Не ты один, добавляю я. Все это было вызвано совершеннейшей мелочью. С тех пор, как Эдвард перебрался ко мне, я старалась соблюдать порядок, но порой для этого мне приходилось рассовывать вещи по шкафам за считаные минуты до его прихода. Он открыл ящик и увидел там, не знаю, кучу грязных тарелок или еще чего. Я сказала ему, что это неважно, попыталась увести его в постель, чтобы он от них отвлекся. А потом… БА-БАХ! Он разозлился. И я получила лучший секс в своей жизни. Я забираюсь в теплый уголок между его рукой и грудью и повторяю слова, которые не так давно кричала ему. Да, папочка. Да. 8. Я стараюсь все делать на совесть, даже когда этого никто не видит. Верно ? ? ? ? ? Неверно Сейчас: Джейн – Мне надо уехать. – Уже? – Эдвард перебрался ко мне всего несколько недель назад. Нам было хорошо вдвоем. Так мне говорит мое сердце, но то же говорят и тесты, которые Эдвард проходил вместе со мной. Его средний балл – пятьдесят восемь, мой – чуть выше шестидесяти пяти, но это все равно большой прогресс по сравнению с тем, что было сначала. – Мне надо быть на стройке. Планировщики мешают. Они не хотят понять, что мы не собираемся просто построить дома и вручить их людям, чтобы те делали что им вздумается. Речи и не шло только о кирпичах и растворе. Речь о построении сообщества нового типа. В котором люди не только обладают правами – на них также возлагается ответственность. Эко-город, который его компания строит в Корнуолле. Эдвард редко говорит о работе, но из немногого сказанного им я поняла, что «Нью-Остелл» – это колоссальный труд не только из-за масштабов строительства, но и из-за всех хитростей и уловок, с которыми застройщики все время к нему подступают. Он подозревает, что его наняли лишь из-за имени, которое придало вес неоднозначной заявке на строительные работы; подозревает также, что те же самые люди теперь развернули против него пиар-компанию, пытаясь заставить его смягчить правила, втиснуть больше домов и таким образом сделать проект более выгодным. Пресса уже вовсю потешается над «Монахоградами», аскетическими сообществами, живущими по-монастырски простой жизнью. – Помнишь, что ты сказал на собеседовании? Что ты можешь попросить меня рассказать твоим клиентам о том, каково так жить? Я с радостью, если это поможет. – Спасибо. Но у меня же есть твои данные. – Он поднимает стопку бумаг. – Кстати, Джейн. «Домоправитель» сообщает, что ты искала сведения об Эмме Мэтьюз. – А. Ну, наверное, разок-другой да. – Вообще говоря, я по большей части любопытствовала на этот счет на работе или через соседский вай-фай, но несколько раз, поздно ночью, я теряла бдительность и выходила в Интернет через домашнюю сеть. – А что такого? – Я просто не знаю, какой с этого может быть прок. Прошлое кончено, на то оно и прошлое. Оставь его, пожалуйста. – Как скажешь. – Пообещай. – Тон у него мягкий, но глаза стальные. – Обещаю. – Спасибо. – Он целует меня в лоб. – Меня не будет несколько недель, может, чуть дольше. Но я все возмещу, когда вернусь. Тогда: Эмма На работе я ищу «Элизабет Монкфорд» и сохраняю изображения на рабочий стол. Меня не удивляет, что его жена была немного похожа на меня. Мужчины часто выбирают женщин одного типа. Женщины мужчин, конечно, тоже. Только нам обычно нужно не физическое сходство, а психологическое. Саймон, как я теперь понимаю, был отклонением от курса. По-настоящему меня влечет к таким, как Эдвард. К альфа-самцам. Я внимательно изучаю фотографию. Волосы у Элизабет Монкфорд были короче, чем у меня. Это делает ее лицо более хрупким на вид и придает ему что-то французское, мальчишеское. Я иду в уборную, встаю перед зеркалом, приподнимаю одной рукой челку, а другой завожу волосы назад, так, что их становится не видно. Мне нравится, решаю я. Немного от Одри Хепберн. И ожерелье будет совсем на виду. От мысли о том, понравится ли Эдварду, у меня слабеют коленки. Если он придет в ужас – если разозлится, – то, по крайней мере, будет реакция. А если он разозлится всерьез? шепчет голос у меня в голове. Да, папочка, пожалуйста. Я поворачиваю голову туда-сюда. Мне нравится, что так моя шея кажется даже стройнее. Эдвард может обхватить ее одной рукой. Я еще вижу следы, оставленные ночью его пальцами. Я все еще смотрюсь, когда заходит Аманда. Она улыбается мне, однако вид у нее усталый, измотанный. Я распускаю волосы. Спрашиваю: ты в порядке? Не совсем, говорит она. Плещет себе в лицо водой. Работать в одной компании с мужем, утомленно говорит она, затруднительно потому, что если случится жопа, то от нее никуда не денешься. В чем дело? Да как обычно. Снова блядует. Она начинает плакать, вытаскивая из коробки бумажные полотенца, промокает глаза. Он сам сказал? Я и так вижу, говорит она. Он еще с Полой не развелся, когда мы с ним первый раз переспали. Могла бы догадаться, что верность он хранить не будет. Она смотрится в зеркало и пытается поправить ущерб. Говорит: он ходит по клубам с Саймоном. Но ты, наверное, сама знаешь. Вы как расстались, Сол возжелал холостяцкой свободы. А это забавно, потому что Саймон-то только и твердит о том, как хочет снова быть с тобой. Она встречается со мной взглядом в зеркале. Но это, наверное, невозможно, да? Я качаю головой. Жаль. Он ведь тебя обожает. То-то и оно, говорю я, мне надоело быть обожаемой. По крайней мере, таким тюфяком, как Саймон. А что ты думаешь насчет Сола? Она уныло пожимает плечами. Да ничего, наверное. По крайней мере, пока. Непохоже, что он с кем-то там встречается. По-моему, просто снимает каких-то на ночь, когда поддаст. Может, пытается доказать Саймону, что и он еще чего-то может. При мысли о том, что Саймон спит с другими женщинами, я вдруг ощущаю укол ревности. Гоню ее. Он мне не подходил. А когда же ты познакомишь нас с Эдвардом? продолжает она. Не терпится посмотреть, правда ли он такой, как ты говоришь. Сейчас не получится. Он завтра уезжает – начинается большое строительство в Корнуолле. Сегодня у нас последний вечер. Что-нибудь особое запланировала? Вроде того, говорю я. Это означает, что я подстригусь. Сейчас: Джейн Без Эдварда я должна чувствовать себя как-то по-другому. Но оказывается, этот дом – до такой степени его часть, что я ощущаю его присутствие, даже когда его нет. Хотя, конечно, приятно иметь возможность отложить книгу, пока готовишь, а потом просто взять ее и читать за едой. Приятно иметь возможность поставить на стойку вазу с фруктами и таскать из нее. Приятно также слоняться по дому в футболке, без лифчика, освобожденной от необходимости ежесекундно поддерживать безупречный вид себя и Дома один по Фолгейт-стрит. Он оставил мне образцы трех видов столовых приборов на пробу: «Пиано 98» от Ренцо Пиано, «Читтерио 98» от Антонио Читтерио и «Качча» от Луиджи Доминиони и братьев Кастильони. Мне льстит, что он меня к этому привлек, но я также подозреваю, что это еще и своего рода проверка – совпадет ли его выбор с моим. Постепенно, впрочем, я отмечаю зуд. Как Эдвард не может не обращать внимания на неубранную ложку или не идеально ровную стопку книг, так и мой аккуратный, добросовестный рассудок отказывается оставить в покое тайну смерти Эммы Мэтьюз. Я изо всех сил стараюсь его не замечать. В конце концов, я обещала. Но вибрация в голове лишь усиливается. К тому же обещание, которое он из меня вытащил, не учитывало того обстоятельства, что вот эта вот тайна преграждает нам путь к близости, к тихому совершенству нашей жизни. В самом деле, какой смысл выбирать идеально подходящую вилку – а в настоящий момент я отдаю предпочтение весомым, чувственным изгибам «Пиано», – когда над нами нависает жуткая, неопрятная тень из прошлого? Дом хочет, чтобы я узнала, я в этом уверена. Если бы стены могли говорить, то Дом один по Фолгейт-стрит рассказал бы мне, что тут произошло Я удовлетворю свое любопытство, решаю я, только тайно. А упокоив эти призраки, никогда их больше не потревожу. Я никогда не заговорю с ним о том, что узнаю. Кэрол Йонсон назвала его нарциссом-социопатом, поэтому первым делом я выясняю, что это на самом деле значит. Согласно разным психологическим сайтам, социопат проявляет: Поверхностное обаяние Чувство, что ему все должны Патологическую лживость