* * * Через несколько дней «великий и ужасный» Балле-Жонкур посетил врача, чтобы узнать о результатах своих последних анализов. – И что, дела мои всё так же плохи? – Не блестяще, знаете ли. Наше с вами лечение будет оставаться эффективным до тех пор, пока у нас есть донор, чья кровь совместима с вашей, а на данный момент такой у нас только один. – Вы так и не смогли найти других доноров? – Нет, пока имеется только один. Ещё бы! Четвёртая группа крови с отрицательным резус-фактором – её обладатели составляют всего 0,4 % от населения планеты. Но, к счастью, он у нас очень надежный, постоянный, испытанный. – А он по-прежнему ничего не знает о том, что его кровь нужна именно мне? – Нет, не волнуйтесь. Плюс для него это анонимная, совершенно платоническая и бесплатная деятельность. – Бесплатная? Это вам только так кажется, доктор! Это для меня очень даже дорого. Этот придурок не нашёл ничего лучше, чем прикончить своего партнёра по бизнесу, и мне пришлось подкупить полдюжины людей, включая судью, дивизионного комиссара полиции, жену жертвы и его секретаршу, которая видела всё. Кроме того, к величайшему огорчению моего персонала я оставил в качестве поставщика тонеров компанию «Супер Картридж», несмотря на удручающее качество их продукции… Пригоршня миндаля Бабуля должна была весить не более сорока килограммов в одежде. Она была прислонена к большому камню, словно герцогиня, возлежащая на своем диване. За исключением того, что её одежда была очень сильно изношена. Она лежала в сухой траве, и у неё на месте левого виска зияла дыра. Сержант Андре Субис из жандармерии Вантабрана встретил комиссара Барде и инспектора Лямотта на краю оливковой рощи. Он безуспешно пытался вытереть влажной салфеткой бороздки пота, сочившегося у него по лицу. Его помощник, белокурый и кудрявый, как ангелочек, стоял в стороне. – Здравствуйте, комиссар. – Привет, Андре, ты не похудел? Ну-ка, скажи мне… – Мари-Жанна Рамель. 72 года. Собственница. Найдена в половине шестого утра собакой вон того господина. Судебно-медицинский эксперт уже на месте. Роскошная Клотильда Сабатье уже была вся в работе, её чемоданы и баночки были расставлены вокруг большого камня. – Привет, Жорж! Комиссар Барде чмокнул её в щёку, мимоходом бросив взгляд на её шикарное декольте. – Привет, моя курочка. И что там? – Смерть от сотрясения головного мозга, одна рана. Травма от очень сильного удара. – Очень сильного? – Височная кость вошла внутрь почти на два сантиметра. – Ей-богу, это то, что называется получить пробоину в памяти! Она усмехнулась. – Даже с её остеопорозом надо было бить очень сильно. Земля на ране. Это, безусловно, от орудия убийства. Судя по всему, это произошло вчера между двадцатью и двадцатью двумя часами. Скажу точнее после вскрытия. Я тебе перезвоню, мой волчище. И она поспешила вернуться в свой морг с кондиционером, и её можно было понять. Едва пробило восемь часов утра, а пятидесятилетний комиссар уже был весь мокрый. * * * Жан Боннафу на рассвете собирался прополоть свой виноградник, когда его собака вдруг страшно завыла. Он нашел её там. Нет, он её не передвигал. – Я увидел, что она лежит с открытыми глазами, и вся голова в крови… Я пошёл к Ненетте, чтобы позвонить в жандармерию. Затем мы вернулись сюда и стали ждать. – Вы видели кого-нибудь? Что-то необычное? – спросил инспектор Лямотт. – Нет, собака бы среагировала. Затем полицейский повернулся к Ненетте: – Мадам? – Она выглядела совсем растрепанной, а она не такая. Такой удар испортил бы любую укладку. Инспектор и его начальник осмотрели окрестности: кругом виноградные лозы и камни, старое миндальное дерево, несколько разбросанных по округе домиков. Экс-ан-Прованс угадывался где-то на востоке. Жар шёл от скалистой почвы не меньше, чем его падало на плечи. – Вы живёте ближе всех отсюда? – С телефоном – да. А так есть Арно, рабочий Катрефажа. Он немного бестолковый. В это время он уже ушёл на работу. – Катрефажа? – Это Фернан, крупнейший землевладелец тут. Весь виноградник, от деревни до дороги на Витроль, принадлежит ему. – Большое спасибо, если вспомните какие-то другие детали, пожалуйста, не стесняйтесь позвонить мне. Комиссар Барде протянул ей свою визитку. Эксперты закончили работу. Машины одна за другой разъехались. Комиссар остался последним, а его молодой помощник Лямотт всё не отходил от него. – Я тебя оставлю, малыш. Он одарил инспектора улыбкой в стиле «Колгейт» и стал разыскивать в карманах своей бежевой куртки кисет, чтобы разжечь очередную трубу. Очевидно было, что он предпочитал пройтись, чтобы спокойно подумать. Жара стала невыносимой. Ниагарский водопад лил у инспектора по спине. А надо было опрашивать местных жителей. * * * Бакалейщица как раз заканчивала взвешивать пакет миндаля. Она объяснила инспектору Лямотту: – Это сорт «Султан», самый лучший для драже. Она видела жертву. – Она действительно была пьяная. Я спросила, что случилось, а она ответила, что это вовсе не потому, что мы испражняемся в шёлк, её дерьмо пахнет розами. В углу девочка с горстью монет в руке прыснула от смеха. Бакалейщица резко повернулась: – Ты ещё тут? Проваливай! Затем она повернулась к инспектору: – Мари-Жанна умчалась на полной скорости. Она даже оставила свои покупки на прилавке. – Почему? Что случилось? – Блин, а я знаю? Я просто увидела сына Картефажа, проехавшего на тракторе-экскаваторе. Она неслась позади. Тогда на церкви пробило семь часов. Больше никто не видел её после девятнадцати часов. * * * В полдень, инспектор Лямотт нашёл комиссара Барде в зале бракосочетаний, где они организовали свой штаб.