ее не на две недели везете, а на месяц минимум, поэтому про смену климата не нужно даже ничего думать. Все будет хорошо. А если вы не поедете, Людмила Петровна, то я возьму отпуск и поеду на вторую половину месяца. Услышав это, Людмила Петровна откинулась безжизненно в кресле: лишенная последнего козыря, она впала в уныние. – Но лучше бы, чтобы вы поехали, потому что, может, нужно будет продлить поездку, – тут же заметила Марина. – А у меня отпуск тоже всего две недели. – Ты правда поедешь? – выдохнула Юля. Марина посмотрела на Юлю и улыбнулась ей горячо. – А почему нет? С Катей хоть на край света. – Вы с ума сошли! – вскричала Женя. – Юля, одумайся! Ты же помнишь, что врачи сказали: никаких поездок сейчас! – она вскочила и забегала по комнате, теребя виски и неприбранные волосы. – Не губи свою дочь! Прошу тебя! Как тебе не страшно?! Она кричала так, словно речь шла о ее собственном ребенке. – Да что ты пристала к Юле? – не выдержала Марина. – О своих детях лучше подумай, ты с мужем все борешься, чтобы он детьми занимался, вот и борись! Или еще лучше: отведи их в сад, хоть перестанешь мужу мозг выносить. От того, что ты обломаешь Юльке поездку, твои семейные проблемы не решатся. – Да при чем здесь мои проблемы? – огрызнулась Женя. – На себя посмотри лучше! В твои лета по мужикам бегать! Думаешь, если Юлю отправишь в объятия этого немца, то еще одной распутницей будет больше и вроде как и ты не так плоха? – Что?! – воскликнула Марина, опешив. – Ты кого распутницей назвала? Нашу Юлю? Пусть едет и устраивает свою личную жизнь, такие мужчины не каждый день встречаются. За свою любовь нужно бороться! Если каждый раз все откладывать на потом, так жизнь пройдет мимо. Мы уже не молодые, чтобы разбрасываться такими возможностями. – Она о нем ничего не знает, он немец, я тебя умоляю, – кричала Женя, – будет издеваться над ней похлеще Антона, а Катю вообще бабушке сплавят! – Ты где таких страстей начиталась-насмотрелась? Все немцы изверги? У страха глаза совьи! – Так ты из-за мужчины собралась на эти Канары? – воскликнула Людмила Петровна. Она вскочила бодро с кресла и подлетела к Юле, стала кричать над ее склоненной головой: – У тебя ребенок загибается, а ты по мужикам собралась бегать? Очнись, не бери такой грех на душу! Когда мать бросает дитя ради таких целей, все всегда оборачивается катастрофой! Все будет только хуже! Я против, я против, я против! – А я вам что говорю?! – вторила Женя. – Из-за какого-то там мужчины дочь подставлять! – Пусть борется за свое счастье, это лучше, чем здесь в тоске киснуть, когда Антон уже давно женат и нового ребенка сделал, – пыталась перекричать их Марина. – И что? Если Антон там семью создал, разве можно ориентироваться на этого кобеля? – вновь вскрикнула Женя. – Вот именно! – вторила ей Людмила Петровна. – У тебя должна быть своя голова на плечах. А этот немец тебя поматросит и бросит! Нужны ему больно русские разведенные женщины с детьми! Казалось, еще чуть-чуть, и женщины нападут друг на друга. Юля подняла голову и увидела, что Катя стоит в дверях и слушает. Она не могла узнать теперь, как давно дочь стоит там. Все происходящее вокруг показалось ей столь подлым по отношению к ребенку, что она вскочила и процедила сквозь зубы: – Оставьте нас с мамой вдвоем. – Что? – удивилась Женя. – А мне остаться? – уточнила Марина, не поверив ей. Но Юля, не глядя ни на кого, вновь повторила твердо: – Уйдите все в Катину комнату. И Катя тоже. Все вышли. Словно всеми побитая, Юля сидела на диване. Она ссутулилась, а глаза ее не выражали ничего, кроме огромной усталости не только от этой ситуации, противостояния, но и от жизни в целом. Казалось, она не может больше бороться и готова смириться со всем, что ей было уготовано. Потом она с укором взглянула в лицо Людмилы Петровны, человека, не сдающего свои позиции ни при каких обстоятельствах. Женя стояла у окна и смотрела на белый двор, утонувший в снегу, нервно теребя кожу шеи за ушами, избегая взгляда Марины. А та, посмотрев на нее, села на кровать рядом с Катей и обняла ее. Девочка охотно прильнула к ней. – Что сейчас будет? – промолвила Марина. – О чем они толкуют? – Известно что, – фыркнула Катя, – мама опять уступит бабушке. – Это почему ты решила? – засмеялась Марина. – Она всем уступает, разве я не знаю, – ответила Катя. – Не поедем мы никуда… Сначала мама папе уступала во всем. Потом на работе не постояла за свое повышение. Хотя много раз говорила, что уволится. Потом папе обещала не отдавать квартиру, судиться с ним даже собиралась. Но все равно сдалась без борьбы, и теперь нам придется переехать в маленькую квартиру. Она всегда так делает. Слишком мягкая. – Зря она так, – вздохнула Марина, – вам надо ехать. После нескольких минут молчания Катя уставилась в телефон и отпрянула от нее. Как и все дети и подростки, она проводила изрядное время в смартфоне. Он заменял ей столь необходимое в ее возрасте общение, ведь она уже почти год сидела дома и ни с кем не виделась. Женя все-таки повернулась к ним, прервав свои размышления о том, что она тратит время здесь впустую, вместо того чтобы бежать как угорелая домой к своим сорванцам, брошенным на нерадивого мужа. Тут она вдруг обратила внимание на перемены во внешности Кати. – Как же ты похорошела, как похудела, – стала хвалить ее Женя. – Сплюнь! – Марина тут же ощетинилась, и глаза ее против воли увлажнились. В глубине души она и сама радовалась, когда видела свою любимую Катю, но старалась подавить любое восхищение, даже мысленное. Ей и впрямь казалось, что невыраженное и невысказанное ликование оградит девочку от возможной неудачи. – А это разве не мамин телефон? – вдруг спросила Женя, укоризненно глядя на Катю. – Да, мамин, – ответила Катя и зарделась, – она мне разрешает им пользоваться. – Хм, – удивилась Женя, упершись руками в бока. – Дети, – усмехнулась Марина, – подожди, и твои дорастут. Раньше мы книжки из библиотеки таскали каждые выходные, а современные дети из смартфонов не вылезут. Вот скажи, что можно там постоянно делать? – Она кинула взгляд на телефон. Катя тут же увернулась. – Ах, еще и секреты! Смешные вы. Ты там по-английски еще переписываешься, что ли? Почему свой-то телефон не возьмешь? – Да что вы ко мне пристали, – фыркнула Катя, вскочила с кровати и положила Юлин телефон на стол. – Возьму свой. Она достала из кармана домашних штанов свой телефон и уставилась в него, но ничего более не писала. – С кем ты там по-английски-то переписываешься? – На форумах иностранных с другими тинейджерами. При слове «тинейджеры» обе когда-то не самые плохие подруги засмеялись. Когда-то и они себя торопились так называть, а теперь слово это казалось чужим. – Жалуешься на то, что мама всем потакает? – усмехнулась Марина. – Ага, – хихикнула Катя многозначительно. В этот момент прозвенело сообщение на Юлином телефоне. Катя подскочила к нему в мгновение ока, чтобы прочитать. Она оглянулась как будто немного воровато на Марину и Женю, но те уже отвлеклись и не придали значения ее поступку. Когда гостиная опустела, Юля осталась лицом к лицу с матерью. Людмила Петровна со злостью и обидой смотрела на дочь. И Юля, собравшись духом, начала говорить так ровно, словно не было всей этой полудневной войны: – Мама, тебе… – Никуда не пущу вас! – вскричала Людмила Петровна, перебивая ее. – Слышишь, не пущу! Не дам тебе загубить Катю! – Мама, хватит! – повысила голос Юля. – Хватит! Тебе кажется, что если мы останемся навсегда в этой комнате, в этой квартире, не будем нигде бывать, никуда ездить, запрем ребенка на все детство, то мы остановим время, и наша жизнь замрет. А ведь тебе именно этого и хотелось бы! Именно этого… Ты хочешь, чтобы время остановилось. – Что за бред! Какое еще время? Зачем ему останавливаться? – Да потому что ты боишься завтра, боишься, что оно принесет еще больше поражений, чем вчера. И действительно, может, так оно и будет. Но только от нас, уж поверь, мало что зависит. Что бы мы ни делали, будет так, как будет, и никак иначе. Пора перестать жить в вечном страхе, ведь жизнь продолжается, она не может замереть, просто не может. Завтра придет, как придет и послезавтра, но пришла пора взглянуть им в глаза. Я устала жить в страхе, я так больше не могу. Страх съедает нашу жизнь. Пока мы боимся, мы не живем. Через много лет Катя исцелится или почти исцелится, но тогда мы с тобой будем минимум на десять лет старше, и наши годы уйдут. А Катя… Катя уже не будет ребенком, она станет взрослой. Мне тоже все время казалось раньше, что я должна во что бы то ни стало вернуть все в старое русло, чтобы Кате сняли инвалидность, чтобы она была вновь обычной девочкой. Что в этом и есть смысл всего. И прошло время, прежде чем я поняла, что цель не только в том. Это может произойти, а может и нет, и мы можем навсегда остаться с болезнью. Испытания приходят к людям в разные периоды жизни, в разных формах, и не все из них приходят на один день. Тебе просто нужно принять тот факт, что, быть может, ничего из того, что мы делаем, не поможет – так бывает. В любом случае, есть вещи куда более страшные на свете. Людмила Петровна перестала вдруг сопротивляться, словно услышала то, что давно хотела услышать хоть от кого-то; будто она сама чувствовала, что все, что они делали, они делали неверно, пренебрегая тем значением и смыслом, которые могли быть заключены в событиях последнего года. Ураган эмоций: ненависти друг к другу, проклятий, панического страха, злости – стих. – Все будет хорошо, – продолжала уже тихо Юля, успокаивая, словно убаюкивая, мать, – мы поедем, и все пройдет замечательно. А если вдруг все пойдет не хорошо, то… Мы с этим справимся, потому что мы будем вместе. Общество с советских времен внушало нам всем, что стыдно быть инвалидом, иждивенцем, что стыдно быть матерью ребенка-инвалида. Пособия нищенские – специально для того, чтобы таких детей в Дома инвалидов отдавали. А во всем остальном мире уже давно общество приняло всех особенных детей и взрослых, обеспечивает работой, школой, садами… У нас все будет хорошо. И тебе будет полезно сменить обстановку тоже. А если ты вдруг откажешься, я уволюсь с работы и будем жить там на мои накопления. А потом вернусь и найду другую работу. Нет ничего особенного, исключительного в моей текущей работе. – Нет, увольняться тебе ни к чему, – вдруг вставила Людмила Петровна, – ты единственный кормилец теперь для Кати. Я поеду, подменю тебя. Ты с собой достаточно лекарств берешь? А аптечку на случай простуды взяла? Какая там погода сейчас? Посмотри обязательно, теплые вещи надо взять все равно. Ты собирайся, а я пойду, разогрею суп. Голос матери звучал наконец тепло, по-родному, как давно когда-то. Она прошла на кухню и стала накрывать на стол, ведь уже давно прошло время обеда, и они все были очень голодными. Тут же вышли Женя и Марина, да Катя. Девочка первой уселась за стол. Женя стала тут же одеваться, потому как она не могла позволить себе задержаться ни на одну лишнюю минуту: мужа нельзя было оставлять с тремя маленькими детьми так надолго. Марина пока не собиралась, но она подошла к Юле, обняла ее и сказала: