* * * Мы с Халимой бежали к ее братьям, наш путь озаряла луна, угол был в желтом свете фонаря, там ходили солдаты. Чтобы не думать о больших проблемах, я думала о мелочах: о потертых туфлях Халимы, колокольчиках на дверях уже запертых магазинов, грязных клумбах. Яркие желтые лампы горели в куполе Лиги, маяк для раненых. Тюрьма для забытых. Мелочи не помогали. — Халима, когда им начало становиться хуже? — Днем. Джовану и Бахари в школе стало плохо, и нас отправили домой. Меньше дня. Может, их тела привыкали к боли. Может, все в порядке. Может, к утру им будет лучше. Слишком много «может». Я начинала звучать как Айлин. Мы взбежали по ступенькам и вошли. Близнецы лежали на кроватях, их лица были бледными, глаза влажными. Джован слабо улыбнулся, когда я подошла. Бахари не смотрел на меня. — Как вы? — я коснулась лба Джована. Холодный и влажный. — Плохо, — пробормотал он. Я тоже так считала. В нем кипела боль в ребре, но я ощутила и то, чего там не должно было быть. Его кровь ощущалась странно, но не как кровотечение или поврежденные органы. Будто… она стала густой. Его сердце билось слишком быстро, дыхание было учащенным. Бахари был не лучше. В этом они тоже были почти одинаковыми. Если бы они были старше на пару лет, они бы справлялись с болью лучше, но их таланты не развились достаточно, чтобы помочь им. Я повернулась к Халиме. — Где Данэлло? Она подвела меня к нему, и я прикусила губу, чтобы подавить вскрик. Данэлло лежал на кровати неподвижно, словно при смерти, его кожа была белой. Его пальцы дергались в такт дыханию. Он явно похудел. Сердце трепетало, я поспешила к нему. — Данэлло? — я убрала влажные волосы с его лба и ощутила его состояние. Такая же густота в крови, его печень меня настораживала. А его желудок был с темными пятнами, словно кровоточил. Халима потянула меня за рукав. — Он умирает? Я не хотела говорить да, но не могла сказать нет. — Надеюсь, нет. — Забери боль. — Я не могу пока что. Рано утром, — я сделала это с ним. С ними. Прошу, Святая Сэя, дай мне время исправить это. Она всхлипнула. — Обещаешь? — Обещаю, — если меня не схватят, не убьют или запрут в комнате с кучей кроватей. Я сжала ладонь Данэлло, спустилась по ступенькам и вышла на улицу. Ничто не могло теперь отвлечь меня от вины — семьи толпились в дверях, люди лежали на носилках, близкие к смерти, они жадно смотрели на меня, замечая косички Лиги — ничто не могло затмить ужасающую правду. О, нет. Перемещенная боль убивает, если ее не убрать сразу. Хуже того, убивает быстро. И я согласилась сделать это за тридцать три куска пинвиума. Я споткнулась и схватилась за ограду. Или я уже пала? Скольких приведет ко мне Зертаник? Сколькими жизнями я заплачу за Тали и Данэлло? За Джована и Бахари? Я оглянулась на Святилище, хотя не видела его во тьме. Святая Сэя, я не могла выбрать. Прошу, скажи, что делать. Она не ответила. Я и не ждала этого, но она могла помочь. Мама говорила мне не перемещать боль. Я думала, она просто не хотела, чтобы меня схватили ищейки, но если было что-то еще? Она знала, что это убивает? Хоть кто-то знал? Я оттолкнулась от ограды, пока меня не решили допросить солдаты, и продолжила идти к Таннифу, пытаясь вспомнить совет бабушки. Один всплыл. От выбора проблемы. Запах кофе окутал меня, и я вспомнила второй совет. Не бойся того, что не можешь изменить. Но я могла изменить. Я могла отказать Зертанику. Сказать, что передача боли убивает. Я не знала, почему от этого сгущалась кровь, но так было, и они должны мне поверить. Никто из принявших боль любимых не доживет до поставки пинвиума. Если я скажу это, умрут пять человек, и хотя любила я только одну, мне все равно стало не по себе при мысли о потере, хоть я их едва знала. Я прогнала мысль, войдя к «Таннифу». Так поздно людей здесь было мало. Айлин сидела в конце напротив блондина с широкими плечами. Она подняла голову, и я ускорилась, но он не обернулся. — Спасибо, что согласились встретиться… — начала я, но тут же отругала себя. — Ты парень Ланэль! Он уставился на меня. — Я тебя знаю? Я направила на него палец. — Это о нем ты говорила, что он подумал, что учеников уносят наверх? — Погоди… — Да, это Кионэ. Ниа, почему ты кричишь на него? — Айлин огляделась и нервно улыбнулась. — Люди смотрят. Я опустилась на скамейку рядом с Айлин и понизила голос, надеясь, что звучит это как угрожающий рык. — Твой друг врал тебе. Он стоял стражем у комнаты, где они держат Тали. — Кионэ? Это так? — Конечно, нет! — Я видела тебя, когда сменяла Ланэль. — О, — его красивые карие глаза забегали быстрее зайца, а потом он улыбнулся. Я могла поставить на свои девять оппа, что эта улыбка никогда его не подводила. — Я пытался помочь, Айлин. Я рассказал столько, сколько мог, чтобы не было беды и для меня. Ты знаешь, что я не могу выдавать секреты Лиги. Айлин фыркнула. — Совсем глупой меня считаешь? Ты все время болтал о секретах Лиги. Он вымученно рассмеялся. — Не обо всем можно говорить. Как думаете, что сделает Светоч, если рассказать, — он огляделся, — об этом. Тюкел сказал, что он расскажет, этим утром его не было на посту. Думаю, он потерял работу. Или хуже, хотя Кионэ это явно не тревожило. Может, так было и лучше. Вряд ли он помог бы, если бы не знал все опасности. Я схватила вилку, что та согнулась. — «Еще одна? — процитировала я его. — Я думал, их уже не осталось». Знакомо? — Эй… — он растерялся. — Откуда ты… тебя там не… — его глаза вспыхнули. — Ты была на носилках? — И слышала каждое слово! — И ты звала меня лжецом? Ты обманула Старейшин и попала внутрь. Мне стоит пойти и доложить о тебе Светочу. Я и мой большой рот. Гнев редко помогал. — Тогда я расскажу ему, что ты оставил пост, чтобы посмотреть на радугу с Ланэль. Айлин коснулась наших рук. — Хватит. Это ни к чему не приведет. — Прости, Айлин, — Кионэ встал со скамейки. — Я не буду ее слушать. Она склонилась и схватила его за руку раньше, чем он отошел. — Кионэ, прошу. Это серьезно. Ее сестра в той комнате. Она пытается помочь ей. — Ее сестра в Лиге. О ней прекрасно позаботятся. Уверен, они поймут, что у них за болезнь. Я вскочила и преградила ему путь. Некоторые смотрели на нас, но мне было все равно. — Что с ними? Вам сказали, что это болезнь? Он пожал плечами, взглянул на Айлин, словно не хотел признавать, что не знал всего. — Те ученики не больны. Они умирают, потому что Светоч использует их как пинвиум. — Что? Зачем?