— Трудно сказать. Быть может, через тридцать минут, а может, через тридцать часов. А когда вам удобнее? — Не знаю. — Сообщите, когда будете знать. Мне, естественно, придется ее расколоть, но у меня для этого только один вариант. По дороге сюда у нее будет масса времени, чтобы решить, какой версии придерживаться. Вулф бросил на меня сердитый взгляд. Я ответил ему таким же, однако у Вулфа это получилось более убедительно. Поняв, что так мы далеко не уйдем, Вулф снова откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и начал жевать губами. Вытянул их в трубочку, затем втянул и так снова и снова… Мужчина за работой, а точнее, гений за работой. Я никогда не прерываю его упражнений для губ, потому что понимаю: Вулф сейчас далеко отсюда. Все это может продолжаться от тридцати секунд до тридцати минут — я всегда засекаю время, поскольку мне в любом случае больше нечего делать. На сей раз на все про все ушло четыре минуты. Вулф открыл глаза и спросил: — Сол может быть здесь в два часа дня? — Да. Я звонил ему перед завтраком. Утром у него кое-какие дела, но к полудню он уже освободится и сразу же позвонит. — Скажи, что я жду его в два часа. Соедини меня с мистером Уипплом. Все материалы, относящиеся к данной операции, спрятаны в запертом ящике, и мне пришлось воспользоваться ключом, чтобы узнать добавочный номер университета. Потом пришлось подождать, потому что Уиппл был в другой комнате. Когда он все-таки подошел к телефону, Вулф взял трубку. Уиппл, естественно, засыпал его вопросами по поводу встречи вчера вечером, на которые Вулф терпеливо отвечал, словно на другом конце провода был клиент, готовый оплатить счет на внушительную сумму. Ни больше ни меньше. Наконец Вулф прервал поток вопросов, заявив, что звонит вовсе не для того, чтобы давать отчет. — Я отчитываюсь только тогда, когда в деле намечается некий прогресс. А сейчас я позвонил вам исключительно потому, что мне требуется ваша помощь. Срочно нужны двое афроамериканцев. Полагаю, у вас есть друзья афроамериканцы. Двое мужчин, не слишком молодых и не слишком старых. Желательно лет тридцати — пятидесяти. Не слишком светлокожих. Чем чернее, тем лучше. Не слишком элегантно одетых. Это крайне важно. Скорее, совсем плохо одетых, если получится. Не слишком интеллектуальных. Интеллект может быть ниже среднего. Сообразительность и обладание какими-либо навыками не требуются. Они будут нужны мне к двум часам дня, самое крайнее — к половине третьего. Не могу сказать, насколько они здесь задержатся. Думаю, часа на два. Быть может, меньше. Им не придется заниматься ничем предосудительным или опасным. Короче, они ничем не рискуют. Вы сможете найти мне таких людей? Помолчав секунд пять, Уиппл произнес: — Полагаю, это нужно для моего сына? — Естественно, раз уж я прошу вас о помощи. В деле могут произойти определенные подвижки, и многообещающие. — Слава Богу! — Бог здесь ни при чем. Так вы найдете мне двоих мужчин? — Непременно. Не могли бы вы снова перечислить детали? Вулф так и сделал, но я уже не слушал. Я пытался отгадать, в какой шараде предстоит участвовать двум плохо одетым афроамериканцам средних лет. Ну и очевидно, Солу Пензеру. Вулф повесил трубку и повернулся ко мне: — Арчи, блокнот. На моем фирменном бланке, но не письмо. Документ. Датирован сегодняшним числом. В трех экземплярах. Через два переката. «Я сим подтверждаю, запятая, что вечером в понедельник, запятая, второго марта тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, запятая, примерно в двадцать часов двадцать минут я взяла свой автомобиль из гаража — адрес гаража — и поехала совершенно одна на Сто двадцать восьмую улицу, запятая, Манхэттен, запятая, Нью-Йорк. Я припарковала автомобиль, запятая, направилась ко входу в дом номер — адрес дома, — запятая, вошла в дом и поднялась на третий этаж. На третьем этаже я…» Глава 10 По крайне мере половина консьержей в многоквартирных домах Нью-Йорка или плохо слышат, или им на все наплевать. Я умею четко, не мямля, произносить свое имя, но не раз слышал, как обо мне докладывали как о Годвине, Гудене, Гордоне, Гудмане и так далее, ну а передать сообщение из пяти слов консьержи вообще не способны. Поэтому когда в тот вторник я вошел в вестибюль шестнадцатиэтажного здания на Парк-авеню и направился по предположительно восточному ковру в сторону консьержа, то морально успел подготовиться. Поравнявшись с консьержем, я выразительно показал на свой рот, покачал головой и вручил ему полоску бумаги, на которой заранее напечатал: Передайте, пожалуйста, миссис Кеннет Брук, что пришел мистер Гудвин. Он хотел бы подняться в квартиру и ответить на вопрос, на который мистер Вулф отказался отвечать в прошлую пятницу вечером. Посмотрев на меня с подозрением, консьерж спросил: — Глухонемой? — (Я покачал головой.) — О, так вы можете слышать? — Я кивнул, он перечитал записку, подошел к телефону и, вернувшись, сказал: — Четырнадцать А. Я снова прошел по ковру, теперь уже к лифту. В квартиру четырнадцать А, с прихожей больше моей спальни, меня впустила хозяйка дома, пышная натуральная блондинка. Поскольку на данный момент она определенно была главным кандидатом в убийцы, то заслуживала чего-то большего, нежели простого любопытства. Когда, положив пальто и шляпу на стул, я прошел под аркой в комнату, в которой потерялся даже стоявший в углу концертный рояль, то попытался разглядеть в Долли Брук хоть какие-то признаки убийцы. После стольких лет работы детективом мне, конечно, следовало знать, что это дохлый номер, и я это прекрасно знал, но привычка есть привычка. Она подошла к одному из двух диванов, расположенных под прямым углом к камину, и села. Я же выбрал стоящее неподалеку кресло. Миссис Брук смотрела на меня круглыми голубыми глазами именно так, как и положено смотреть хозяйке большого дома на субъекта, именующего себя частным детективом: — Ну? — Это было всего-навсего уловкой, чтобы подняться в квартиру, — сообщил я. — Уловкой?! — Мистер Вулф хочет вас видеть. Пожалуй, вас не впечатлит причина, по которой он считает Данбара Уиппла невиновным, поскольку она сугубо личная. В прошлый вторник, неделю назад, Уиппл пробыл у нас в кабинете чуть более часа, но то, что он сказал и как он это сказал, убедило нас, что он не убивал Сьюзан Брук. Долли Брук удивленно посмотрела на меня: — И вам хватило того, что он сказал?! — Верно. Но сейчас у нас появилась причина получше, может и не лучше, но другого свойства. Теперь мы точно знаем. Вы какое-то время постояли под дверью квартиры, прислушиваясь, ничего не услышав, постучали в дверь и еще чуть-чуть постояли, прислушиваясь, затем снова постучали, но безрезультатно. А поскольку, когда вы вышли на улицу, чтобы проследить за входной дверью, Сьюзан так и не появилась, а вместо нее появился Уиппл, то совершенно очевидно, что, когда он вошел в квартиру, Сьюзан уже не было в живых. Вот так просто. Да? Она держалась хорошо. Удивленно приоткрыла рот и нахмурилась, очень естественно. Но то, что она сказала потом, прозвучало уже не так хорошо. А сказала она вот что: — Боже мой, вы соображаете, что говорите?! Вы совсем спятили? Конечно, у каждого человека есть свои любимые словечки. Давеча она и своего мужа спрашивала, не спятил ли он, грешным делом. Однако на сей раз миссис Брук следовало сыграть более убедительно. — Миссис Брук, поберегите силы, — сказал я. — Питер Вон не смог совладать с муками совести. И теперь мы все от него узнали. Он положил этому конец. Мы кое-что знаем и от других людей тоже. От людей, которые видели вас в тот вечер. — Нет, вы точно спятили! Что такого мог сообщить вам Питер Вон? Я покачал головой: — Отпираться бесполезно. Его слова — всего лишь еще одно доказательство. Имеются и другие свидетели. Консьерж и лифтер, которые видели, как Вон приходил и уходил, а также ваш восьмилетний сын, хотя, полагаю, нам вряд ли понадобится его втягивать, и, наконец, служащий гаража. Показания Питера не подлежат сомнению. Нет, мистер Вулф хотел бы обсудить с вами другие показания. Я мелю языком, чтобы дать вам возможность переварить услышанное. Вулф хочет видеть вас прямо сейчас. И я приехал, чтобы сопроводить вас к нему. В тот раз, когда вы хотели его видеть, вашей целью было выяснить, знает ли он, что вы находились на месте преступления в вечер убийства. Теперь пришла очередь Вулфа. И он хочет вас видеть. Давайте съездим к нему и закроем тему. Я не сомневался, что сейчас она наверняка пустит в ход женские уловки, и не ошибся. Миссис Брук протянула ко мне руку, но я сидел слишком далеко, чтобы она могла прикоснуться ко мне, не вставая с дивана. Тогда она бросила на меня жалобный женский взгляд, у нее задрожал подбородок. Впрочем, этим она и ограничилась, правда напоследок сказав: — Я не хочу туда ехать. — Очень по-женски. — Конечно не хотите. Все, поехали. — Я встал с кресла. Очень по-мужски. — Вы сказали «другие показания». Что еще за показания? — Я не уверен. Именно об этом мистер Вулф и хочет вас спросить. Советую вам поехать со мной и все выяснить. — Я не… Я приеду… чуть позже. — Миссис Брук встала с дивана и, шагнув ко мне, положила руку мне на плечо. — Позже? — Что значит позже?! Уиппл четыре дня за решеткой, а он невиновен, и вам это отлично известно. Я взял миссис Брук за руку и развернул к двери, очень по-мужски, но не грубо, и она наконец тронулась с места. Сказав, что ей нужно предупредить горничную, она исчезла за дверью в дальнем конце, и я испугался, что она забудет вернуться, но мои страхи были напрасны. Когда миссис Брук вернулась, у нее был совсем другой взгляд. Похоже, она решила сотрудничать. Если бы сейчас я взял ее за руку, то наверняка встретил бы холодный прием. Однако она разрешила подать ей манто из платиновой норки и открыть дверь. Когда мы спустились в вестибюль и консьерж услужливо распахнул входную дверь, я отчетливо произнес: — Ту бумажку можешь оставить себе на память. Консьерж от удивления едва не выпустил ручку двери. В такси миссис Брук, отвернувшись, молча смотрела в окно. Как я и предсказывал, наверняка обдумывала линию поведения. Запланированная Вулфом инсценировка началась, как только мы вошли в прихожую старого особняка из бурого песчаника. Первый этаж дома, включая двери, был звуконепроницаемым. Дверь в гостиную, находившуюся слева от входа, была приоткрыта на полдюйма. Я сразу догадался, что в кабинете никого нет, а Сол понял, что мы прибыли. Поскольку миссис Брук отказалась снимать манто, я с порога провел ее в кабинет, усадил в красное кожаное кресло, сказал, что ей придется немного подождать, вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь, и прошел к нише в конце коридора. Вулф, уже стоявший у отверстия в стене, вопросительно посмотрел на меня. Я молча кивнул. В случае возникновения каких-либо отклонений от сценария или с его, или с моей стороны мы должны были пройти на кухню, чтобы все обсудить. Я посмотрел на часы. 15:18. Время ожидания составляло десять минут с того момента, как я вошел в дом, а именно в 15:15, если быть точным. Мы с Вулфом терпеливо ждали. В 15:24 мы прильнули к отверстию, что было крайне неудобно, поскольку места для двоих едва хватало. И я, наверное, уже в двадцатый раз дал себе зарок расширить отверстие. Все было продумано до мелочей. Идеальное представление. Все трое, включая Сола, прибыли около двух часов дня, и я присутствовал на инструктаже, хотя и не на самой репетиции. Просто идеально. В 15:25 дверь между гостиной и кабинетом отворилась. Когда они вошли, Сол во главе процессии, миссис Брук повернулась на звук шагов. Не стоит ставить Солу в вину, что он выглядел не слишком устрашающе. У Сола, с его большим носом, прижатыми ушами и большим покатым лбом, при всем желании ничего не вышло бы. Первый афроамериканец оказался плечистым здоровяком, черным как смоль, в синем свитере и серых слаксах, не глаженных еще с Рождества. Второй афроамериканец, мелкий, жилистый и не такой чернокожий, был одет в коричневый костюм в тонкую полоску и белую рубашку с красным галстуком. Чистый, аккуратный, но не элегантный. Все трое выстроились плечом к плечу у письменного стола Вулфа лицом к Долли Брук, сидевшей в красном кожаном кресле в десяти футах от них. Секунд тридцать они стояли как вкопанные, глазея на Долли Брук, а она, в свою очередь, глазела на них. В какой-то момент у нее задрожали губы, и я решил, что она вот-вот заговорит, но ошибся. Сол, естественно, считал секунды. Мы несколько раз провели хронометраж, и он отставал от меня самое больше на одну секунду из отведенной минуты. Он посмотрел на стоявших рядом чернокожих парней, и они дружно кивнули. Сол кивнул в ответ, и они все так же гуськом прошествовали из кабинета, на сей раз не в гостиную, а в прихожую, закрыв за собой дверь. Я бесшумно задвинул прикрывавшую отверстие панель, и мы с Вулфом прошли на кухню. — Приемлемо, — пробурчал Вулф. — Ужасно пошло, но жестко, — заметил я. — Ума не приложу, почему она не завизжала, не швырнула в них чем-нибудь, не подпрыгнула и не убежала. Нет, я все-таки не понимаю женщин. — Пф! Тебе объяснить? — Нет. Я следовал инструкциям, и она отреагировала примерно, как и ожидалось. После такого мне просто необходимо выпить. У меня в запасе еще есть шесть-семь минут. — Я достал из буфета бутылку «Биг Сэнди», взял с полки стакан и сделал приличный глоток. Фриц, который в это время опрыскивал в раковине водяной кресс, сказал: — В холодильнике есть молоко. — Только не тогда, когда я вижу, как три бугая запугивают несчастную маленькую женщину. — Не такая уж она и маленькая, да к тому же она, возможно, убийца. — Слово «убийца» может быть как мужского, так и женского рода. А вот слово «ниггер» исключительно мужского рода. — Я сделал еще один глоток.