Сережа сам звонил несколько раз. И Юля была ему безумно благодарна, только его поддержка помогала ей не впасть в истерику от неизвестности, ведь телефон родителей был все так же недоступен. Наконец наступило утро. Поезд останавливался на их станции всего на одну минуту, но Юля выскочила в тамбур за час до нужного времени. Не могла больше сидеть и ждать. Наконец появились первые дома райцентра. Вчера перед отъездом она отправила смс-ку отцу и очень надеялась, что он встретит ее на станции. Так и вышло. Отец ждал ее, скользя взглядом по медленно проезжающим мимо вагонам. По его виду, она сразу поняла, что самое страшное, не случилось. — Папа! – закричала она, выпрыгивая с сумкой на перрон, — папа! И когда отец, слегка прихрамывая, давала знать о себе старая травма, двинулся в ее сторону, не выдержала, бросила сумку и, подбежав, повисла на его шее и разрыдалась. — Папа, как там мама? — Все хорошо, доченька, скорая приехала не слишком поздно, — отец обнимал дочку и на его глаза тоже появились слезы. Она так выросла. И так изменилась. Настоящая красавица. Глава 27 В больнице Юля с трудом сдерживала слезы. Мама, такая непривычно маленькая и хрупкая, лежала на больничной койке и улыбалась. Парализованная левая сторона лица застыла неподвижной маской, и она улыбалась только правой стороной. Это было страшно. В горле было отчаянно сухо, вся влага собралась в комок, который Юля еле проглотила, прежде чем прохрипеть: — Мама, мамочка… здравствуй… Мамины глаза засияли такой радостью от встречи и такой бесконечной любовью, что Юля все же расплакалась. Горько, как в детстве, когда сломанная младшим братом кукла казалась настоящим горем. А теперь вот… мама… И снова, как в детстве мама успокаивала ее, поглаживая здоровой рукой по голове… и что-то тихо мычала, говорить она не могла. Юля до вечера просидела возле мамы, держа ее за руку. Почему-то вдруг в один миг она увидела, что мама очень маленькая и совсем уже не молодая. И так же вдруг поняла, что она уже взрослая. Да, она это знала уже давно, но все равно всегда чувствовала за спиной поддержку родителей. Они все равно незримо защищали ее от опасностей внешнего мира. А сейчас, глядя на измученную тяжелой работой и от того рано постаревшую маму, Юлька осознала: все, теперь она должна освободить их от необходимости заботиться о ней. И наоборот, это она теперь должна думать о них. Ночевала они с отцом у двоюродной тетки, жившей в райцентре. И с раннего утра снова были в больнице. Казалось, что только одно присутствие повзрослевшей дочери помогает бороться с болезнью, ведь сегодня мама выглядела не в пример лучше. И Юля, радостно улыбаясь, тараторила без умолку, рассказывая о своей городской жизни. О своей работе, о Сереже и о том, что у них все хорошо. Откуда-то она знала, что хорошие новости – это то, что сейчас нужно. Врач, невысокая и весьма пожилая женщина, подтвердила ее догадки: — Юлия, вы молодец. Так и радуйте вашу маму. Ей сейчас нужны исключительно положительные эмоции. Подождите меня возле кабинета, я хочу с вами побеседовать. От этих слов хорошее настроение, как корова языком слизала, и Юля, натянуто улыбаясь, вышла из палаты. Она с трудом дождалась возвращения врача с обхода. Коленки тряслись от страха, а голова разболелась от мыслей, который толкались в ее голове одна ужаснее другой. — Проходите, — дружелюбно улыбнулась врач, пропуская Юльку в кабинет, — присаживайтесь. Она на автомате зашла и, присев на стул, жалобно посмотрела на лечащего врача. А та, присев за стол и покрутив в руках ручку, начала разговор: — Юлия, скажу честно, сейчас мы сделали все, что могли. И поднимется ваша мама снова или нет, зависит только от нее и от вас. — От меня? — пореженно выдохнула она. — Именно от вас, — кивнула врач, — состояние вашей мамы довольно неплохое. Но ей нужна реабилитация. Физпроцедуры, массаж, лечебная физкультура… к сожалению, все это недоступно в вашем поселке. И я бы рекомендовала вам отправить маму на месяц в санаторий сразу после больницы. Я вынуждена буду выписать ее через неделю. — В санаторий на реабилитацию? – Юля стала понимать, — и это не бесплатно, да? — Нет, — врач так и крутила в руках ручку, — это, к сожалению, не бесплатно. Но я вижу, вы хорошо одеты. Возможно, для вас это будет не дорого. Она протянула Юльке буклет с ценами. Сумма была не такая уж большая, но, чтобы купить путевку на три недели, ей придется три с половиной месяца не есть и не пить… Юля хотела было сказать, что она только-только начала работать и получила всего лишь две не такие большие зарплаты, но вдруг поняла – она должна отправить маму в санаторий. Тем более Сережа не откажет ей в такой маленькой просьбе. И даст ей денег. Хотя бы взаймы. Для него эта сумма совсем невелика. — Хорошо, — она встала, — я вас поняла. Я могу забрать буклет? — Да, конечно, — улыбнулась врач, — ваша мама обязательно встанет на ноги. Там хорошие специалисты. Юлька провела рядом с мамой еще два дня, все больше и больше убеждаясь, что санаторий – это именно то, что нужно. Тетки в маминой палате только о нем и говорили. Они там бывали не по разу, и в один голос хвалили и персонал и врачей. А те, кто там не был, молча слушали восторженные отзывы или утверждали, что у них в деревне курорт не хуже. Но Юля и сама видела разницу… Сережа звонил каждый день. И он поддержал ее решение, и сказал, что поможет взять беспроцентный кредит в компании, который просто будут удерживать из ее зарплаты в течении года. Она, конечно, рассчитывала немного на другое, но и этот вариант был совсем не плохим. Все же Сережа такой хороший. Обо все позаботился. Она уже была готова взять деньги в банке под любые проценты. Ведь это же для мамы… Все прошло без проволочек, она вернулась в город, подписала документы и получила деньги. И после выписки мама отправилась в санаторий. Папа, когда узнал про путевку, не мог сдержать слез. Он обнял Юльку и расплакался как маленький ребенок. А она гладила его по голове и шептала что-то успокаивая… А потом висела на шее у Сережи и рыдала, рассказывая ему о своей поездке. И теперь он шептал ей слова поддержки, и говорил, что все будет хорошо. И Юля верила ему безоговорочно. Ведь он самый лучший в мире мужчина. Самый любимый. Глава 28 Дни летели невероятно быстро, слишком много было волнений и тревог. Врачи в санатории говорили, что все будет хорошо, что они вовремя к ним приехали, и реабилитация сейчас будет намного успешнее, чем если бы они приехали к ним через полгода. Но при этом предупреждали, что быстрых результатов ждать не нужно, процесс долгий и тяжелый, все же инсульт очень пагубно действует на организм. Юля как никогда раньше нуждалась в поддержке, и Сережа, не смотря на завал на работе и необходимость каждый день работать допоздна, находил время, чтобы утешить ее, и поделиться простым человеческим теплом. Каждый вечер, мягко, но настойчиво отправлял ее домой, уговаривая не сидеть с ним, а лечь пораньше. Она плохо спала по ночам и совершенно не высыпалась. — Юль, — шептал он обнимая ее, — иди домой, отдохни. Поспи немного. А я заеду в ресторан и привезу нам ужин. — Сережа, — Юля прижималась к нему и шептала в ответ, — прости, что я так расклеилась. — Ничего. Я все понимаю. Это же мама… Он так непривычно мягко и нежно произнес это слово, что у Юльки защемило сердце. И она впервые за несколько месяцев поинтересовалась: — А твои родители? — А мои родители… — Сережа невесело усмехнулся и уточнил, — отец и мачеха, живут хорошо… А мама умерла, когда я еще маленький был. Я ее почти не помню… только образы какие-то… руки… У нее были такие нежные и мягкие руки. Она гладила меня по голове и говорила, не плачь, сын, ты же мужчина… Ты должен быть сильным. Смелым. Мне года три было… рак… — он отвернулся. — Прости, Сережа, — Юля обняла его и поцеловала в слегка коловшуюся к вечеру щеку, — я не знала… — Я не люблю об этом говорить… — Прости… — Тетя Маша, жена моего отца, вовсе не похожа на мачеху из сказки. И она меня даже по-своему любила. Хотя, конечно, своего сына и моего брата – больше. Лучшая школа, лучшие преподаватели, лучший ВУЗ… Он на пять лет младше меня, но уже сейчас сидит у нас в области в министерстве… По знакомству пристроили его на тепленькое местечко… Сережа помолчал. А потом добавил с горечью старой обиды: — Отец постарался… всех знакомых напряг, кучу денег за портфель отвалил… а мне сказал, зачем, мол, тебе сын, такая головомойка… живи спокойно. Тем более, сказал, у тебя мозгов не хватит… Он вдруг оттолкнул Юля и забегал по кабинету, выкрикивая рубленный фразы: — Сказал мне такое… А я ж ничуть не хуже, Юль! Я сам… Сам! Поступил в институт. Сам учился. Сам закончил. Без всякой помощи и поддержки. Я сам нашел работу, и сам пробился наверх… Он остановился. Его глаза горели каким-то нездоровым фанатичным огнем. — Юлька, и я докажу ему! Слышишь! Я докажу ему, что ничуть не хуже его сыночка! Мне двадцать девять, и я всего лишь директор филиала, а не помощник министра. Но это только мои заслуги. Только мои достижения, а не папочкиных связей или денег. Он неприятно скривился, и вдруг подскочил к ней и резко прижав к себе зашептал: — И как же мне повезло с тобой… ты даже не представляешь… И впился жестким, несколько даже болезненным поцелуем. Домой Юля смогла уйти только через час. Маме Юлька звонила каждый вечер, задавая вопросы и слушая тихое мычание, выражающее согласие или не согласие. Но в пятницу вечером вместо мычания, Юлька услышала в трубке непривычно гнусавый мамин голос, который растягивая гласные и проглатывая некоторые согласные, сказал: — Спасибо, доченька. Я тебя люблю. Юлька, чувствуя, как по щекам потекли слезы, с трудом ответила: — Мама… мамочка, я тебя тоже так люблю… я завтра вечером приеду… я так соскучилась… После этого разговора она с трудом дождалась, когда у Сережа закончится сеанс связи с головным офисом, и вбежала к нему в кабинет, сияя от радости: — Сережа… Сережа, — она повисла на его шее и поцеловала, — я так рада! Ты не представляешь! Мама начала говорить, Сережа! — Это замечательно, — он обнял ее и прижал к себе, — значит, у нас есть повод пойти в ресторан… даже два… Но Юля была так взволнована, что не обратила внимания на его слова. А Сережа почему-то передумал говорить на эту тему. В ресторане они пили за здоровье ее мамы, Юля снова и снова благодарила Сережу за помощь с деньгами, а потом, непривычно пьяная, прижимаясь к нему во время танца, прошептала ему на ухо, признаваясь в своих чувствах: