То, что мне так хорошо удается не есть, – доказательство того, что я по-прежнему сильна. Иногда удается не так хорошо, и я в один присест сжираю буханку хлеба или целую тару капустного салата, но потом я засовываю два пальца в рот, и все выходит наружу. Можно начинать заново. С нового калорийного листа. Я не могу спать. То же самое было во время моего последнего расстройства питания. Но сейчас хуже. Я просыпаюсь посреди ночи, уверенная, что в доме включился и выключился свет, или что я слышала, как кто-то ходит. Заснуть после этого невозможно. Я иду к Кэрол и говорю, что Эдвард – самовлюбленный тиран. Говорю, что он мучает меня, хочет меня контролировать, что он одержим. Но пусть мне и хочется верить в то, что я ей говорю, каждая клетка моего тела томится по нему. Вернувшись от нее, я вижу во дворе что-то вроде тряпки или выброшенной игрушки. Лишь через несколько секунд мой мозг соображает, что это такое, я выскакиваю из дому и бегу по нетронутому гравию. Лентяй. Спереди он вроде как стоит, но задняя его часть лежит. Он мертв. Левый его бок проломлен – кровавое шерстяное месиво. Он, видимо, приполз сюда от дома и тут кончился. Я оглядываюсь. Ничто не объясняет его смерти. Сбила машина? Или кто-то наступил на него, а потом бросил через забор? Или даже прижал к стене дома и забил кирпичом? Бедняжка, говорю я вслух и, опустившись рядом на корточки, глажу неповрежденный бок. Слезы капают на его шелковистую шерстку, такую сейчас неподвижную, безответную. Бедный, бедный малыш. Я говорю это ему, но имею в виду себя. Внезапно я понимаю: это, как и разлитая по стене краска, – послание. Ты следующая. Тот, кто делает это, хочет запугать меня и убить. И теперь, когда я осталась одна, его уже не остановишь. Разве что Саймон. Еще можно попросить помощи у Саймона. Больше не у кого. Сейчас: Джейн И вот опять – описан полный круг. Живот есть, а мужика нет. Миа не говорит: я ведь тебя предупреждала, но явно так думает. Осталось последнее домашнее дело. Эдварду, может, и неинтересно, что я выяснила насчет Эммы, но мне кажется, что Саймон имеет право об этом знать. Заодно я приглашаю Миа – на случай эксцессов. Он приходит вовремя, с вином и толстой синей папкой. – Я тут не был с тех пор, как все это случилось, – говорит он, хмуро оглядывая интерьер Дома один по Фолгейт-стрит. – Мне тут никогда не нравилось. Эмме я говорил, что нравится, но это она хотела тут жить. Даже технические примочки – не такие впечатляющие, какими поначалу казались. Все время все сбоило. – Правда? – Я удивлена. – У меня проблем не было. Он кладет папку на стойку. – Это вам. Копия того, что я разузнал о Монкфорде. – Спасибо. Но мне это уже ни к чему. Он хмурится. – Я думал, вы хотите знать, как погибла Эмма. – Саймон… – Я ловлю взгляд Миа, и она тактично отправляется открывать вино. – Эмма лгала насчет Эдварда. Почему – наверняка не знаю, как не знаю и точных обстоятельств ее гибели. Однако сомнений в том, что она сказала вам неправду о нем, нет. – Я делаю паузу. – Ее также уличили в другом обмане, более серьезном. На записи в ее телефоне был не Деон Нельсон, не взломщик. Это был Сол Аксой. – Я знаю, – зло говорит он. – Это тут ни при чем. Секунду я не понимаю, откуда он может знать. – А, вам Аманда рассказала. Он качает головой. – Эмма. После того, как она рассталась с Эдвардом, она мне все рассказала. – Она рассказала, как это произошло? – Да. Сол накачал ее чем-то и изнасиловал. – Видя выражение моего лица, Саймон спрашивает: – Что? Играли в детектива, а этого не узнали? – Я говорила с Солом, – медленно отвечаю я. – Он сказал, что инициатором была Эмма. Саймон саркастически фыркает: – Ну надо же, неужели? Сол мне нравился, но еще до того, как Эмма мне рассказала, я знал, что в нем есть и другая сторона. Мы с ним иногда ходили выпивать – после того, как я расстался с Эм. Аманде он говорил, что мне нужно составить компанию, а на самом деле искал возможности сбегать налево. Он всегда пользовался одним и тем же методом. «Поить их, чтобы на ногах не стояли, – говорил. – Для того, что от них требуется, ноги не нужны». Вид у меня, наверное, потрясенный, потому что он кивает. – Милая фразочка, да? Но мне и тогда казалось странным, как некоторые девушки напивались всего с пары бокалов шампанского. Он из угощения шампанским целое представление устраивает. Вроде как шикарный мужчина – но я читал, что пузырьки хорошо маскируют рогинпол. Я гляжу на него. Вспоминаю, как Сол Аксой навязывал мне бокал шампанского. Я подумала, что он поганый тип, но все равно приняла все, что он говорил, на веру. Только я подумала, что все выяснила, как версия опять рассыпается. Потому что, если Сол и вправду изнасиловал Эмму, то она не выдумала свою историю. Да, она соврала; возможно, даже несколько раз, но, в сущности, ее рассказ был правдив. Она лишь поменяла местами имена действующих лиц – по причинам, о которых я, кажется, могу догадаться. Словно прочтя мои мысли, Саймон говорит: – Она пыталась меня защитить. Она сомневалась, что я нормально отреагирую, если узнаю, что мой лучший друг такое с ней сделал. Но с ней явно что-то было не так – злилась на меня без повода, срывалась каждый раз, когда я что-то хорошее ей говорил. И расстройство питания вернулось. И уже, в общем, не уходило, хотя она и не хотела об этом говорить. – Вы здесь с ней разговаривали? Он кивает. – Я же вам говорил. Она поняла, какую глупую ошибку сделала, и захотела все исправить. Она к тому времени была в очень плохом виде. Она подобрала на улице бродячего котенка. А его кто-то убил. – Она держала котенка? – в изумлении повторяю я. – Здесь? В этом доме? Мэгги Эванс говорила что-то о приблудном котенке, но не сказала, что Эмма приютила его. – Да. А что? То, что это против правил, думаю я. С домашними животными нельзя. С детьми тоже, кстати сказать. Саймон достает из папки документ. – Ей это дал юрист. Согласно этому плану Монкфорд похоронил тут жену, прямо под домом. Смотрите. – Он показывает крестик и надпись. Место упокоения миссис Элизабет Джорджины Монкфорд и Максимилиана Монкфорда. – Надо быть ненормальным, чтобы такое сделать. – Счастливо ты отделалась, Джей. – Это Миа, потихоньку подтянувшаяся обратно, навострила уши. Саймон бросает на меня любопытный взгляд, но я не хочу давать пояснений. – У Эммы была гипотеза, что их погребение тут являлось неким ритуалом, – продолжает он. – Вроде жертвоприношения. Тогда я об этом как-то не очень думал, но после ее смерти почитал про другие здания Монкфорда. Оказалось, что она была права. Каждый раз, когда очередное здание «Монкфорд партнершип» достраивалось, кто-нибудь умирал при подозрительных обстоятельствах. Он кладет на стол несколько газетных вырезок, чтобы я посмотрела. К каждой прилагается карта, на которой отмечено расположение здания и место гибели. В Шотландии машина сбила молодую женщину в миле от дома, который Эдвард Монкфорд строил возле Инвернесса; водитель скрылся. На Майорке в двух милях от пляжного домика, спроектированного Эдвардом, у родителей пропал ребенок. В Брюгге женщина вроде как бросилась с железнодорожного моста в нескольких сотнях метров от его часовни. Во время монтажа электрооборудования в «Улье» в лестничном колодце был найден мертвым помощник электрика. – Но ничто из этого даже косвенно не доказывает, что Эдвард виновен в этих смертях, – осторожно говорю я. – Каждый год происходят тысячи исчезновений и несчастных случаев со смертельным исходом. То, что какие-то из них произошли в нескольких милях от этих зданий, ничего не значит. Вы видите систему и связи там, где их нет. – Или же связи есть, но вы их видеть отказываетесь. – Лицо Саймона мрачно. – Саймон, единственное, что это доказывает, – это что вы очень любили Эмму. И это замечательно. Но это сказывается на ходе вашей мысли… – Эмму забирали у меня дважды, – перебивает он. – В первый раз – когда Эдвард Монкфорд влез в наши отношения в тот самый момент, когда Эмма была наиболее уязвима. А второй – когда он ее убил. Я уверен, он это сделал, чтобы не уступать ее мне. Я хочу добиться справедливости, ради Эммы. И я не остановлюсь, пока этого не сделаю. Вскоре он уходит; Миа пьет его вино. – Он, кажется, милый, – замечает она. – И немного одержимый? – Он любил ее. Не может успокоиться, пока не выяснит, что с ней произошло. Это ведь почти героизм, да? Ох уж эти мужчины, которые любили Эмму, думаю я. При всех ее проблемах мужчины сходили от нее с ума. Будет ли кто-нибудь когда-нибудь питать такие чувства ко мне? – Не сказать, конечно, что эта любовь очень уж ей помогла, – прибавляет Миа. – Но я все же думаю, что лучше кто-нибудь в таком духе, чем твой безумный архитектор. – Я – и Саймон? – фыркаю я. – Вряд ли. – Он дельный, надежный, верный. Не отказывайся, не попробовав. Я ничего не говорю. Мои чувства в отношении Эдварда все еще слишком сложны, чтобы их можно было уложить в парочку аккуратных предложений и дать Миа на смотр. Его холодная злоба заставила меня смутно устыдиться того, что я пыталась разведать что-то о гибели Эммы за его спиной. Но если у него получится освободиться от нее, то, возможно, он сумеет увидеть мое положение яснее? Я качаю головой – как в знак несогласия с собой, так и для того, чтобы очистить голову от этих мыслей. Мечты, мечты. Тогда: Эмма Ну, пока, Эм, говорит он. Пока, Сай, отвечаю я. Вопреки своим словам, Саймон задерживается на пороге Дома один по Фолгейт-стрит. Я очень рад, что мы поговорили, сообщает он. Я тоже, говорю я. И это правда. Слишком многого я ему не говорила, слишком многое держала в себе. Может быть, если бы мы больше разговаривали друг с другом, когда были вместе, то и не расстались бы. Какая-то часть меня все время хотела ударить Саймона, оттолкнуть его, но я больше не чувствую этого желания. Теперь я просто благодарна за то, что есть человек, который меня не осуждает. Если хочешь, я останусь, тихо предлагает он. Если тебе будет спокойней. Если этот ублюдок Деон или еще кто явится, я разберусь. Я знаю, говорю я. Но правда не нужно. Этот дом – настоящая крепость. К тому же – не будем спешить, ладно? Хорошо, говорит он. Наклоняется и целует меня, несколько официально, в щеку. Потом обнимает. Объятие мне приятно. Когда он уходит, в доме опять тихо. Я обещала ему поесть. Я наливаю в кастрюльку воды, чтобы сварить яйцо, и провожу рукой над конфоркой. Ничего не происходит. Провожу еще раз. То же самое. Я заглядываю под стойку, смотрю, не сбился ли как-то сенсор движения. Нет.