Тем не менее полтора часа прошли, как целых шесть дней. Я как обычно подвожу экскурсию к концу. – Две непослушные девчонки, которым врач поставил ошибочный диагноз, сочтя их за пособниц дьявола, стали причиной массового сумасшествия. Из-за них все общество рассыпалось. Они посеяли семена ненависти в каждом человеке. Но не заблуждайтесь – девочки в этом никоим образом не виноваты. Нам еще предстоит пройти долгий путь к единству, и какой же лучший способ запустить этот процесс? А способ такой: начать надо с нас самих и наших собственных предрассудков. Туристы мне аплодируют. Я остаюсь, чтобы ответить на возникшие у людей вопросы. Джо откинулся назад, прислонившись к фонарному столбу, свет от экрана его телефона освещает резкие очертания его лица. Он все еще ждет меня, и смесь восторга и ужаса наполняет мое тело. Джо такой великолепный, такой живой, такой реальный, что само его присутствие здесь выбивает меня из колеи. Как только последний турист покидает экскурсию, я подхожу к нему. Мы встаем друг напротив друга, как два напившихся дурака, готовящихся к драке. Скрещиваю руки на груди и говорю: – А как же держаться подальше друг от друга? Джо стучит по обратной стороне своей мягкой упаковки «Лаки Страйк». Одна сигарета выскакивает из отверстия. Он поднимает пачку и зажимает сигарету между зубами, затем небрежно прикуривает. – Это не светский визит. В глубине души я смеюсь над юной собой. Над той, что влюбилась в него. Он – такое клише о плохом парне. Только в случае с Джо я знаю – он настоящий. В нем нет каких-либо скрытых черт характера, все самое важное видно невооруженным глазом. Если бы мне пришлось угадывать, как он ест свою жареную курицу, я бы сказала, что он уничтожает ее, как и все остальное, к чему прикасается. Он – буря, а я – молния, и всякий раз, когда мы встречаемся, возникает хаос. – Ну да. Я так и поняла. О чем же ты хочешь поговорить? – Давай не здесь. – Он мотает головой. – У тебя дома? – Еще чего?! – У него еще смелости хватает мне такое предложить… – У тебя есть какие-то еще варианты? – Он приподнял бровь. – Если мы поедем ко мне, Дом нас может застукать. – И к тебе я тоже не собираюсь. Я хватаю свой рюкзак и направляюсь к машине. Он идет в ногу со мной. На самом деле идет так быстро, и его ноги такие длинные, что кажется, будто это я его замедляю. – Если ты о том, чтобы встретиться, то я не согласна на обед втроем, Джо. В этом месяце у меня много работы. Считай, что мы покончили друг с другом и во всем разобрались. А я учту твое мнение и не расскажу Доминику ничего о нас. Только умоляю, не заставляй меня играть с тобой в лучших друзей. – Все это причиняет безумную боль, говорю я про себя. Каждое слово ощущается у меня во рту как пуля. Ощущаю металлический привкус, когда каждое из них трется о десны. Резко открываю водительскую дверь. Он протягивает руку мне за спину и захлопывает ее. Тело Джо так близко к моему, что можно ощутить жар, исходящий от него. Я оборачиваюсь, сверля его взглядом. – Уйди, а не то по яйцам получишь. Медленным поддразнивающим движением Джо отступает на шаг, все еще держась достаточно близко. Чувствую его повсюду. – Эвер, – прохрипел он. Я закрываю глаза. Боже, в какой же я заднице. Лишь одно мое имя на его губах заставляет меня растаять изнутри. Я пытаюсь сделать все возможное, но все равно чувствую себя беспомощной. – Нет, – отвечаю я, не дослушав Джо до конца. Я не могу так поступить с Домом. Я не могу так поступить с собой. Хватит с меня чувства вины в этой жизни. Пальцы Джо вьются вокруг моей ключицы. Я борюсь с желанием прижаться к его груди и зарыдать. Но на душе так приятно, так радостно от его прикосновений. Я пытаюсь сообразить, насколько это уместно, его прикосновения. По ощущениям это нечто среднее между крепким сжатием плеча и нежной лаской. Но я так растеряна, что не могу точно сказать. – Открой глаза. Взгляни на меня. Открываю глаза. Мы пристально смотрим друг на друга. – Расслабься. Я не собираюсь тебя целовать, – успокаивает он меня с изрядной долей удовлетворения в голосе, вероятно, потому, что знает, что может. Он знает, что я не смогла бы оттолкнуть его. – Я тебя не боюсь. – Прищуриваю глаза. – Да неужели? – Он выглядит довольным, но с тем же невозмутимым, угрюмым выражением лица. – Судя по твоей реакции на меня, наверное, стоило бы бояться. – Почему ты здесь? – спрашиваю я в тысячный раз. Он выбрасывает сигарету на обочину. – После Рождества… Я не знаю, что со мной произошло. Вернее, я не совсем понимаю, как именно это произошло. Но внезапно, впервые за шесть лет, я начал… – Сочинять, – закончила я фразу за него. Его глаза слегка расширяются, но он держит себя в руках. Проявлять эмоции ниже достоинства великого Джо Грейвса. Киваю, чувствуя себя еще более подавленной, чем раньше. – Я тоже впервые за столько лет начала создавать эскизы после того, как снова повстречала тебя. Кажется, мы перестали творить примерно в одно и то же время. Будто прощаясь, мы похитили друг у друга муз и взяли их в заложники. Теперь я понимаю, что происходит. У нас с ним будет бартер… визави… сделка. Верни мне мой талант, а я верну тебе твой. Джо не во мне нуждается. Он просто хочет от меня получить то, что я в силах ему отдать. А именно, его музу. – И что, по-твоему, это значит? – пробурчал он, глядя раздраженно. Я пожимаю плечами, стараясь не обращать внимания на то, что его рука все еще лежит на моей ключице. – Ну, не знаю. Что мы друг друга вдохновляем? – Это нечто большее, – резко отвечает он. – Что мы – музы друг друга, – поправляю я себя. – Именно. – Он кивает, вроде бы с облегчением, вроде бы в бешенстве. – Такая вот хрень. – Да даже так это не перестает быть правдой. – Я опираюсь одной ногой на машину. – Уже неважно. Нам стоит подумать о Доминике. Мой милый, прекрасный Доминик. Который предложил мне переехать к нему. Моя самая главная опора в жизни. Он тот мужчина, которому я нравилась еще до того, как научилась нравиться самой себе. – И что ты предлагаешь? Забросить наше творчество? Свернуть с пути и лишиться возможности творить? – Джо выглядит потрясенным. Как будто на нас обоих возложен огромнейший груз, требующий самопожертвования. Может, так и есть. И когда же я перестала верить в себя? Перестала в тот самый день, когда умерла мама. В тот день, когда все случилось по твоей вине. – Творчество? – фыркнула я. – Ты про мои каракули сейчас? Он ущипнул себя за нос в отчаянии. Судя по всему, сейчас он испытывает массу эмоций. Его преданность Дому, его рвение творить. Мы запутались в себе. Мы друг другу ни друзья, ни враги. Вижу, что Джо больше не держит на меня зла за то, что между нами произошло, но в то же время он сходит с ума. Так же, как и я. Из-за этого мира, из-за нашей ситуации в целом. Он потянулся к своему переднему карману и достал что-то. Скомканную кучу салфеток. Он вытаскивает одну из них и размахивает ею между нами. – Давай начнем все с чистого листа. – Я не хочу начинать все сначала. – Может быть, если я буду повторять эту фразу, то все сбудется. – Ты должна. Я поднял белый флаг. В этом мире всегда есть правила. Белый флаг символизирует приближающегося невооруженного переговорщика. Жаль, что его присутствие – это как раз то самое оружие, которого я опасаюсь больше всего. – Слушай, я не знаю, почему все произошло так, а не иначе. – Он теребит пальцами свои темные волосы. – Я размышлял над этим всю неделю. Может быть, в прошлой жизни я натворил какую-то чертовщину, и судьба сейчас меня наказывает. Я тоже так думала. Ничего удивительного в этом нет. Мы с ним слишком похожи. – Или, может быть, нам просто с тобой не суждено быть вместе, – продолжает он свою мысль. – А может, жизнью правит случай? Что бы это ни было, одного не изменишь – в день твоего вылета из Испании я не сумел написать ни одного гребаного слова, тогда как за последнюю неделю я исписал целых четыре страницы. – Он делает глубокий вдох и добавляет: – Целиком и полностью. – Представляю, как было приятно, – соглашаюсь я, прикусив губу. – Приятно снова творить. Он переводит взгляд на мои губы. – Я могу сделать и тебе самой не менее приятно. Мои чувства обостряются, а градус повышается, едва он делает еще один шаг ко мне. Он наклонился ко мне, и его губы касаются мочки моего уха. – Побуждая тебя рисовать, а не доводить до оргазма. Я отталкиваю его почти яростно. Он усмехнулся в ответ: – Да ладно тебе, Эвер. Я всего лишь хочу наладить с тобой отношения. – На что ты намекаешь? – спрашиваю я нетерпеливо. – Мы просто встречаемся, общаемся, обмениваемся идеями, болтаем о книгах, музыке, да и просто о жизни. Попробуем сохранить платонические отношения. Ты зажгла во мне искру, Эвер. Мы не обязаны отдавать друг другу все. Мы можем просто… быть рядом друг с другом. Вот какая искра зажглась во мне. – Неужели ты не видишь? – Я вскидываю руки вверх, игнорируя его словесный удар. – Именно поэтому мы не можем проводить время вместе. Знаешь, что происходит с этими самыми искрами? – Они превращаются в пламя… – Смирившись с этой мыслью, он втягивает голову в плечи и отрицательно качает ею. – Ты тоже это чувствуешь, да? – До мозга костей, – соглашаюсь я. – Ну и что? Многие люди хотят трахнуть друг друга, но не могут. Мы не животные. Мы можем отрываться по-всякому, не обмениваясь телесными жидкостями. Мы можем с тобой быть… Он не произносит слово «друзья», поскольку мы не сможем оставаться ими.