– Комиссар Барде, войдите. Тон у него был мрачный, как у онколога, объявляющего о рецидиве своему больному. Дивизионный комиссар Люсьен Бельмар – бог в некотором роде. Несомненно, великий полицейский. Его имя было связано с несколькими очень крупными делами. Жорж Барде понимал, что не нравится ему. Почему? Да кто же его знает. Но он вызвал именно его, чтобы поручить весьма деликатное дело. – Смерть в больнице с постановкой в стиле садо-мазо. Важная шишка, он занимался политикой. Вы хорошо знаете эту публику. Я рассчитываю на ваши ум и мастерство. Вы там во всём разберётесь, и всё будет хорошо. Бельмар не достиг бы такого уровня, тоже не будучи политиком. И он рассуждал так: он, не колеблясь, пожертвует пешкой, если это будет необходимо. Жорж Барде будет идеальным предохранителем, если возникнут проблемы. Но комиссар Барде ненавидел манипуляции и молчал. Дивизионный комиссар ждал ответа. Жорж Барде осмотрел кабинет. Ни фотографий, ни каких-то декоративных элементов. Все очень сурово. В кабинете царила атмосфера 70-х годов с дверью, обитой войлоком, и соответствующей мебелью. – Господин дивизионный комиссар, я всё сделаю оперативно. Это ни к чему его не обязывало. Дивизионный комиссар был доволен его ответом. – Возьмите своего Лямотта. И я выделил Брюнеля вам в помощь. Самого тупого. Комиссар Барде постарался не показать раздражения. Он поблагодарил дивизионного комиссара Бельмара и быстро ушел. – Держите меня в курсе всего, что обнаружите. * * * Комиссар Барде с облегчением покинул центральное управление. Он глубоко дышал. Воздух лёгкий, первый приход весны после зимы, не желавшей заканчиваться. В служебном автомобиле его ждал инспектор Лямотт. Ехать было недалеко. Лямотт припарковался на тротуаре недалеко от больницы. Здание было довольно массивное. Комиссар Барде любил попадать в атмосферу места преступления. Здание – явно середины прошлого века. Плоские фасады, без рельефов. Всё в определенном порядке. Солнце, здание напротив со сдержанной колоннадой, молодая пара в белых халатах и со стетоскопами на груди. «Клиника для вашего здоровья: скоро здесь будет медицина будущего…» Дальше на плакате были перечислены четыре фамилии, в том числе было дано имя профессора Ришара Ламара, председателя правления. Он и был жертвой. * * * Инспектор Брюнель из центрального управления, высоченный детина со стильной бородкой, уже ждал их. Вся больница, кажется, была в курсе. Неоднородная, но компактная масса людей стояла перед зданием. Эта ленивая толпа сильно раздражала комиссара Барде. Перемещение в этой липкой среде требовало сумасшедшей энергии. Кроме того, мёртвые всегда приводили его в плохое настроение. Персонал больницы был рад выкурить сигаретку, не испытывая холода и без дождя. Белый цвет доминировал, но и синий тоже имел место. Группы больных – очень компактные. Комиссар Барде не мог больше сдерживать раздражение. Всё какое-то вязкое. Снаружи – пульсирующая жизнь, страсти и ненависть. Здесь – состояние патологии, болезнь. Снаружи эти лица, груди и ягодицы вызывают желание. Тут – ни сладострастия, ни удовольствия. Но все здесь, похоже, счастливы. Никакой тяжести на лицах. Все глубоко дышат тёплым воздухом и выставляют свои шкуры под первые солнечные лучи. Как будто эта долгожданная весна объявляет и об их собственном возрождении, об их исцелении. Человек изобрёл языческую религию, надежду. Комиссару Барде это не нравилось. Холл больницы был почти пуст. Шумы – словно приглушены. Комиссар Барде заметил отсутствие информационных указателей. Он ненавидел зависеть от кого-либо. Он считал, что это ослабляет его. Он решил спросить, где находится паталого-анатомическая служба. Он всегда думал, что из него получился бы хороший психиатр, но только психиатр. Однако как вылечить душу, не разбираясь в расстройствах тела. Десять лет, что надо было бы принести в жертву для достижения этой цели, казались ему вечностью. Иногда он жалел о своем отсутствии терпения. Значит, первый нижний этаж. Комиссар Барде предпочёл лестницу, потому что не хотел ждать лифта. Наконец, он заметил указатель направления. Мало освещенный коридор был не очень привлекателен. Дверь лаборатории – в самом конце. Он вспомнил Ахиллеса, которого посетил Одиссей в преисподней. «Я лучше желал бы быть последним поденщиком на земле у самого бедного пахаря, чем властвовать здесь над тенями умерших!» Комиссар оценил иронию цитаты в сложившихся обстоятельствах. Ад… Комиссар слишком хорошо знал человеческую натуру, чтобы понимать, что он повсюду, даже в самых освещённых местах. Тьма – не единственная среда обитания проклятых, как раз наоборот. Комиссар Барде позвонил в дверь лаборатории. Женщина в служебном халате открыла ему. Ей было около пятидесяти, и она выглядела весьма скромно. Её рукам явно довелось поработать. В её лице читалась своего рода естественная доброта, даже щедрость. В помещении присутствовала и другая женщина, и её взгляд был направлен в невидимый горизонт. Она была моложе, со вкусом одета. Её внешний вид явно превосходил её доходы. Она казалась искренней, но проявляла некоторую холодность. Всё выглядело так, будто она сожалеет о своей собственной судьбе. Едкий запах давил на комиссара Барде, или, вернее, это была смесь запахов, начиная от чего-то зловонного и кончая тошнотворным. Комната должна была быть секретариатом: её пространство было заполнено с каждой стороны полками из нержавеющей стали. Они были заставлены сосудами, баночками, пластиковыми коробками, пакетами, лотками, флаконами, большими и маленькими, прозрачными и непрозрачными. Можно было различить части каких-то органов, органы целиком. Тела, разделённые на части. Место было холодное, и эти человеческие фрагменты создавали ощущение тревожности. Не хватало только молний, чтобы представить себя в доме Франкенштейна. – Комиссар Барде, – представился он. – Я знаю, что для вас это весьма трудные обстоятельства. Профессор Ламар был уважаемым и всеми любимым человеком. Более пожилая женщина едва сдерживала рыдания. – Это вы его обнаружили. Как вас зовут? – Лоранс Барагар, больничный работник, я тут своего рода наблюдатель. – Шанталь Мартон, – представилась вторая женщина. – Это ужасно… Комиссар Барде не видел смысла продолжать допрашивать этих дам на данный момент. Он просто спросил у них дорогу. – В конце коридора. * * * Справа стены состояли из поставленных друг на друга небольших картонных коробок. На торцах – указатели. И так – от потолка до пола. Было похоже на библиотеку. Слева двери выводили в технические комнаты. Напротив, в конце коридора, находился кабинет профессора Ламара. Инспекторы Лямотт и Брюнель уже были там. – И как твои впечатления? – спросил комиссар у Мориса Лямотта. – Никаких следов борьбы. Это похоже на садо-мазо игру, которая пошла как-то не так. Я думаю, что они запаниковали, когда увидели, что удушение зашло слишком далеко. Они забрали всё и бежали. В таких обстоятельствах люди способны на что угодно. Я не вижу смысла усердствовать. Мы никогда не найдём участников. Честно говоря, заниматься любовью в больнице среди кусков печени и всевозможных органов – это глупо. По мне, так нужно закрывать дело. Комиссар Барде не любил, когда ему говорили, что делать. Он толкнул дверь и увидел профессора, лежащего на полу с фаллоимитатором, погружённым в самое деликатное место. Он был одет в какой-то блестящий комбинезон, в котором имелись отверстия. Шарф стягивал ему шею. – Ты можешь выйти, малыш, оставь меня. Комиссар Барде остался один. Он был озадачен, и его шикарные военного типа усы первыми ощутили это на себе. Комиссару казалось безумием, что такой известный человек устроил садо-мазо вечеринку на работе. Какой смысл? Удовольствие от согрешения? Комиссар в это не верил. Возможно, это убийство. Но постановка нелепа, до смешного нелепа. Комиссар устал. Слишком сильно он всегда погружался в поиски истины и давно заслужил репутацию зануды. Кроме того, ему трудно было ощущать сочувствие к жертве. Нет, гомосексуализм не шокировал его. Просто он не любил лицемерие и атмосферу в стиле Клода Шаброля. «Слишком много семейных воспоминаний. Все хотят закрыть дело. В конце концов, почему бы и нет? Десять лет назад он вступил бы в борьбу. Старость – это отказ, – комиссар Барде чувствовал себя старым. – Итак, садо-мазо игра пошла как-то не так. Мы не найдём участников. Он продлит это дело на время, которое устроит семью, а потом всё будет похоронено…» * * * За дверью раздался звонок и громкий шум. Это прибыли криминалисты. Судмедэксперт возглавлял свою команду. Комиссар Барде пошёл к ним навстречу. – Старина Жорж, не надоело тебе отслеживать чужие пороки и преступления? Доктор Павар. Пятьдесят, тщательно подстриженные усы, яркий бегун за юбками. Он покорял своей культурой и необычностью. Большой любитель Пруста, он мог похвастаться тем, что дважды читал «В поисках утраченного времени». – Остынь, Павар. Сегодня – точно не наш выбор. – Ты сам не понимаешь, до чего ты прав. Ламар – мой старый приятель. В ранней молодости мы неплохо повеселились… – Можешь рассказать мне поподробнее? – Мы познакомились в детстве. Он был намного серьёзнее меня. Очень трудолюбивый. Он рано увлекся анатомией. Любопытный интерес. Я никогда его не понимал. Он прошёл интернатуру, и так как он был очень хорош, его карьера построилась сама собой. – А ты? – Был слишком занят на вечеринках. Вот так становятся судмедэкспертом. Но, по крайней мере, мои пациенты не болтают. В словах доктора чувствовалась горечь. Не совсем его стиль. Комиссар Барде был с ним не в слишком близких отношениях, чтобы получать от него откровения. «Если он в них пустился, – подумал комиссар, – значит – он тронут, и его манерное хорошее настроение не должно обманывать. Гибель друга всегда возвращает нас к нашей собственной смерти. И возраст тут не имеет значения. Может ли он вести судебно-медицинское расследование?» – Учитывая твою близость к Ламару, не хочешь, чтобы тебя заменили? – Конечно, нет. Это мой долг, и никто, кроме меня, не позаботится о нём. Мы не часто встречались. Встречи старых бойцов – это не моё. Но я сохранил с ним глубокую дружбу. Это было не взаимно. Последний раз, когда я с ним встречался, это вышло случайно, на Южном вокзале. Он не был любезен. Похоже, ему было неловко меня видеть. Я не понял. А где он? – В своем кабинете. Комиссар Барде не пошёл с ним. Он следил за его реакцией. Раздалась страшная ругань. И вот появился Павар – весь белый, как полотно. Он с трудом сел с помощью комиссара Барде. В его возрасте он уже был сильно изношен, хоть и выглядел молодцом. – Но почему? Это же нелепо. Я не понимаю, как Ришар мог вызвать такую ненависть. – Ты не думаешь, что это мог быть несчастный случай. Садо-мазо игра пошла не так? – Нет шансов, ты не знал его, его убили. Он замолчал, комиссар Барде – тоже. Он слышал разговоры в коридоре, и этот беспорядок ему не нравился. Он чувствовал, что интимный характер места преступления подпитывает первобытные мозги. Это чудо, что фотографии не были сделаны. Он хотел оберечь доктора Павара. Он может быть ценным. Он решил поговорить ещё. – Послушай, Жорж, как только криминалисты сделают отбор проб, я уберу тело. Никто, кроме меня, не будет этим заниматься. Я обеспечу молчание. Я не желаю ни журналистов, ни тех жаб, которые ищут информацию, чтобы довести её до всех. Я буду общаться только с тобой, и я попрошу тебя посещать меня каждый раз, как мы что-то выясним. Это убийство, и, учитывая личность Ламара, последствия могут быть очень серьёзными. Если ты поведёшь расследование, ты подвергнешь себя опасности. И вообще, старина, было бы разумно закрыть это дело. Комиссар Барде сохранял молчание. Доктор Павар вопросительно посмотрел на него.