– Шутка. Собственно, я уже вроде как встречаюсь с одной девушкой. Она живет в Париже. Вот думаю туда перебраться, чтобы видеться почаще. Разговор переходит на другие темы, приятный и непринужденный. Мне этого не хватало, думаю я: этой любезности, этих вежливых уступок, столь отличных от подавляющего поведения Эдварда. Потом Саймон спрашивает: – Если хотите, Джейн, я останусь на ночь. Разумеется, на диване. Если вам так будет спокойнее… – Очень мило с вашей стороны. Но мы справимся. – Я похлопываю себя животу. – Мы с моим пузом. – Конечно. Может быть, в другой раз. 13. Обычно между моими планами и моими делами возникает большой зазор. Верно ? ? ? ? ? Неверно Сейчас: Джейн Я просыпаюсь усталой и осовелой. Возможно, от капли спиртного накануне, решаю я, ведь я так от него отвыкла. Токсикоз вцепляется в мои внутренности, и меня тошнит в унитаз. И затем, когда я уже не могу без душа, «Домоправитель» находит время все отключить. Джейн, оцените, пожалуйста, следующие утверждения по шкале от 1 до 5, где 1 – это «полностью согласна», а 5 – «категорически не согласна». Некоторые функции дома отключены до завершения оценки. – Да чтоб тебя, – устало говорю я. Сил на это у меня нет никаких. Но в душ мне нужно. Я смотрю на первое утверждение. Если бы мои дети не добились успехов в школе, то меня справедливо сочли бы плохим родителем. Согласна ? ? ? ? ? Не согласна Я выбираю «Скорее согласна» и замираю. Я почти уверена, что раньше вопросов о воспитании детей не было. Случайны ли эти вопросы? Или это нечто большее: какая-то тонкая, зашифрованная издевка «Домоправителя»? Идя дальше по анкете, я замечаю кое-что еще. Я чувствую себя иначе. Одно то, что я отвечаю на эти вопросы, напоминает мне: жить здесь – привилегия, которой достойны немногие; что если я съеду, то буду тосковать почти так же, как после потери Изабель… Я в ужасе осекаюсь. Как мне могло такое хоть на секунду в голову прийти? Я вспоминаю слова преподавателя, водившего сюда студентов. Вы, вероятно, этого не чувствуете, но вас окружает плотная сеть ультразвуковых волн, регулирующих настроение. Вопросы «Домоправителя» – некая часть функционирования Дома один по Фолгейт-стрит? Я подключаюсь к соседскому вай-фаю и ввожу несколько вопросов, на которые только что отвечала, в «Гугл». Есть результат. Статья в научном периодическом издании под непонятно звучащим названием «Журнал клинической психологии»: …Вопросы Алгоритма оценки перфекционизма позволяют измерить проявления различных форм патологического перфекционизма, включая личностный перфекционизм, завышенные требования к окружающим, потребность в одобрении, склонность к планированию (навязчивые аккуратность и организованность), руминантность (навязчивое обдумывание), компульсивное поведение, моральную негибкость… Я пробегаю статью глазами, пытаясь понять, что все это значит. Похоже, эти вопросы изначально были составлены психологами, чтобы диагностировать нездоровый, навязчивый перфекционизм, и бороться с ним. На секунду я задумываюсь, не это ли тут и происходит: может быть, дом просто наблюдает за моим душевным состоянием – так же, как следит за моим сном, весом и прочая? Но потом я понимаю, что возможно и другое объяснение. Этот опросник нужен Эдварду не для того, чтобы бороться с перфекционизмом своих жильцов, а для того, чтобы его усиливать. Он пытается управлять не только нашей обстановкой и даже тем, как мы в ней живем, но также нашими мыслями и чувствами. Эти отношения будут длиться лишь до тех пор, пока будут совершенно идеальными… Я вздрагиваю. Уж не низкий ли балл за психометрические тесты решил судьбу Эммы? Я кончаю с вопросами, внимательно выбирая те ответы, которые, как мне кажется, «Домоправитель» оценит выше всего. После этого ноутбук перезагружается и свет зажигается снова. Я встаю и с облегчением направляюсь в ванную. Но когда я поднимаюсь по лестнице, происходит сбой. Свет мерцает. Ноутбук зависает посреди перезагрузки. Все приостанавливается. А потом… Глядя вниз, я вижу, что на экране что-то появилось. Вроде фильма, но не фильм. Озадаченная, я возвращаюсь посмотреть поближе. Там я, в прямом эфире, в этом самом помещении. Чем ближе я подхожу, тем дальше отходит фигура на экране. Камера позади меня. Я беру ноутбук и поворачиваюсь. Теперь на экране мое лицо, а не затылок. Я рассматриваю стену передо мной, пока не вижу на экране, что смотрю прямо в камеру. Там ничего нет. Может быть, крохотная точка на бледном камне, и все. Я ставлю компьютер и закрываю окно с изображением. Под ним оказывается еще одно окно, еще одно изображение. И еще одно, и еще. На них – разные помещения дома. Я закрываю их, предварительно обнаруживая расположение камер. Одна показывает каменный стол под другим углом. Вторая направлена на входную дверь. Третья показывает ванную… Ванную. Душевая – как на ладони. Если это и есть датчики «Домоправителя», то кто еще имеет к ним доступ? Я кликаю снова. Последняя камера установлена прямо над постелью. Мне становится дурно. Каждый раз, когда мне казалось, что за мной следят… так оно и было. Господи, и не только в постели. Когда Эдвард брал меня на кухонной стойке, мы были выставлены на обозрение. Я содрогаюсь от отвращения. А потом меня затапливает потоком гормонов, и отвращение превращается в гнев. Это сделал Эдвард. Это он встроил камеры в самую плоть дома. Зачем? Это какая-то вуайеристская фишка? Или очередной способ прибрать к рукам каждое мгновение моей жизни? Я почти уверена, что это даже незаконно; кажется, кого-то за что-то в этом роде недавно посадили. Но потом я понимаю, что Эдвард не оставил бы такое дело на волю случая. Я отыскиваю в своей почте письмо от Камиллы с договором в приложении. В конце концов нахожу соответствующий пункт, глубоко закопанный в мелкий шрифт: …в том числе посредством фото– и видеосъемки… Потом мне в голову приходит кое-что еще. Дом построил Эдвард, но технику проектировал его партнер, Дэвид Тиль. И если Эдварда мне трудновато вообразить в роли технически продвинутого Подглядывающего Тома, то Тиль – совсем другое дело. Я не оставляю своей злости шанса угаснуть. Иду за пальто. Сейчас: Джейн Записью на встречу я себя не утруждаю. Дожидаюсь на первом этаже «Улья», когда группка сотрудников «Монкфорд партнершип» со стаканчиками латте и бумажными пакетиками в руках соберется возле лифта, и просто захожу вместе с ними. На четырнадцатом этаже вместе с ними выхожу. – Эдварда нет, – говорит безупречная брюнетка на ресепшене, справившись с удивлением. – Я хочу поговорить с Дэвидом Тилем. Теперь вид у нее еще более удивленный. – Я посмотрю, свободен ли он. – Ей приходится искать его добавочный номер в своем айпаде. Похоже, к специалисту по технологиям гости приходят нечасто. Моя тирада, обращенная к Дэвиду Тилю, длинна, громка и щедро пересыпана ругательствами. Я едва перевожу дыхание, а он спокойно ждет, когда я закончу. Я вспоминаю, как, когда я впервые пришла сюда, Эдвард слушал того клиента, позволяя его злости омывать себя. – Это смешно, – говорит Тиль, когда я наконец заканчиваю. – Мне кажется, вы слишком бурно реагируете ввиду вашего состояния. Он при всем желании не придумал бы ничего лучше, чтобы меня снова разобрало: – Во-первых, я не больна, кретин. А во-вторых, не смей так снисходительно со мной говорить. Я знаю, что я видела. Ты подглядывал за мной и отрицать этого не можешь. Об этом даже в вашем чертовом договоре сказано. Он качает головой: – Мы просим расписаться в отказе от претензий. Но это на всякий случай. Доступ к изображениям с камер имеет только программа распознавания лиц. Так дом опознает вас и следит за вашими перемещениями, вот и все.