– Нет, нет, это совершенно не приближает нас к разгадке! Лучше скажите где, собственно, были вы в момент преступления? Мадам Лябрюйер наградила гостя из Экса полным возмущения взглядом, но всё же без колебаний ответила: – Что ж, месье, если вам так угодно, мы с мужем были на пасхальной мессе! Месье Лябрюйер подтвердил слова жены сдержанным кивком и добавил: – Именно так. Сыщик задумчиво поглядел в окно и проговорил: – Полицейские говорили с женщиной, которая нашла тело, и спросили, не было ли поблизости кого-либо, кто пришёл в тот момент стирать бельё или же просто проходил мимо прачечной. Она ответила, что никого не видела – ни в тот момент, ни ранее, поскольку окна её дома выходят прямо на прачечную, а сама она по обыкновению своему следила за всем, что происходило на улице. Месье Лябрюйер встревоженно уточнил: – Её спросили, не видела ли она кого-то между одиннадцатью часами и половиной первого? – Разумеется, – эхом отозвался Мишель Луазон, словно сам думал о том же. – Однако та сообщила, что как раз в тот промежуток времени ей пришлось ненадолго отойти, чтобы забрать из церкви внуков. Произошло это примерно без четверти одиннадцать и длилось не больше десяти минут. Её падчерица это подтвердила. Месье Лябрюйер сокрушенно вздохнул и спросил с надеждой в голосе: – Месье Луазон, раз вы снова приехали из Экса, скажите, удалось ли отыскать хоть какие-то зацепки? – Ничего особенного: лишь следы деревянных башмаков. На данный момент это всё, чем мы располагаем. Не считая, разумеется, ножа, хотя только что мы выяснили, что он принадлежит вам. – А что тут выяснять, я и раньше этого не скрывал… – Я обязательно сообщу, как только узнаю что-нибудь новое. А сейчас я вынужден вас оставить. * * * Сыщик напоследок принёс безутешной чете свои искренние соболезнования и отправился поговорить с обнаружившей труп женщиной, которая жила прямо напротив общественной прачечной. Он постучал в дверь, и через какое-то время ему открыла дама с высокой прической, мадам Жонкур: именно она обнаружила труп Сидони. Сыщик представился и сказал, что хотел бы задать ей еще несколько вопросов, касавшихся случившегося. Она пригласила Луазона внутрь, провела в гостиную и гостеприимно указала на один из стульев. Усаживаясь, сыщик с любопытством оглядел помещение. Дом был старым, если не сказать обветшалым, а пара его окон действительно выходила на ту улицу, где находилась злополучная прачечная. Сама комната была переполнена всевозможными вещами, преимущественно одеждой: по стенам были развешаны традиционные провансальские сарафаны, а под потолком причудливыми ажурными гирляндами висели чепчики и платки. Когда мадам Жонкур расположилась напротив него, Луазон заговорил: – На месте преступления были обнаружены следы деревянных башмаков, и я хотел бы сравнить их с вашими. Не извольте беспокоиться, это обычное дело… – Нет-нет, ничего страшного, я понимаю, – с готовностью отозвалась его собеседница и вскоре вернулась с парой обуви. – Вот они! – Замечательно. Сыщик выудил из кармана сантиметр и, сделав необходимые замеры, отметил, что размеры подошвы полностью соответствуют найденным две недели назад в прачечной отпечаткам. Не укрылась от его внимания и другая деталь: каблук левого башмака был обломан. – Мадам Жонкур, – медленно проговорил Мишель Луазон, – не соизволите ли вы записать вместе со мной ваши показания? – Это ещё зачем? – Просто я абсолютно убеждён, что именно вы убили Сидони Лябрюйер! – А вы попробуйте это доказать! – Что ж, извольте. Вы и впрямь действовали весьма осторожно и постарались не оставить следствию никаких зацепок. Решение идти за жертвой след в след по утоптанному земляному полу прачечной – и вовсе идея в высшей степени хитроумная. Однако вы не учли одну деталь, которую я заметил сразу же: сломанный каблук на вашем левом башмаке. У Сидони с обувью все было в порядке. Это Мишель Луазон явно блефовал. Он ничего не знал про обувь убитой, да и обломанный каблук на следах двухнедельной давности – это было лишь случайное наблюдение местного полицейского Бернара, на которое никто не обратил внимания. Ему просто пришла в голову такая идея, и он решил посмотреть, какой будет реакция этой женщины. И он продолжил блефовать: – Ударив девушку ножом, вы обставили всё как самоубийство, покинули место преступления и, прикинувшись несчастной овечкой, побежали сообщить, что мол вы нашли в прачечной труп. Кричали вы при этом довольно правдоподобно и громко, так что заподозрить вас никому и в голову не пришло! Сыщик особо не надеялся на эффект своей провокации. Это был его обычный приёмчик, и примерно в семи случаях из десяти он выслушивал резкую отповедь с пожеланием не опускаться до дурацких фантазий. Сейчас он, однако, попал точно в цель. Лицо мадам Жонкур Луизы стало пунцовым. Она пристально смотрела на него с минуту, а потом вдруг вскинула голову и расхохоталась: – Что ж, так и есть: это я её прирезала. Я ненавидела эту мерзавку! Нечего было воровать мое бельё. Вы только подумайте: она украла совсем ещё новёхонькую сорочку и два носовых платка! – Зачем же ей было это делать? Быть может, все было наоборот, и это вы забрали пару вещей из корзинки убитой? Примерно так же, как вы выкрали нож из лавки ее отца. – Нет! Нет, это все она! Воровка! – яростно прокричала мадам Жонкур, и лицо её побагровело. Мишель Луазон пожал плечами, медленно недоверчиво покачал головой и промолвил: – Умереть в столь юном возрасте за сорочку и пару платков… * * * Потом был суд. Присяжные постановили, что мадам Жонкур помешалась на клептомании и совершила свое страшное преступление в невменяемом состоянии. Оказавшись в психиатрической лечебнице, она покончила с собой, повесившись на бельевой верёвке. Что же до нашего сыщика Мишеля Луазона, то он по-дружески уступил все лавры раскрытия этого преступления своему другу Морису Лямотту, а тот в благодарность подарил ему бутылку замечательного розового провансальского вина 2000 года с ароматами лесных ягод и пряными нотками производства знаменитой в округе компании Жан-Жака Бребана. Потом он расследовал еще немало преступлений, а старый деревянный башмак с обломанным каблуком занял почётное место на его личной полке с трофеями. Как говорится, в назидание себе и другим… Чёртов флик Инспектор Лямотт наблюдал за девчонкой, милой девочкой, разве что, наверное, слишком сильно накрашенной, если оценивать на его вкус. Словно маска поверх лица – ему такое не очень нравилось. Сидя перед ним на стуле в участке на улице Корделье, она, казалось, вовсе не боялась. Обычно арестованные и подвергнутые допросу сидят, опустив глаза вниз. Большинство выглядит совершенно потерянными. Полицейская машина – это дробилка личностей. Виновен ты или пока ещё только подозреваемый, ты попадаешь в жернова системы – этого следственного беспредела и формально установленного насилия. А вот лицо этой девушки светилось ироничной улыбкой. Её манера держаться провоцировала. «И кого она из себя изображает? Бесстыдная, дерзкая или просто комедиантка, в совершенстве освоившая свою роль?» Морис Лямотт пока не понимал, как её классифицировать. Он невольно восхищался её внешним видом. Её грудь была высокой и упругой, и маленький лифчик только усиливал этот эффект. Слишком короткая юбка позволяла видеть стройные ноги. У неё было тело, загоревшее естественным образом: она явно происходила откуда-то из Северной Африки. Она привлекала к себе взгляды окружающих – вожделенные мужские и завистливые женские. И она прекрасно отдавала себе в этом отчёт. При этом она скрещивала ноги, приподнимала их, заводила под стул, и это указывало на некоторую нервозность. Она пыталась выглядеть уверенно, но тело выдавало то, что у неё проблемы. Никто не может чувствовать себя комфортно перед полицейскими. Пережиток прошлого, восходящий ещё к временам Великой инквизиции. Появились розовые трусики… Она словно демонстрировала всё, что у неё есть привлекательного. Схваченная патрулём в Парке Журдан этой ночью, она сначала отрицала, что была проституткой. Но у неё не оказалось при себе документов, удостоверяющих личность, и полицейские забрали её для проверки в комиссариат. Если не зарабатывала деньги, то что она делала посреди ночи практически в темном лесу? – Я была с парнем в его машине. Он сам вызвался отвезти меня домой. В какой-то момент он попросил меня о нежности. Я отказалась. Он в гневе остановился и выбросил меня из машины. Произнося слово «нежность», девушка явно засмущалась. Более подходящее слово тут должно было быть совсем другим. Но она не смогла выдавить его из себя. Для так называемой ночной бабочки это было удивительно. – Кто этот парень? – спросил инспектор Лямотт. – Я не знаю. Мы танцевали в ночном клубе и уехали вместе. В конце концов, инспектор ничего не мог вменить ей в вину, кроме прогулки ночью без удостоверения личности. И все же интуиция шептала ему, что эта девушка явно пытается водить его за нос. Она лгала довольно уверенно, и её сценарий выглядел вполне правдоподобным, хотя и несколько надуманным. – Вы выходите без сумочки? Для женщины это необычно. – В ночных клубах сумочки не слишком удобны. Там могут ограбить. У меня только ключи от дома во внутреннем кармане и мой мобильный телефон. – В каком ночном клубе вы танцевали? – Я не помню! – А тот парень, который подвозил вас домой, можете описать его? – Я не обращала на него внимания. «Подобные ответы – это несерьезно, – подумал полицейский. – Она ничего не помнит. Якобы не помнит. Да она просто издевается надо мной, но у меня нет веских причин продолжать этот допрос». – Где вы живёте? – В центре, недалеко от Кур-Мирабо. «Маленькая буржуазная сучка», – сказал сам себе инспектор Лямотт. Девушка наблюдала за ним. Ей нужно было отвлечь его внимание, доказать ему, что она проститутка. Он не должен был себе представить ничего другого. – Хочешь меня? Говоря это, она расставила ноги. Розовая фуксия ее трусиков едва скрывала то, что у нее между ног. Однако заданный вопрос, казалось, совершенно не совпадал с остальной частью этого персонажа. Все больше и больше убеждаясь, что она играет комедию, инспектор начал подозревать что-то ещё. Его профессиональный инстинкт, несмотря на молодость, редко изменял ему. Эта девушка скрывала от него что-то очень серьёзное. Она не была обычной проституткой: нет сумки с презервативами, нет при себе денег… Так просто не бывает. Инспектор пристально посмотрел на неё. – Вы не девица легкого поведения, и я не верю в вашу историю о ночном клубе! Девушка взглянула на него с любопытством. Она поняла, что этот флик не позволит обвести себя вокруг пальца. Истинная причина, которую она скрывала, заключалась в том, чтобы оставаться незамеченной до момента действия. Но этот тип из полиции вызывал в ней беспокойство. Обязательно надо было сделать так, чтобы он представил себе, что имеет дело с банальной проституткой. Она просто обязана была сделать что-то для отвода глаз, чтобы защитить главную цель. Он не должен был догадаться, что у неё была назначена встреча с двумя товарищами. Они должны были принести оружие, чтобы она спрятала его вместе с другим оружием в своей квартире. Её машина осталась на одной из аллей Парка Журдан. Готовая к высшей жертве, она была не против отдаться этому легавому.