– Ты помнишь, когда это произошло? – Ты про что? – Про то время, когда я перестала отвечать. Он на мгновение задумывается. – Мы переписывались по поводу того, чтобы я приехал к тебе в Сан-Франциско. Я прикусываю нижнюю губу. – В тот день, когда ты начал писать мне сообщения, я ждала прибытия поезда в метро. Стояла с мамой на самом краю платформы. Я не обращала на ее слова особого внимания. Пойми, в то время, когда я только-только вернулась домой, единственное, чего я хотела, – это сидеть перед телефоном и ждать, когда же ты мне напишешь. Это было и вправду жалкое зрелище. Мама буквально силком заставила пойти с ней, чтобы я помогла ей в галерее в тот день, – я усмехаюсь. Мама так настаивала, чтобы я вышла из дома. «Я понимаю, что ты влюбилась и что мир теперь стал таким скучным, но Джо не появится на твоем пороге в ближайшие восемь часов, поэтому просто можешь присоединиться ко мне», – слышу я голос мамы у себя в голове. Джо затянулся еще раз. Из его рта и ноздрей валит дым, придавая ему дьявольский вид. – Слушаю дальше. – Как только ты начал писать мне, я уже была вся как на иголках. Кружила по платформе, ждала, когда же ты мне напишешь. Я была так увлечена тобой, что будто забыла, где нахожусь. И затем… ну… упала на рельсы. Джо закрывает глаза. Представляя у себя в голове всю эту картину, Джо затряс головой, как бы избавляясь от нее. – Сильно пострадала? – сглотнул он. – Вывихнула лодыжку и ударилась головой. Приближался поезд. Мама пыталась поднять меня. Она небольшого роста, миниатюрная. Она пыталась меня спасти, но с моей больной лодыжкой и головокружением я казалась балластом. Никто не хотел вмешаться и помочь ей. Я делаю глубокий вдох, чувствуя дрожь по всему телу. Джо наклоняется в мою сторону и наливает мне еще немного текилы. Я выпиваю ее одним махом и морщусь, продолжая свой рассказ. – Наконец, маме удалось поднять меня обратно на платформу, но в результате она сама упала на рельсы. Через пару секунд ее не стало. Поезд подъехал к платформе. Я так пыталась спасти ее, так пыталась. Но она… – Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как слезы катятся по моим щекам, – она говорила: «Не смей!» И поэтому я этого не сделала. Не осмеливалась жить, двигаться дальше, простить себя за то, что произошло. Воспоминания, которые я так старалась забыть последние шесть лет, снова меня накрыли. О том, как люди смотрели на нас. О том, как сильно я испугалась. О том, как мне было стыдно. Помню ту вину. Те вопли. Тишину, которая за всем этим последовала. Полицию, которая прибыла туда. «Скорую». Страховую компанию. Казалось, что я будто в кино попала, но в то же время все происходило настолько жестко. Вспоминаю о том, как Ренн с папой оплакивали потерю. О том, как Пиппа закидывала вопросами. О том, как полицейские с максимальным спокойствием и дружелюбностью в голосах просили меня снова и снова воспроизвести последние несколько минут. О том, как я, будучи честной, глупой и испуганной, рассказала им, что танцевала на краю платформы оттого, что один мальчик, который мне так нравился, наконец написал мне. Я знала, что они меня осуждают. Я и сама себя осуждала за все это. – С тех пор я больше не езжу в метро, – слышу я от себя. Я не чувствую, как слова слетают с моих губ. Скорее, я слушаю их. – И никогда больше не поеду. Не могу смотреть на поезда без… без… Без того, чтобы не начать вспоминать об этом. Чувствовать тот запах. Прокручивать эту сцену снова и снова. – Эвер, – мягко произносит Джо. – Ты не виновата. Это могло случиться с кем угодно. – Вот оно и случилось со мной, – я печально улыбаюсь. Едва могу его разглядеть сквозь водопад слез. Вообще-то такое случилось со мной дважды. Дом оказался уже вторым человеком, за смерть которого отвечаю я. – Помню, как полицейские беседовали со мной, как папа и Ренн судорожно пытались понять, что произошло, а ты продолжал посылать мне сообщение за сообщением. Экран так и продолжал подсвечиваться зеленым, пока один из полицейских не попросил меня отложить его в сторону. Я все еще держала телефон в руке. Даже когда упала на рельсы и ударилась головой, я не отпускала его. На глаза Джо тоже навернулись слезы. Я не помню, чтобы Джо когда-либо плакал. Он так не плакал, даже когда Дом скончался. Но сейчас он плачет, и когда я тянусь к нему, чтобы взять его за руку, он сжимает мои пальцы так, будто я изо льда. Сжимает ее очень осторожно. Будто я вот-вот растаю. – Значит, ты винишь себя в смерти матери, а меня – в том, что именно по моей вине ты оказалась на рельсах. – Джо свободной рукой тушит сигарету в пепельнице. Я провожу большим пальцем по его костяшкам. – У телефона разрядилась батарея, и через несколько дней я выбросила его в океан. Я и сама хотела утопиться, но не хватило духу. Я подумала, что нам не стоит быть вместе после того, что случилось. Вот настолько виноватой я себя чувствовала. Именно из-за наших отношений она умерла. Мне было противно думать, что после ее смерти я продолжу жить как обычно. Ходить на свидания, трахаться, смеяться, жить и все такое. Все это казалось слишком банальным после того, что произошло. Учебу это тоже не обошло стороной. Поступление в колледж было для меня способом улучшить свое будущее. А я этого не заслужила. Я заслуживала застрять на месте точно так же, как мама собиралась навсегда застрять на рельсах в свои 43. Вот я и вылетела из колледжа. Разорвала все связи с Пиппой и другими моими друзьями. – Решила себя наказать, – Джо комментирует мой рассказ. Я выпиваю еще одну рюмку. Картинка в глазах начинает постепенно расплываться. – Я решила перебраться в Бостон. Оглядываясь назад, легко понять, по какой причине. Я хотела встретиться с тобой, пусть даже подсознательно. Навыдумывала себе всякого поганого про этот город. Что Бостон был отличным рынком для трудоустройства. Что если я когда-нибудь решу снова взяться за учебу, то в этом месте много колледжей. Кроме того, Бостон достаточно далеко от дома, чтобы папа и Ренн не смогли пробить себе путь ко мне. Теперь мне никто не мешал уничтожать себя изнутри. Джо ничего на это не отвечает. Просто сидит и слушает. Боже, как же прекрасно снова с ним разговаривать. Взгляд его сейчас подобен солнцу. Он заряжает меня теплом и силой. – Но вскоре я поняла, что этот город слишком большой, слишком серый, слишком суровый. Больше всего мне эта атмосфера напоминала о тебе. О той боли, которую я чувствовала, потеряв тебя, боли, которая уже казалась невыносимой на фоне маминой смерти. Я не выдержала. Вот и переехала в Салем. В то время мне казалось, что здесь можно вернуть себе творческий настрой. Спойлер: даже Салем мне в этом не помог. Мое увлечение искусством угасло вместе с мамой. – Не думаю, что твое увлечение умерло вместе с ней, – скептически произносит Джо. – По-моему, оно все еще живет внутри тебя, стучится в дверцу и ждет, когда же ты ему позволишь выбраться наружу. А ты держишь его взаперти, потому что для тебя искусство – это способ пробиться вперед. Чтобы достичь чего-то. Мы задерживаем взгляд друг на друге, прежде чем я наливаю ему еще одну рюмку. – Теперь твоя очередь рассказать мне, что происходило с тобой в последние годы. На его губах промелькнула едва заметная улыбка. – Как ты, наверное, уже догадалась, я отправился в путешествие по Европе, ведь Дому как раз дали добро на поездки после очередного подозрения на рак. Показываю ему большой палец вверх. После того, что произошло с Сарой, трудно определить, что же из сказанного мне Домом было ложью, а что правдой. За последний месяц я пересматривала все аспекты своих отношений с Домиником. В конечном итоге даже гнев и боль не смогли компенсировать то, что я всем сердцем любила его. И что со своей смертью он унес в могилу все то чувство законченности, которое у меня имелось в душе до тех пор, пока его не похоронили. – Я хотел сбежать от всей этой суматохи вокруг Дома. Не потому, что мне было наплевать, а потому что я слишком много о нем беспокоился и знать не мог, когда же представится следующая возможность жить самостоятельно. Хотелось как-то пожить для себя. Писать романы, выпивать, трахаться. Жить отстраненной, одинокой жизнью. Затеряться в себе, а потом узнать, кем я на самом деле был, – Джо в глубоком раздумье трет подбородок. – А потом я встретил тебя, и ты взяла и перечеркнула все мои планы. Я не мог никуда от тебя деться, как бы ни старался. Я думал только о тебе. Я писал Дому и моим родителям целые письма про тебя. Я твердил им, что встретил ту самую. Но я все равно не был счастлив. Скорее, чувствовал себя как-то так: «Ты можешь поверить, что я встретил ее еще до того, как переспал с пятнадцатью девушками? До того, как подписал контракт на написание книги? До того, как я снял собственное жилье?» Разумеется, об этом знал только Дом. Даже мама и папа не были в курсе. Его признание словно разрывает меня на части. Я чувствую, как будто он вскрывает все мои старые раны. Я и не подозревала, что он так глубоко переживает происходящее. – Я купил билет еще до того, как заговорил с тобой, – сознается Джо, отворачиваясь, чтобы я не увидела, как краснеют его щеки. – План был таков: вернуться домой, собрать вещи, переехать в Калифорнию и надеяться, что ты включишь мозги и поймешь, что встречаешься с неудачником. Я надеялся, что времяпрепровождение с тобой поможет мне поставить точку в работе над рукописью. Я сжимаю его руку в своей, закрыв глаза. Память о прошлом чрезвычайно болезненна, ведь мы были на волоске от счастливой жизни. На волоске от того, чтобы мама была жива и здорова. На волоске от того, чтобы Джо, наконец, меня отыскал. – Но потом я перестала тебе отвечать, – мягко закончила я за него. – Тем не менее это не заставило меня прекратить поиски. – Он потирает затылок, нахмурившись. – Я продолжал писать тебе сообщения. Затем слал электронные письма с вариациями твоего имени. Я не мог поверить, что оказался таким идиотом, потому что не спросил твою фамилию. Эверлинн – это такое уникальное имя. Я бы нашел тебя в мгновение ока. Я вздохнула, ведь на тот момент я чувствовала к нему то же самое. – И тогда я решил все-таки отправиться в Сан-Франциско, – Джо мрачно улыбается, уставившись в невидимую точку на полу. – Правда? – У меня сердце в пятки ушло от услышанного. Джо берет бутылку с текилой за горлышко и заходит внутрь. Я следую за ним. Он говорит, стоя ко мне спиной: – Я был там две недели. Бродил по тем местам, где, как мне казалось, я мог встретить тебя. Побывал в Музее битников, в кофейнях, местах, которые, как ты говорила, тебе нравятся. Я был в полном отчаянии. Мама беспокоилась за меня. Она хотела, чтобы я обратился к психотерапевту. – И ты что, обратился? Он помотал головой, ставя текилу обратно в буфет. – В этом не было никакого смысла. После Сан-Франциско я понял, что уже бесполезно пытаться вернуть тебя. Я перестал писать. Стал брать подработку. Через полтора года Дом получил предложение на работу в Салеме и позвал меня с собой. Заявлял, что смена обстановки пойдет мне на пользу. Вот так мы здесь и оказались. Он поворачивается ко мне, невесело улыбаясь. – Так мы здесь и оказались, – повторяю я за ним. Какое-то мгновение мы просто смотрим друг на друга. Он первым выходит из этого состояния. – Пора в душ, Вонючка. Я принесу тебе полотенце. Джо проносится мимо меня, направляясь в прихожую. Рукой я хватаюсь за его запястье. Джо замирает. Пространство между нами будто наэлектризовалось. В воздухе витает опасность, отчаяние и гнев. Он стряхивает с себя мою руку. Бережно, но в то же время твердо. – Нет уж, спасибо. Не собираюсь я вписываться в твою историю как еще одна необдуманная ошибка. Он направляется, как я предполагаю, в свою спальню, когда я снова хватаю его за руку. В этот момент я так остро нуждаюсь в нем, что готова умолять остаться со мной. – Ну же, – уговариваю я его, чувствуя себя так, будто сейчас расколюсь на части. Мир безумен и полон несправедливости. Он беспорядочен, жесток, и он обманул нас обоих. Уже на все наплевать. Джо не писатель, а я не художник, да и Дома уже нет в живых. Все наши мечты объяты пламенем, и нам больше не за что бороться. Джо поворачивается ко мне с раздраженным видом: – Ты что творишь вообще, Эвер? Я только что рассказал тебе, в какой заднице я оказался после того, как мы расстались. Я что, для тебя – какая-то игрушка? Вовсе нет. Он выглядит как тот мальчик, которого я всегда любила. И этот мальчик вырос в мужчину, которого я тоже люблю. Поэтому я неуверенно поднимаюсь на носочки и прижимаюсь к его губам мягким, суховатым поцелуем. Его веки опускаются, и он вздыхает: – Не делай этого, Эвер. – Не делать что? – Не вселяй в меня напрасные надежды. Но именно из-за чувства надежды я сейчас затаила дыхание. Я снова поднимаюсь, на этот раз целуя кончик его подбородка.