С этими словами Фирлес растворился в темном коридоре. Беловолосый развернулся и с силой ударил кулаком по пневмогруше. БДЫЩЬ! Мешок сорвался с цепи и отлетел на пол. * * * По субботам мальчикам разрешалось пользоваться голофоном. Это была старая модель, которая отображала получающего вызов человека полупрозрачным и пикселизированным, с голубым оттенком кожи. Новые модели воспроизводили оттенки кожи так точно, словно он находился с вами в одной комнате. Почти пугающее ощущение. Но мальчики довольствовались тем, что имели. Было приятно увидеть знакомое лицо и хоть ненадолго забыть, в каком аду они находились. У большинства не было родителей, так что обычно они звонили родственникам или друзьям. У некоторых мальчишек не было даже этого, поэтому они звонили по номеру 1–800 из рекламного ролика и болтали с разными незнакомцами о фритюрницах, очистителях для бассейна, или что еще они там продавали в тот день. Иногда было просто приятно пообщаться с кем-то, кто не пытался вышибить из тебя весь дух. Мальчики сидели на полу в коридоре перед кабинетом Шалтая, в котором был установлен голофон. Беловолосый оглядел лица ребят, ждущих своего пятиминутного разговора. Он хотел увидеть Фирлеса. Хотел доказать, что он никуда не уйдет. Но Фирлеса нигде не было видно. – Тринадцатый, твоя очередь, – окликнул его Шалтай. Беловолосый вскочил на ноги и подошел к офису. Шалтай стоял в дверях кабинета, держа в руке секундомер. – У тебя есть пять минут. За каждую лишнюю минуту ты будешь должен мне сотню вулонгов. Если у тебя нет таких денег, тогда не затягивай разговор. Усек? Беловолосый зашел в кабинет и закрыл за собой дверь. Кабинет Шалтая представлял собой старую переделанную ванную комнату, в углу которой по-прежнему стояла раковина. Стены украшали фотографии бойцов прошлых лет. Шалтай каждый год фотографировался с лучшим бойцом в Ямах. Это был единственный раз, когда кто-либо видел его улыбающимся. Центр комнаты занимал огромный стальной стол. Мальчики шутили, что за столом вместо кресла у Шалтая унитаз, чтобы ему никогда не приходилось отлучаться отлить или посрать. Посреди кабинета стоял единственный складной стул. Перед ним находился круглый, в форме диска, проектор, рядом лежала клавиатура. Беловолосый набрал двенадцатизначный номер, затем откинулся на спинку стула. Когда голофон зазвонил, он улыбнулся с легкомысленным детским предвкушением. Как никому другому, сегодня ему отчаянно нужно было увидеть знакомое лицо. Внезапно изображение ожило. По мере того как голофон медленно обрабатывал необходимые данные, начала появляться пикселизированная фигура. Улыбка Беловолосого стала еще шире. И тут изображение прояснилось. Беловолосый вздрогнул. Это явно был не тот, кого он ожидал. – Здравствуй, мальчик, – сказал мужчина. Он сидел в старинном кожаном кресле с высокой спинкой, похожем на трон. Он был одет в кашемировый халат, влажные серебристые волосы были зачесаны назад после душа. В руке мужчина держал хрустальный бокал с ликером. Судя по затуманенному взгляду, это была не первая порция. Его звали Калибан. И в этой семье он был королем. – Отец? – удивленно спросил Беловолосый. – Ты же сказал, что на несколько месяцев уедешь по делам. Калибан поморщился. Он явно не собирался оставаться дома, и это его злило. – Да, план был таков. На самом деле, у меня была запланирована серия крайне прибыльных для моего бизнеса встреч на внешних планетах, но поездку пришлось сократить. – Правда? Что за встречи? – с любопытством спросил Беловолосый. Взгляд Калибана стал жестким. – Встречи, о которых тебе не положено спрашивать. О своих делах я говорю только с мужчинами. Не с мальчишками. Это не какая-то там семейная лавчонка, где отец и сын вместе чинят обувь и смеются после работы. Мой бизнес тебя не касается. Он твоим не станет. Понял меня? – Простите, сэр, – привычно ответил Беловолосый. Затем он понял, что его смущало в их разговоре. – А где мама? Калибан отпил из бокала. На мгновение он встретился взглядом с сыном, затем заговорил ровным, бесстрастным тоном: – Твоя мать пыталась покончить с собой. Его слова пронзили Беловолосого насквозь. Он застыл на месте, едва не позабыв, как дышать. Ему отчаянно хотелось, чтобы это был сон. Или какой-то розыгрыш. Но он знал, что это не сон и не розыгрыш. Мальчик крепко сжал губы, чтобы не выдать никаких чувств под взглядом отца. Затем осторожно спросил: – Как? Калибан раздраженно выдохнул, словно его вынуждали тратить время на совершенно ненужные разъяснения. – Выпила полный пузырек таблеток. Я нашел ее на полу в ванной еле живой. Сказал ей, чтобы в следующий раз сбросилась с крыши и не отвлекала меня от важных дел. Губы Беловолосого задрожали. – Это был несчастный случай? Калибан усмехнулся, словно сама мысль о несчастном случае была нелепой. – Нет. Это не был несчастный случай. Твоя мать слаба. А когда слабые люди не желают разбираться со своими проблемами, они находят легкий выход из ситуации, наплевав на то, сколько неудобств они создают для оставшихся в живых. – Когда… это произошло? – В день, когда ты ушел, – прямо ответил Калибан. Беловолосый вскочил на ноги. Он чувствовал, как кровь пульсирует в голове. Не выдержав, он заметался по комнате. Его отец ухмыльнулся. Казалось, ему доставляло удовольствие наблюдать за страданиями сына. Беловолосый оперся руками о стальной стол, не зная, что случайно нажал на кнопку внутренней связи, которой Шалтай пользовался для объявлений. – Мама пыталась покончить с собой два дня назад! Два! – Я в курсе. – Ты мог бы прийти сюда! Сказать мне об этом лично! Ты мог хотя бы позвонить! Калибан усмехнулся. – Чтобы что? Чтобы мы смогли обняться? Чтобы я сказал тебе, что все будет хорошо? Ты это хочешь услышать? Или ты хочешь услышать правду? Потому что правда заключается в том, что ты такой же, как она. Такой же слабак. Поэтому я и отправил тебя к Лаки. Чтобы ты научился держать удар и не кончил так же, как она, корчась на полу в луже собственной блевотины в жалкой попытке привлечь к себе внимание. Она снова попытается покончить с собой. И когда этот момент настанет, я ее не спасу. Никто из нас не спасет. Беловолосый просто кипел от ярости. – Ты монстр! – Нет. – Калибан ухмыльнулся. – Я говорю правду. А ты просто не хочешь ее слышать. – Почему бы тебе просто не заткнуться на хрен? – Беловолосый в ярости бросился к трехмерному изображению отца. Его кулак пролетел прямо сквозь лицо отца. Калибан ухмыльнулся при виде этого зрелища. – Лучше бы тебе поработать над этим хуком справа. И с этими словами он отключил связь. Изображение Калибана расплылось в груду синих пикселей на круглом диске. Беловолосый распахнул дверь и выскочил из кабинета. Его лицо раскраснелось, по щекам текли слезы. А затем он увидел других мальчиков. Некоторые из них перешептывались. Другие начали смеяться. Двадцать первый даже зашел так далеко, что сложил пальцы в подобие пистолета и сделал вид, будто вышибает себе мозги. Беловолосый смотрел на них в ужасе, осознав, что все они слышали их разговор. Пытаясь сдержать слезы, он понесся по коридору, а смех за спиной все нарастал. И едва Беловолосый завернул за угол, как увидел его – Фирлеса. – Привет, Тринадцатый! – произнес Фирлес, оценив искаженное от боли лицо. – Что с тобой? На мгновение их взгляды встретились. Беловолосый все еще пытался сдерживать слезы. Он хотел быть жестким. Ради своего отца. Ради Фирлеса. Ради себя. Но был предел тому, что он мог вынести. И вот по его лицу снова потекли слезы. Ему хотелось, чтобы Фирлес обнял его. Сказал, что все будет хорошо. Но Беловолосый знал, что ни того ни другого не произойдет. Поэтому он пустился бежать. По коридорам. Мимо спальных помещений и Ям. Вниз по туннелю и вверх по лестнице, обратно через химчистку, где корейские женщины продолжали гладить одежду, не глядя на убитого горем маленького мальчика, по лицу которого струились слезы. Беловолосый, спотыкаясь, выскочил через парадную дверь на улицы Восточного Тарсиса. Крепко зажмурился. Это кошмар, убеждал он себя, просто ночной кошмар, и если напрячься, то он проснется и окажется в самом центре Тарсиса в своей постели с голубым одеялом и подушками в тон. Какое-то время он будет лежать там, прислушиваясь, как мама тихо напевает «La Vie en Rose»[4] на кухне, пока готовит блинчики с черникой. Точно так же, как она делала это каждое воскресное утро. Он сделал глубокий вдох. – Проснись, – тихо прошептал он, – просто проснись. Он сделал глубокий вдох и закашлялся. Едкий воздух обжигал горло. Жесткое напоминание о том, что этот кошмар был его новой реальностью. Восточный Тарсис стал его тюрьмой. А отец играл роль надзирателя, равнодушно наблюдающего, как во дворе этой тюрьмы заключенные дрались не на жизнь, а на смерть. Беловолосый открыл глаза и медленно повернулся обратно к химчистке. Встал перед одной из огромных витрин магазина, покрытой граффити и окрасившейся в серый цвет от скопившейся в воздухе копоти. Но он не увидел в стекле своего отражения. Он увидел своего отца. Монстра, который жил в элитной высотке. Того, кто послал его в это место. Того, кто мог бы спасти его мать. Того, кто не прольет ни единой слезинки, когда ее не станет. Монстр в отражении сверлил Беловолосого все тем же холодным, безжизненным взглядом. А потом… Монстр ухмыльнулся ему. Глаза мальчика начали меняться. Белки окрасились в багряный оттенок. Он никогда не испытывал ничего подобного раньше. Это чувство было не просто гневом. Это было что-то другое. Что-то сидящее глубоко внутри него заставляло кровь пульсировать в венах. Это была… Ярость. Беловолосый бросился на отражение и со всех сил ударил кулаком в стекло. БДЫЩЬ! Стекло покрылось паутиной трещинок. Мальчик сжал кулак, из которого, словно шипы на розе, торчали осколки стекла. А затем снова ударил по стеклу. БДЫЩЬ! Осколки глубоко впивались в кожу, к ним добавились новые. И еще раз. БДЫЩЬ! Он продолжал что есть сил бить кулаком по стеклу. Кожа сходила лоскутами. Кисть теряла человеческие очертания. И тут… Из парадного входа выскочил владелец химчистки. Увидев Беловолосого, он в гневе закричал на него по-корейски. Затем его взгляд упал на изувеченную руку, и мужчина ахнул. Сквозь кровавое месиво из кожи и мышц наружу проступали кости. Затем, совершенно внезапно, Беловолосый как будто проснулся. Белки его глаз снова приобрели обычный жемчужный оттенок. Мальчик уставился на разбитое окно, не понимая, что произошло. Затем его взгляд упал на окровавленную руку. На мгновение Беловолосый удивился. Он знал, что должен испытывать жуткую боль, но он ничего не чувствовал. Кровь капала из раны на тротуар, словно вода из протекающего крана. КАП. КАП. КАП. Беловолосый встретился взглядом с владельцем, прошептал: – Где я?