– Спасибо, – коротко поблагодарил его суперинтендант. Опознанный мужчина развел руками: – Но я не убивал сеньора Нейланда! Я уже говорил вам и раз, и два, как все произошло. Это большая ошибка. Суперинтендант подошел к нему и дружелюбно положил руку ему на плечо: – Все в порядке. Вам лучше не говорить. У вас будет еще много возможностей высказаться, если только вы захотите. Митчелл, уведи его. Когда они вернулись в кабинет суперинтенданта, последний заговорил с Вестерхэмом: – Да, это тот самый человек, все очевидно. Он называет себя Мануэлем Гарсиа. О, да, мы предъявили ему обвинения, и он под арестом. Говорит, что он не делал этого? – суперинтендант пожал плечами. – Ну, мы ждем чего-то такого, сэр. Но это не мое дело – говорить о нем. Конечно, он будет присутствовать на дознании, и если пожелает сделать заявление, то сможет сделать его там – под присягой. Вердикт, мистер Вестерхэм? Хм! Едва ли на счет него есть сомнения. Но каков бы не был вердикт присяжных при коронере, ему придется предстать перед магистратом. Как я уже говорил, мы уже выдвинули ему обвинение. И поверьте мне на слово, мистер Вестерхэм, они отдадут его под суд. – Я вам все еще нужен? – Нет, мистер Вестерхэм, вы вполне удовлетворили меня. Конечно, вы будете на дознании? Там вы можете потребоваться. Как я слышал, сегодня будут похороны мистера Нейланда. Это верно? – Да, во второй половине дня. – Если я не ошибаюсь, там соберется целая толпа. Удивительно, до чего люди доходят из любопытства, не правда ли? Большое спасибо. Доброго утра! Суперинтендант был прав. Маленькое кладбище Копплсуика было наполнено теми странными людьми, нездоровое любопытство которых влечет их на похороны убитых. Помимо мисс Нейланд, его оплакивали всего трое или четверо родственников. Конечно, присутствовали репортеры. О преступлении они писали ежедневно и старались не пропустить ни единой детали, которую можно было бы добавить к «материалу». Вечером в доме викария было запланировано собрание приходского комитета, на котором обговаривалось проведение благотворительного праздника и распродажи для сбора средств на нужды церкви. Один-два человека заговорили о том, чтобы отменить торжества из-за произошедшей в деревне трагедии, но по общему мнению назначенные на следующую неделю мероприятия можно было провести, ведь приготовления были почти завершены, а для того, чтобы отложить их, потребуются значительные расходы. Так что комитет приступил к работе, ради которой он и собрался. Диана Гарфорт была его членом. Она опоздала и пробормотала извинения – по ее словам, она только что приехала из Лондона. После встречи комитета она задержалась. Очевидно, ей хотелось поговорить с викарием. – Утром вы опознали того человека? – внезапно спросила она. – Да, я узнал его, – ответил Вестерхэм. – Сомнений совсем не было. – Ясно. И полиция уверена? Ну, в том, что он совершил убийство? – Полагаю, да. Они выдвинули ему обвинение. Диана слегка вздохнула – это выглядело как вздох облегчения. – А о платке они больше ничего не говорили? – нерешительно спросила она. – Ни слова. – Так мило, что вы тогда пришли ко мне. И я уверена, что вы помните о том, что я написала насчет отца. Это только взволновало бы его. Какое-то мгновение викарий смотрел на нее. А затем он серьезно сказал: – Да, понимаю. Послушайте, я не хочу быть назойливым и не собираюсь ничего спрашивать, но… что касается платка. Я знаю, что вы беспокоитесь о нем… – О, нет, правда, – перебила его девушка. Но викарий продолжил: – Я хочу, чтобы вы знали: если я смогу чем-то помочь – я помогу. Иногда это ободряет – знать, что есть кто-то, кому не всё равно… – Мистер Вестерхэм, большое спасибо, – поспешно перебила его Диана, встав с места. – Я уверена в вас – я хочу сказать, что с моей стороны было бы глупо беспокоиться об этом. Сейчас я должна возвращаться. Папа ждет меня к ужину. – И если вам нужна помощь… – Да, да. Это ужасно мило с вашей стороны. Но нет – как вы видите, все в порядке, я всего лишь испугалась пустяков. В конце концов, ведь нет ничего страшного в том, чтобы обронить платок, не правда ли? – Да. Только… – Доброй ночи, мистер Вестерхэм. Я и правда должна бежать. Вы и в самом деле очень добры. Когда викарий провожал ее, она внезапно остановилась на пороге. А затем обернулась к нему: – Вы же не думаете, что я имею какое-то отношение к этому ужасному делу? Викарий на мгновенье положил руку ей на плечо, а затем сказал: – Конечно, нет. Но я думаю, что вы беспокоитесь из-за того, что как раз перед происшествием вы прошли через лес, и теперь боитесь, что полиция узнает об этом и вызовет вас для дачи показаний. Разве не так? Диана нервно вздрогнула. – Отчасти, но… ох, это ужасно глупо, не так ли? – и прежде чем Вестерхэм успел ей ответить, она быстро ушла прочь. На следующее утро викарий был загружен трудами по подготовке к празднику и распродаже, и с головой ушел в работу. Многие люди видят священников лишь по воскресеньям и оттого думают, будто те заняты работой только один день в неделю, но это огромная ошибка. Часто в будние дни им приходится трудиться больше, нежели на воскресных богослужениях или проповедях. И священникам редко воздают должное за долгие часы бумажной работы, которая могла бы озадачить иных бизнесменов. В кабинет викария вошла служанка, неся в обеих руках большую посылку в оберточной бумаге. – Пожалуйста, сэр, это только что пришло из «Радостного сада». К ней еще письмо прилагается. Куда поставить посылку, сэр? – Положите здесь, куда-нибудь. Служанка поставила посылку на пол и протянула викарию конверт. Он его открыл. Письмо было от мисс Нейланд, она коротко написала, что прислала немного одежды из вещей брата – для распродажи. Я знаю, что вы не сочтете меня бессердечной, – писала она, – если я так быстро расстанусь с некоторыми из вещей моего бедного брата, ведь мне хотелось бы, чтобы они послужили благой цели. Вестерхэм был человеком организованным. Он сразу же написал ответ со словами благодарности. Обычно он отправлял всю ненужную корреспонденцию в корзину для бумаг, но пока он писал ответ, он не заметил, как порыв ветра из открытого окна сдул письмо мисс Нейланд в один из полуоткрытых ящиков письменного стола. Затем он принялся распаковывать посылку. Три или четыре костюма и множество рубашек, носков и прочих предметов одежды, все в хорошем состоянии. Мужская одежда всегда хорошо продается на благотворительных ярмарках, даже если она в удовлетворительном состоянии. Викарий позвонил в звонок. – Велите Петерсу отправить эту записку мисс Нейланд, – ска­зал он пришедшей служанке. – А эти вещи отложите отдельно от прочих. Это для ярмарки. Затем он вернулся к работе. А полуоткрытый ящик он задвинул внутрь стола, не заметив, что помимо прочих бумаг в него попало письмо от мисс Нейланд. Глава VIII Возобновившееся дознание вызвало такой же переполох, как и его начало; может, переполох стал даже большим – ведь распространились слухи, что на нем будет присутствовать подозреваемый, и всем захотелось хотя бы мельком взглянуть на него. Все-таки не каждый день предоставляется возможность увидеть настоящего живого убийцу. Газеты, конечно, смаковали этот «материал». Были как репортеры, так и уйма фотографов. Камеры защёлкали, когда из подъехавшего к «Радостному саду» автомобиля появились двое полицейских. Они вели смуглого и нервного человека, который тревожно озирался, пока его конвоировали в переполненный холл. Проводить дознание предлагали и в каком-нибудь другом месте – из уважения к чувствам мисс Нейланд, но из всех остальных зданий была доступна лишь деревенская школа, но чтобы проводить в ней дознание, нужно было бы закрыть ее для детей. Также и сама мисс Нейланд заявила, что не возражает и хочет сделать все возможное для помощи следствию. Если использовать язык газетчиков, то можно сказать, что коронер «открыл заседание короткой речью», в которой он указал присяжным, что не видит причин, по которым они не могут справиться с делом в тот же день. В подтверждение этому он предложил выслушать полицию, ведь все остальные свидетели уже дали показания, хотя одного или двух из них, возможно, потребуется вызвать снова – для дачи дополнительных показаний. – После нашей предыдущей встречи, – подытожил он, – полиция произвела важный арест. Я не имею права принуждать арестованного давать показания или делать заявления, ведь ему уже предъявлено обвинение. Но он может сделать это, если сам пожелает. Теперь, – продолжил коронер, обращаясь к музыканту, – желаете ли вы что-то сказать? Вы не обязаны делать это, как вы знаете. – Si, señor… да, сэр, – нервно ответил арестованный. – Полицейские уже говорить мне, что я смогу сказать, если захочу. И я хочу сказать. Коронер пристально посмотрел на него. – Вы хорошо понимаете английский? – спросил он. – О, да. Я понимать язык лучше, чем говорить на нем. Простите. – Хорошо. Прежде чем вы что-либо скажете, я хочу, чтобы вам было ясно: все сказанное вами будет записано. Вы это понимаете? – Да, – кивнул музыкант. – И впоследствии это может быть использовано как свидетельство. Понимаете, что я имею в виду? – Думаю, да, сэр. Об этом полицейские также говорить мне. Если я окажусь перед судьей, то ему сперва сообщат все, что я скажу вам, так? – Вижу, что вы понимаете. Вы знаете, что такое присяга?