Я беру его и вчитываюсь в строчки. В моих руках образец контракта, который заключает Кириянова со своими моделями. В горле пересыхает мгновенно, когда нахожу строку с авансом. У меня уже при виде суммы расширяются глаза. Я таких денег никогда в руках не держала. А уж итоговая цифра вообще за гранью фантастики. — Так много? — удивленно поворачиваюсь к Эльвире. — Не трусы же дерматиновые от ноунейма представляешь, — ухмыляется она. — Это обычная оплата работы моделей в моем Модном доме… Показ Кирияновой будет совмещен с презентацией новой коллекции немецких автомобилей в автосалоне. Нам нужно демонстрировать наряды и позировать рядом с машинами. На репетицию приезжаем в автосалон. — …Ангелы, — громко обращается к девушкам Эльвира, заведя меня в комнату, отведенную под гримерку, — принимайте новенькую. Ее зовут Марго. Она будет вместо нашей пострадавшей Катрин. В комнате с зеркалами я вижу красивых ухоженных высоких девушек. На их фоне я больше не кажусь себе Каланчой, Штепселем или Дылдой. Мы все примерно одинакового роста. Теперь Кириянова кажется маленькой. Я волнуюсь, опасаюсь, что девушки меня не примут. Меня вообще в новые компании никогда не принимали. Тем более эти девушки уже давно сотрудничают с Кирияновой, некоторых я видела на обложках журналов, билбордах и на экране телевизора. Они такие успешные и классные, а я — никто. — Привет, — вдруг отзывается зеленоглазая девушка с длинными светло-русыми волосами, — очень приятно познакомиться. Вливайся к нам и будь как дома! — Спасибо, — охотно отзываюсь на ее доброту, но все еще чувствую себя скованно. Кириянова, ободряюще похлопав меня по плечу, уходит по своим делам. Девчонки общаются со мной на равных, знакомятся. — Вот твое платье, примерь, — передает наряд симпатичная брюнетка. В моих руках оказывается дивное темно-фиолетовое, почти черное, коктейльное платье с лифом, расшитым будто зеркальными осколочками. Оно идеально садится по моей фигуре, выгодно подчеркивает грудь и невероятно красиво переливается. — Что же ты такая зажатая? Не сутулься, — подсказывает все та же брюнетка. — Втяни живот, и тогда осанка выпрямится. Не забывай о плечах, пока не войдет в привычку. — Буду стараться вырабатывать в себе новые привычки, — репетирую осанку перед зеркалом. — Девочки, а как вы перебороли страх перед людьми? Мне так страшно. Вдруг я плохо пройду, запнусь, упаду и опозорюсь? И все надо мной посмеются… — Не думай о людях, — встает у меня за спиной и давит пальцем мне между лопаток, отчего я еще больше выпрямляюсь. — К черту их всех. О себе думай. Представляй, что ты красотка, излучающая свет, успех и счастье. Думай, как ты всем нравишься, какая ты очаровательная и интересная, а люди… — подмигивает, — они подстроятся. Красота и уверенность начинаются в нашей голове. — Большое спасибо за совет. Я обязательно им воспользуюсь. И действительно, что мне мешает хотя бы тайком подумать о себе как об успешной, богатой и красивой девушке? Такой, что не хуже Лактионовой, а лучше в тысячу раз. Это же мои мысли, их никто не узнает. Я по привычке считала себя неудачницей, гадким утенком и нищенкой. Это подходящие описания меня. Я и сейчас не поменяла мнение как по щелчку пальцев, но в качестве эксперимента думать о себе иначе попробовать стоит. Да и советчик не абы кто, а топ-модель Эльвиры Кирияновой! — Давай-ка я еще тебе скину ссылку одного крутого психолога, — предлагает она. — Он ведет интересный блог, лекции у него очень полезные. Послушаешь на досуге. — Давай, — киваю я. Глава 22 Мирон — Вот так встреча, дружище! Сколько лет сколько зим! — растекшись в улыбке, встает из-за стола Баринов и, на ходу вытянув руку, шагает ко мне. — Как сам? — Нормально, — коротко отвечаю. — Вижу, твой новый филиал только процветает… — А то! — жмет мне руку. — Проходи-проходи, присаживайся! Дмитрий выглядит обрадованным, а вот у меня нет поводов для счастья. Совсем. Рита меня знать не хочет. Власов, мразь, предал. Чтобы добиться расположения Риты, я должен разобраться в этой истории с банкетом. Да, все указывает на то, что я крупно влип, нажрался и выебал бывшую. Но, блядь, я не могу с этим смириться. А после подставы Власова у меня появились сомнения. Ведь я поручал Антону расследование той ночи. Поэтому отнес запись на экспертизу… И получил заключение… Монтаж. Грамотный, качественный. Обычным глазом и не заметить. Так что теперь я здесь — в отеле Баринова. — У меня к тебе дело. — Все потом, — хохочет он, — сначала отметим нашу встречу, — хватается за трубку стационарного телефона, — один звонок — и нам все организуют. Ледяной вискарь, закуски… — Нет, — категорично отрезаю. — Я за рулем. Баринов выгибает бровь: — Ты же всегда с водителем. — Отправил его в командировку. Такую двуличную тварь я даже в одном со мной и Ритой городе терпеть не намерен. И просто с позором его прогнать тоже не мог: отпустить на вольные поля — слишком мягкое для него наказание. Поэтому передал Власова в услужение одному из своих постоянных клиентов. Серьезный мужик, и дела у него серьезные. Он обеспечит постоянный контроль над Власовым. Чтобы не натворил дел. Дай Антон хотя бы намек на возвращение в город — и это станет последним днем его жизни. Я его убью. И Власов это отлично понимает. — Вот как? — хмыкает Баринов. — Жаль, хороший пацан был. Сговорчивый. Из-за натянутых в последнее время нервов стучу пальцами по столу. — Я, собственно, зачем приехал… Дай мне запись с банкета еще раз. Радостная улыбка исчезает с лица Дмитрия. — Зачем? Я же отдавал ее твоему водителю. — Теперь мне нужен оригинал. Баринов опускает голову, облокачивается на стол и хмуро смотрит на меня исподлобья. — Я и предоставил оригинал. Он шумно выдыхает и резко встает. Наблюдаю за его реакцией. — Ты врешь, — не сомневаюсь в этом. Баринов складывает руки за спину и принимается ходить по кабинету. — Знаешь выражение: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Мирон, мы долгие годы в одной компании, и мне не стыдно ни за одного ее участника. Мы все свои. Так или иначе повязаны общими делами и интересами. И я в курсе, ради кого ты сейчас требуешь информацию. Ради малолетки. Ты хочешь с ней быть и ввести ее в наш круг. Это немыслимо, Мирон! Вместо Виталины — ее?! — Это исключительно мое дело, которое тебя не касается, — прищуриваюсь. — Понятно все: Вита нажаловалась. — Виталина — несчастная брошенная женщина. — Останавливается возле окна, устремив задумчивый взгляд на серый город. — И свои опасения высказать она вправе. И я тоже крайне огорчен твоим решением. Малолетку я никогда не приму и помогать тебе не стану. А запись ту я действительно удалил. Хочешь верь, хочешь нет. — Значит, ты тоже в этом замешан! — теперь не выдерживаю я. — О какой дружбе ты говоришь? Мне противно слышать такие слова от человека, которого я считал другом! Ты гнилье, Баринов. Продолжая стоять у окна, он оглядывается. — Ты сейчас в ярости. Понимаю. Но лучше бы ты остепенился и задумался, как ребенка своего растить будешь. — Какого еще ребенка?! Что ты несешь?! — А Виталина тебе так и не призналась? Наверное, испугалась. Еще бы. Его слова выбивают почву под ногами. Ребенок. Крики. Бессонные ночи. Сопли, слюни, подгузники в дерьме. Няньки. Виталина в послеродовой депрессии и с мокрыми от молока сиськами. А потом сад, школа, репетиторы и это вечное «папа». Ребенок — это же на всю жизнь. Он полностью меняет реальность. Это как якорь на шею весом в тонну. — Ты пиздишь, Баринов… — хриплю я. — Это часть вашего ебанутого плана? Я на него не поведусь. — Нет, — бесцветно отвечает он. — Правда. *** — Завтра точно выпадет первый снег! — делано ахает Вита. — Сам Мирон Олегович решил наведаться в свою же квартиру. Я уж и не надеялась тебя тут увидеть.