– Чертовски… оригинально, – прокомментировал Нката. – Но лучше забыть о жевании, – прошептала Барбара ему в ответ. Спальни находились по разным сторонам от гостиной, и полицейские рискнули сначала заглянуть в комнату Силлы, куда любезно провела их сама художница. Помимо коллекции медвежат Паддингтонов[39], которые уже переползли с комода и подоконника на пол, спальня Силлы вполне соответствовала избранному художественному поприщу. В ее гардеробе висели обычные для художников заляпанные краской балахоны. На ящике из-под молока, служившем прикроватным столиком, лежала упаковка презервативов, более чем уместная в комнате сексуально активной и предпочитающей безопасный секс молодой особы, живущей в жуткие времена заболеваний, передаваемых половым путем. Одобрительно отозвавшись о коллекции компакт-дисков, Барбара заметила Нкате, что его любимый рок-н-ролл уже давно не в моде; рядом также лежала груда рекламных художественных еженедельников, изобиловавших закладками и обведенными в рамочки статьями об открытии новых галерей или выставок. Стены украшала продукция собственного творчества Силлы, а мастерски раскрашенный пол открывал новые грани ее художественного видения. Здоровенные извивающиеся языки вываливали пережеванную пищу на обнаженных младенцев, которые, в свою очередь, испражнялись на другие здоровенные извивающиеся языки. Фрейд наверняка нашел бы этому объяснение. – Я предупредила миссис Бейден, что закрашу все это, когда соберусь съезжать, – сказала Силла, очевидно заметив, что детективам не удалось сохранить бесстрастное выражение на лицах. – Ей нравится поддерживать молодые таланты. Она сама так говорит. Можете спросить у нее. – Нам вполне достаточно ваших слов, – заверила ее Барбара. В ванной комнате также не нашлось ничего особенного, за исключением невероятно грязного окружения самой ванны, что заставило Нкату неодобрительно фыркнуть. Оттуда под неусыпным присмотром Силлы – она как будто боялась, что без присмотра визитеры стащат один из ее шедевров, – они отправились в спальню Терри Коула. Нката выбрал для осмотра комод, а Барбара – платяной шкаф. Там она обнаружила поразительный факт: Терри Коул обожал черный цвет, и это распространялось практически на всю одежду – футболки, свитера, джинсы, куртки и обувь. Пока Нката шуровал в ящиках комода, Барбара принялась перетряхивать джинсы и куртки в надежде обнаружить что-нибудь существенное. Среди множества использованных билетов в кино и скомканных бумажных салфеток она нашла только две подозрительные вещицы. Первая – обрывок бумажки, на котором мелким угловатым почерком было написано: «31–32 Сохо-сквер». Вторая представляла собой сложенную пополам визитную карточку, слепленную комочком жевательной резинки. Барбара порадовалась ценности хоть каких-то находок. Всегда есть надежда, что… Сверху на карточке изящными броскими буквами было оттиснуто слово «Бауэрс». Левый уголок заполнял какой-то странный адрес на Корк-стрит и номер телефона. А справа стояло имя: Нейл Ситуэлл. «Что может означать сокращение “Скл. 1”? – подумала Барбара. – Наверное, очередной склад, оборудованный под студию или галерею». Тем не менее, смахнув на столик засохшую резинку, она сунула карточку в карман. – Что-то есть, – сказал Нката за ее спиной. Она повернулась к нему и увидела, что он рассматривает содержимое коробки из-под сигар, вытащенной из нижнего ящика комода. – Что там? – спросила Барбара. Он наклонил к ней коробку. Силла вытянула вперед шею и, увидев, что там лежит, торопливо сказала: – Это не мое, клянусь. В коробке лежала марихуана. Несколько унций, судя по виду. Из того же ящика комода Нката извлек миниатюрный кальян и большой, герметично закрытый пакет, содержащий как минимум килограмм того же наркотика. – Ого, – удивилась Барбара, подозрительно глянув на Силлу. – Я же сказала, что не имею к этому отношения, – возразила Силла. – Разве я разрешила бы вам обыскивать квартиру, если бы знала, что у него есть это дерьмо? Я такой дурью не маюсь. Мне нужная ясная голова для процесса. – Какого процесса? – озадаченно спросил Нката. – Творческого, – пояснила Силла. – Моего творческого процесса. – Правильно, – поддержала ее Барбара. – Бог знает, что вам не нужно маяться с этой дурью. Мудрый шаг с вашей стороны. Силла не заметила никакой иронии. Она сказала: – Талант – драгоценный дар. Нельзя же, типа, бездарно растрачивать его. – Вы имеете в виду, – уточнила Барбара, кивнув на марихуану, – что именно это мешало Терри стать настоящим художником? – Как я уже говорила вам в студии, он никогда не уделял этому – ну, то есть своему творчеству – достаточно внимания, чтобы добиться успешных результатов. Он не хотел трудиться, как пашут все художники. Не считал это нужным. Может, конечно, и из-за этого. – Из-за того, что слишком часто бывал под кайфом? – спросил Нката. Силла впервые выглядела растерянной. Она неловко переминалась с ноги на ногу, поглядывая на свои туфли на платформе. – Послушайте. Типа того… Он ведь умер и все такое, и мне очень жаль. Но правда есть правда. Он доставал откуда-то деньги. Вероятно, отсюда. – Здесь не так уж много, если он торговал, – заметил Нката Барбаре. – Может быть, у него еще где-то устроен тайник. Помимо комковатого продавленного кресла единственным предметом мебели в комнате, допускающим наличие потайного места, была кровать. Это казалось маловероятным, но Барбара все-таки решила проверить и подняла край украшенного бахромой покрывала. Под кроватью стояла картонная коробка. – Ага, – сказала Барбара. – Возможно, возможно… Нагнувшись, она потащила коробку на себя. Клапаны крышки были не заклеены. Барбара раскрыла коробку и взглянула на ее содержимое. Там лежали почтовые открытки, наверное, несколько тысяч открыток. Но они, безусловно, не принадлежали к поздравительным или видовым, какие посылают домой, уехав в отпуск или на каникулы. Эти открытки служили совсем не для поздравительных целей. Их не использовали также и для описания туристических впечатлений. Они не были приятными сувенирами. Однако они могли стать первым реальным следом, ведущим к человеку, у которого имелись причины убить Терри Коула. К Мейденам послали констебля, чтобы он привез их в Бакстон для опознания вещей их дочери. Ханкен решил, что простое приглашение приехать, скорее всего, вызовет задержку с их стороны, поскольку приближалось время ужина, когда Мейденам нужно будет обслуживать своих постояльцев. – Если мы хотим получить ответ сегодня, то нам придется самим привезти их, – вполне резонно заметил Ханкен. Линли согласился, что лучше получить ответ уже сегодня вечером. Пока они с Ханкеном с аппетитом поглощали rigatoni puttanesca[40] в итальянском ресторанчике «Фиренце» на рыночной площади Бакстона, констебль Стюарт отправилась в ущелье Пэдли за родителями убитой. К тому времени, когда коллеги, покончив с макаронами, заказали себе по чашечке крепкого кофе-эспрессо, Стюарт позвонила Ханкену и сообщила, что Эндрю и Нэн Мейден уже дожидаются их в участке. – Пусть Мотт выдаст тебе под расписку вещи девушки, – распорядился Ханкен по мобильнику. – Разложите их в четвертой комнате и ждите нас. Они находились не больше чем в пяти минутах от бакстонского полицейского участка. Ханкен не спеша принялся изучать счет. Как он объяснил Линли, ему хотелось заставить Эндрю Мейдена поволноваться. Он любил поддерживать в расследованиях нервную атмосферу, поскольку в нервной обстановке иногда всплывают совершенно неожиданные вещи. – Мне показалось, что вы переключили свой интерес на Уилла Апмана, – заметил Линли. – Мой интерес охватывает всех, – ответил Ханкен. – Я хочу, чтобы все они поволновались. Просто удивительно, чего только не вспоминают люди в состоянии нервного напряжения. Линли не стал напоминать Ханкену, что благодаря работе Энди Мейдена в Особом отделе у него, вероятно, выработалась масса приемов, помогающих справиться с гораздо более серьезным напряжением, не сравнимым с тем, что может накопиться за пятнадцать минут ожидания в полицейском участке. В конце концов, это дело по-прежнему вел Ханкен, а Линли должен был приспосабливаться к методам работы коллеги. – Как жаль, что я не застал вас сегодня днем, – сказал Линли Нэн Мейден, когда их с мужем привели в четвертую комнату. Линли и Ханкен стояли по разные стороны длинного соснового стола, на котором констебль Стюарт, стоявшая у двери с блокнотом наготове, разложила походные вещи Николь. – Я ездила прогуляться на велосипеде, – откликнулась Нэн Мейден. – Энди сказал, что вы поехали в Хатерсейдж-мур. Это сложный маршрут? – Да, я предпочитаю активный отдых. А там много велосипедных троп. И они не такие уж крутые, как кажется. – Много ли вы встретили сегодня таких же любителей активного отдыха? – поинтересовался Ханкен. Энди Мейден приобнял жену за плечи. Она ответила вполне спокойно: – Сегодня нет. Я была предоставлена сама себе. – Видимо, подобные прогулки вошли у вас в привычку. И когда вы обычно отправляетесь на них – утром, днем или ближе к вечеру? – Извините, а почему вас это интересует… – возмущенно начала Нэн Мейден, но умолкла, почувствовав, как муж успокаивающе пожал ей плечо. – По-моему, инспектор, вы хотели, чтобы мы взглянули на вещи Николь, – произнес Энди Мейден. Разделенные широким столом, они с Ханкеном пристально смотрели друг на друга. Констебль Стюарт поглядывала на них от двери, держа наготове карандаш. С улицы вдруг донеслось тревожное завывание охранной сигнализации какой-то машины. Ханкен первым опустил глаза. – Да, давайте приступим, – сказал он, кивнув на разложенные на столе предметы. – Не пропало ли что-то из ее вещей? А может, появилось что-то лишнее, ей не принадлежавшее? Мейдены медленно осмотрели каждую вещь. Нэн Мейден робко потрогала темно-синий свитер с полоской цвета слоновой кости по вороту. – Ворот получился некрасивым… плохо лежал. Я хотела перевязать его, но она не позволила. Она сказала: «Мама, ты сама связала его, и только это имеет значение». Но мне хотелось перевязать его. Это было бы совсем несложно. – Она поморгала и судорожно вздохнула. – Я ничего не вижу. Извините, по-моему, от меня будет мало пользы. Энди Мейден положил руку на затылок жены. – Потерпи еще немного, милая. Он направился вместе с ней вдоль стола. И именно он первым заметил то, чего не хватало в вещах, доставленных с места преступления. – Нет плаща Николь, – сказал он. – Синего непромокаемого плаща с капюшоном. Его здесь нет. Ханкен быстро посмотрел на Линли. «Подкрепление вашей теории», – сказал его выразительный взгляд. – Но разве во вторник вечером был дождь? Вопрос Нэн Мейден показался странным. Все понимали, что, отправляясь в пустоши, человек должен быть готов к неожиданным переменам погоды. Дольше всего Энди простоял возле туристских принадлежностей: компаса, котелка, походной печки, лопатки и планшета с картами. Наморщив лоб, он внимательно осмотрел все предметы и наконец сказал: – Не хватает ее карманного ножа. Это был его собственный швейцарский армейский нож, пояснил он. Ник получила его в подарок на Рождество, когда впервые проявила интерес к походной жизни. Обычно она брала его с собой в любые местные походы. Линли скорее почувствовал, чем заметил устремленный на него взгляд Ханкена. Он задумался над тем, что может добавить к их версии факт пропажи ножа. – А вы уверены в этом, Энди? – Она могла, конечно, и раньше потерять его, – ответил Мейден. – Но тогда обязательно заменила бы его чем-то перед очередным походом. – Он напомнил, что его дочь была опытным туристом. Отправляясь в лес или горы, Ник предпочитала не рисковать. Она всегда брала в поход все необходимое. – Как же разбить лагерь без ножа?