– Спасибо, майор. Думаю, это все… Да, в чем дело? – Я бы хотел, чтобы вы задали еще один вопрос, сэр, – попросил присяжный. – Была ли возможность идентифицировать тело до того, как его вытащили из воды? – Это несущественно, – немного раздраженно пробормотал коронер, которому приходилось регулярно выслушивать совершенно неуместные вопросы от присяжных, когда те желали продемонстрировать свое остроумие. – Но раз вы хотите, я задам его. – Я и правда не могу сказать, – немного натянуто ответил майор Чаллоу, ведь он и сам занимал официальную должность и хотел бы и поддержать собрата по профессии, и осадить дурашливость обывателя. – Конечно, в то время нам это не приходило в голову. Мы волновались лишь о том, чтобы вытащить его из воды, решив, что этот человек, кем бы он ни был, случайно упал в пруд и остается возможность откачать его. – Совершенно верно, – прокомментировал коронер, отвесив поклон майору. – Вызывается мистер Вестерхэм. Викарий, сидевший за мисс Нейланд, осторожно следил за показаниями майора. Как только присяжный задал свой вопрос, острый ум викария принялся обдумывать ответ. Существенен он или нет, но, возможно, через несколько минут ему самому придется отвечать на все тот же вопрос. Так что он быстро все обдумал. Можно ли было определить, что тело не принадлежит музыканту, не касаясь его? Что ж, проницательный наблюдатель, каким он и был, мог бы заметить, что на музыканте были коричневые туфли и брюки в тонкую черную полоску. А ноги на берегу пруда были в черных ботинках и темно-синих брюках. Он и сам должен был обратить на это внимание, но... Теперь викарий занял место для дачи показаний. Подобно майору Чаллоу, он без помех рассказал свою историю. Затем коронер заглянул в свои записи, чтобы уточнить один или два момента. Его вопросы отличались от тех, что он задавал майору. – Ранее вы замечали того музыканта? – Да. – Пожалуйста, расскажите нам об этом. Вестерхэм, стараясь быть как можно короче, рассказал, как они с Нейландом застали того человека в холле перед концертом. – Объяснил ли он, что он там делал? – Да. – И что же? Вестерхэм рассказал. – Заговаривал ли мистер Нейланд с ним снова, пока они находились в холле? – Нет. – Вы думаете… э-э… что он узнал его? – Да, я так думаю. – Почему? – По тому, как он посмотрел на него. Коронер снова сверился с бумагами. – Вероятно, вы знаете, что тот человек не был постоянным членом оркестра – он просто подменял одного из музыкантов. – Я слышал об этом. – Это подтвердилось, сэр? – вставил все тот же присяжный, который ранее задавал вопрос. – Это сделает другой свидетель, – одернул его коронер. – Сейчас я упомянул об этом ради получения свидетельства. Ну, мистер Вестерхэм, не происходило ли чего-то такого, что заставило бы предположить, что музыкант прибыл с целью поговорить с мистером Нейландом? – Я так не думаю. С другой стороны, обернувшись и увидев мистера Нейланда, он выглядел немного сконфуженным. Я бы предположил, что в тот момент он хотел исчезнуть. Он довольно быстро вышел. – А мистер Нейланд? – Он тоже вышел – вслед за музыкантом. – Вы предполагаете, что он пошел за ним? – Все выглядело именно так. – Но вы больше не видели их вместе? – Не могу быть уверен. Мне показалось, что я заметил движение человека в зеленом камзоле среди деревьев на опушке. В то время я стоял на террасе. Шел ливень, и было плохо видно. – Мистер Вестерхэм, спасибо. Следующим свидетелем был доктор – предусмотрительный человек, неспешно дававший осторожные показания. Он подтвердил, что смерть была мгновенной и была вызвана раной в спину, задевшей сердце. – Вы сказали, что все лезвие этого кинжала было погружено в тело? – спросил коронер, продемонстрировав вышеназванное оружие. – Да. – А значит, для того, чтобы всадить его по самую рукоять, потребовалось приложить значительное усилие? – Определенно. Затем мисс Нейланд была вызвана снова. Коронер сочувственно обратился к ней, сказав: – Мисс Нейланд, осталось два-три вопроса, которые я хотел бы задать вам. Знаю, для вас все это – болезненное испытание, но я уверен – ради интересов правосудия вы поможете нам. – Сделаю все, что в моих силах. – Итак, ваш брат много путешествовал, не так ли? – Да. Несколько лет он провел за границей. – Он когда-либо давал вам понять, что завел себе врагов во время путешествий? – Никогда, – покачала головой мисс Нейланд. – Или что у него были опасные приключения? – Приключения у него, конечно, были. Часть времени он проводил в исследовательских экспедициях. Но он редко говорил о том, что именно он делал за границей. – Не казалось ли, что он кого-то боится? – Определенно, нет. – Далее мы узнаем, что музыкант, вероятно, украл шкатулку, обломки которой вы видите, – продолжил коронер, обращаясь к присяжным и указывая на щепки от эбеновой шкатулки. Далее он снова обратился к свидетельнице: – Мисс Нейланд, можете ли вы рассказать что-нибудь об этой шкатулке? – Боюсь, что ничего. Только то, что брату ее подарил один из его друзей, это было в июне, и его звали Валдиз – он иностранец, приходивший к нам в гости и остававшийся на ночь. Он сказал, что, по его мнению, брат может посчитать ее чем-то памятным. – Из-за чего? – Он не говорил. – А у брата вы спрашивали? – Да, потом. – И он сказал?.. – Нет, он только рассмеялся, добавив, что здесь нет ничего особенного. Но он всегда так говорил. – Дорожил ли он ею? – Вовсе нет. – Вы не знаете, откуда приезжал Валдиз? – Нет. Но с тех пор, как я рассказала о нем полиции, я вспомнила, что он расписался в нашей книге посетителей. Она у меня с собой. В книге была запись: Игнасио Валдиз Ее передали присяжным, и те тщательно осмотрели ее. Сказав несколько слов благодарности, коронер отпустил мисс Нейланд, и ее место занял Энсти – нервный маленький скрипач. Теперь он нервничал еще сильнее, чем когда-либо, и чуть было не рассмеялся от волнения, но коронер строго пресек его и помог дать показания. Когда скрипач дошел до пятифунтовой банкноты и клочка бумаги с карандашной запиской, то оба эти предмета были продемонстрированы публике. – Вы записали номер этой банкноты? – спросил коронер у суперинтенданта, и тот кивнул. – Значит, мы можем вернуть ее? Суперинтендант снова кивнул. Скрипач быстро схватил купюру, явно радуясь, что она вернулась к нему. Затем он замешкался.