– Увидите. Я буду здесь и дам вам знать. Полагаю, вы бы предпочли, чтобы сейчас я удалился? Она кивнула. Викарий тихо вышел из комнаты, собираясь вернуться на место трагедии. Однако он внезапно пересек холл – направившись к тому месту, где они с Нейландом видели бородача, стоявшего спиной к ним, когда они пришли подготавливать зал для выступления певцов a cappella. Это было как раз возле большого корейского сундука. Нахмурившись, викарий встал там. Он был частым гостем в «Радостном саду», так как между ним и его новым прихожанином воцарилось взаимное уважение. Он попытался припом­нить разговор с Нейландом и сувениры, которыми был наполнен зал. Викарий признался майору в наблюдательности, и это было правдой: он был наблюдательным человеком. У него вошло в привычку запоминать увиденное, а это очень полезная привычка, во всяком случае, с точки зрения священника. В очередной раз навещая прихожан, его взгляд натыкался на какой-нибудь предмет, лежавший на столе или каминной полке, что вызывало воспоминания о предыдущем визите в данный дом, и ассоциативное мышление помогало ему спросить, хорошо ли Мэри на новом месте, как поживает Том после ухода в армию, или как миссис Банс перенесла новый приступ ревматизма – все то, о чем он забывал после предыдущего визита, тут же вспоминалось благодаря взгляду на пару медных подсвечников, старинные часы или узор на спинке стула. Теперь он пытался произвести обратный процесс – приложив усилия, чтобы вспомнить разговор с Феликсом Нейландом, когда они стояли у корейского сундука. Что же было вокруг? А, да: Нейланд говорил с ним, а на стене, над сундуком, висел мексиканский кинжал... далее он перешел к двум вазам, стоявшим на данном сундуке… нет… да... между ними стояло что-то еще… нужно вспомнить… Вот оно! Здесь была маленькая, продолговатая эбеновая шкатулка, она могла использоваться для хранения сигар. И больше ее здесь не было. Что бы это значило? В любом случае сейчас это ничего не давало. Покинув дом, священнослужитель направился к пруду, на ходу набивая и закуривая трубку. Теперь дождь был не таким уж сильным. Он осторожно подошел к телу, понимая, что до прибытия полиции все должно оставаться на своих местах. По этой причине он сомневался, стоит ли ему идти дальше, так что он постарался удовлетворить свое разгоревшееся любопытство, пытаясь увидеть как можно больше с того места, где он стоял. На дорожке лежало несколько окурков и горелых спичек. Но они могут ничего не значить. Большинство гостей-мужчин и некоторые из женщин курили во время дневной экскурсии по этим местам. Викарий снова осмотрелся. На дальней стороне верхнего пруда (не того, в котором было найдено тело, а того, уровень воды в котором был почти вровень с дорожкой), на берегу, было крошечное белое пятно – ярдах в пяти или шести от того места, где он стоял. Дорожки к дальнему берегу пруда не было. Лишь дерево, по обе стороны от которого росли кусты, крапива и тому подобное. Маловероятно, чтобы туда забрел кто-то из разодетых для вечернего приема гостей. Так что же это за белое пятно? Был способ выяснить это, ничего не изменив на месте преступления. Как уже говорилось, верхний пруд был окружен камнями, между которыми росли водные растения. Викарий мог пройти по этим камням – на них все равно не остается следов. Бодро переступая с камня на камень, он добрался до места. Маленькое белое пятно оказалось продолговатым кусочком папиросной бумаги, который лежал в месте, куда не падал дождь. Викарий подобрал бумагу. Папиросная бумага. Кого же сегодня он видел скручивающим папиросу? А, это был молодой Харви Кварралдон! Вестерхэм видел, как тот свернул и облизнул ее. Облизнул! Но эта бумага была совершенно сухой, безо всяких следов клейкого края. Она была иностранного сорта, такими обычно пользуются испанцы. Они подворачивают концы вместо того, чтобы приклеить край. Викарий положил ее обратно – он хотел посмотреть, заметит ли ее полиция. Затем он осторожно вернулся, ступая с камня на камень вдоль берега. Крапива и заросли были слегка примяты. Кто-то там стоял. Вернувшись к телу, Вестерхэм попытался мысленно реконструировать преступление. По какой-то причине бородатый музыкант пошел за Нейландом… или это Нейланд пошел за музыкантом? Кто из них? И почему? Кто-то из них спрятался на дальнем берегу пруда. А! Ну, конечно, это должен быть музыкант. Ведь викарий никогда не видел, чтобы Нейланд курил что-либо, помимо сигар. Вероятно, когда Нейланд стоял на тропинке между двумя прудами, музыкант подкрался к нему сзади – вероятно, он шел по тем самым камням, что и Вестерхэм, его туфли с каучуковой подошвой шагали бесшумно, и он смог внезапно нанести удар в спину Нейланда. Но в этой цепи рассуждений был изъян. Нейланд был заколот через зеленый камзол. Было не похоже, чтобы убийца сначала убил его, затем вынул кинжал из раны, надел на мертвеца мундир и вновь всадил кинжал в ту же рану через камзол. Нейланд должен был надеть камзол до того, как он был заколот. Да, но почему? Викария поразила внезапная мысль. Возможно, было две раны: одна убила Нейланда, а вторая была нанесена после того, как на него был надет зеленый камзол – чтобы создать впечатление, что он уже был в нем. Но опять – почему? В любом случае этот момент вскоре прояснит полицейский врач – Вестерхэм знал, что майор Чаллоу вызовет его вместе с остальными. А пока что по травянистой дорожке от дома к нему приближалась напыщенная фигура Фрума – местного констебля. Тот торжественно поприветствовал викария и тут же вынул блокнот и карандаш. Облизнув его, он начал писать. Фрум знал, что от него требовалось. – Плохое это дело, сэр, – заметил Фрум, качая головой и делая пометку в блокноте. – Очень, – подтвердил викарий. – Но не бойтесь, мы арестуем его, – продолжил вещать полисмен. – Он не мог уйти далеко с тех пор, как майор сообщил мне… Но как мистер Нейланд оказался в этом парадном камзоле, сэр? – спросил он, впервые заметив столь странную подробность. – На этот вопрос нам будет нелегко ответить, – сухо ответил Вестерхэм. – Ах, вскоре мы это выясним, – весело заявил констебль, словно речь шла о пустяке. – Майор попросил суперинтенданта прихватить сержанта Рингвуда, а он решает такие задачки аки черт, могу я вам сказать. Думаю, это они. До них донесся звук машины, подъезжавшей к «Радостному саду», и через минуту-другую перед ними появился старший констебль с тремя спутниками – суперинтендантом из полиции Сидбери, детективом-сержантом Рингвудом и доктором Торном, занимавшим пост полицейского хирурга. Последний из вышеперечисленных быстро осмотрел тело и покачал головой. – Нет никаких сомнений – смерть была мгновенной, – заметил он. – Кто бы ни всадил в него этот кинжал, но свое дело он знал хорошо. Теперь лучше перенести его в помещение, и там я произведу дальнейший осмотр. – Осторожнее с рукояткой кинжала, – впервые за все время заговорил Рингвуд, – там могут быть отпечатки пальцев. Доктор на мгновение задумался, а затем сказал: – Оставлять его в ране ни к чему – теперь я могу вынуть его. Он проделал это, подсунув палец под гарду, чтобы подтолкнуть кинжал вверх. Оружие выглядело отвратительно – длина лезвия достигала восьми дюймов. – Иностранный, – пробормотал детектив, осторожно пряча его в специальный мешочек. Вестерхэм с любопытством смотрел на сыщика. Тот ни в коем случае не напоминал Великих Детективов из книжек – дородный мужчина в самой обычной одежде, с круглым пухлым лицом, мягкими голубыми глазами и небольшой щеточкой (скорее, даже щетиной) усов. Казалось, что его открытое и веселое лицо свидетельствует скорее о юморе, чем об уме, и двигался он очень медленно и неторопливо. – Я пообещал мисс Нейланд, что буду с ней, когда она сможет увидеть брата, – сказал викарий, когда к ним подошли садовник и еще один человек с импровизированными носилками в руках – явно для того, чтобы перенести тело в дом. – Боюсь, до этого дойдет только через полчаса, – сказал доктор. – Тогда у вас нет возражений против моего присутствия здесь? – спросил Вестерхэм, взглянув на Рингвуда. Суперинтендант также посмотрел в его сторону, приподняв брови, как бы намекая, что решение останется за детективом. Последний обернулся к старшему констеблю и спросил: – Сэр, это тот самый джентльмен, который запомнил, как был одет тот человек, которого мы ищем? Майор Чаллоу кивнул. – Если хотите, то можете остаться, сэр, – продолжил детектив, обращаясь к Вестерхэму. – Но если я попрошу вас уйти, вы не должны возражать. Обычно я люблю работать в одиночестве. – Рингвуду понравился этот пастор, сэр, – заметил супер­интендант майору, когда они уходили. – Я никогда не видел, чтобы он позволял постороннему находиться рядом с собой в то время, пока он делает записи – сейчас он не дал остаться даже Фруму (Рингвуд отослал полицейского, к большому разочарованию оного). Но детектив не проявлял склонности к общению, хоть он и позволил Вестерхэму остаться. Викарий, будучи завзятым курильщиком, набил еще одну трубку и наблюдал за сыщиком. Несколько минут Рингвуд стоял на одном месте (у берега, где был найден убитый) и, медленно оборачиваясь, осматривал место преступления. Вестерхэм слегка улыбнулся: он заметил, что взгляд Рингвуда остановился на клочке папиросной бумаги. Затем сыщик впервые задвигался – он, как и Вестерхэм до него, отправился к дальнему берегу и подобрал бумагу. Посмотрев на нее, он спрятал ее между страницами блокнота. Но он зашел дальше Вестерхэма: заметив примятую крапиву, он зашел за ствол дерева и склонился над мокрым клочком травы. Викарий увидел, как сыщик вынул из кармана складную линейку, приложил ее к земле, а затем сделал пометку в блокноте. Затем сыщик наконец-то заговорил: – Вы уверены, что музыкант был в туфлях с каучуковой подошвой? – спросил он. – Уверен. – Хм! Это подстегнуло любопытство Вестерхэма. – Вы нашли следы? – спросил он. – Я только сейчас сообразил, что он мог наблюдать за Нейландом из-за этого дерева. – Ну, он этого не делал, – возразил Рингвуд. – Там есть следы, причем оставленные после того, как начался дождь, но там ясно видны кожаные подошвы. Из-за чего вы решили, что за деревом кто-то был? – он резко взглянул на священнослужителя. – Дело в наблюдательности, – ответил Вестерхэм. – Наблюдательности? Так, может, вы заметили, как кто-либо скручивал себе папиросу? – Но не из непроклеенной бумаги. Во взгляде Рингвуда промелькнула искра уважения. – Так вы ходили посмотреть, так? – спросил он, опустив глаза на ноги викария. – Надеюсь, вы не затоптали место. – Не стоит так смотреть на мои ноги. Я не оставлял следов. Из осторожности я ходил только по тем камням. Искра уважения переросла в широкую улыбку. – Вам следовало стать одним из нас, сэр, – сыщик говорил так, словно воздавал комплимент. – Как бы то ни было, я буду рад вашей помощи. Меня озадачивают не поиски музыканта – об этом наши люди позаботятся, а все вокзалы и железнодорожные кассы уже предупреждены. Непонятно, что он и мистер Нейланд делали с этим зеленым камзолом. Я хочу реконструировать преступление, если это только возможно. Мы должны не только поймать оборванца, но и доказать, что это сделал именно он – и какие-то улики должны быть здесь, – и сыщик обвел пространство рукой. – Сегодня здесь было много людей? – в заключение спросил он. – Да. Но не после того, как пошел дождь. – Ясно. Теперь, пожалуйста, расскажите, куда ведет эта тропинка? – и он указал на дорожку между прудами. – Прямо через лес – ярдов триста-четыреста. А затем она выходит на дорогу позади моего дома. Детектив кивнул. – Полагаю, деревья защищают ее от дождя, так что трава осталась слишком сухой, и на ней не осталось следов, но посмотрим, – пробормотал он, обращаясь, скорее, к самому себе. – В чем дело? К ним подошел Фрум, объявивший, что доктор Торн окончил осмотр тела. Так что может ли викарий прийти? Детектив подозвал к себе полицейского прежде, чем тот успел последовать за Вестерхэмом обратно в дом. – Я хочу, чтобы вы принесли один из ботинок, в которых был мистер Нейланд, – правый. Оставшись наедине с собой, Рингвуд стал куда осторожнее и проворнее. Это было частью его профессии – никогда не раскрывать свой характер и темперамент перед другими людьми. Быстро передвигаясь по месту преступления, он был настороже. Когда Фрум вернулся с ботинком, Рингвуд на мгновение снова стал апатичен, но вскоре снова принялся за работу. Он измерил подошву ботинка, перешел на дальнюю сторону пруда и, склонившись над землей, рассмотрел какие-то следы на тропинке, а затем ушел все по той же тропинке и скрылся в лесу. Спустя двадцать минут он вернулся в «Радостный сад» и встретился со старшим констеблем и суперинтендантом в библиотеке. По его просьбе присутствовал также и викарий, а вот врач уже ушел. Детектив потребовал отчет. – Как мы и ожидали – заколот в сердце со спины, – ответил суперинтендант. – Мгновенная смерть. – Ран несколько? – спросил Вестерхэм. – Нет, почему же? Одной было достаточно, – удивленно ответил майор Чаллоу. Но детектив одобрительно кивнул викарию. – Ага! – сказал он. – Значит, он точно одел зеленый камзол прежде, чем был заколот. Интересно, почему? – Рингвуд, мы можем спросить, выяснили ли вы что-нибудь? – поинтересовался майор. Он знал с кем имеет дело и не собирался принуждать его раскрывать все карты. – Ну, дело выглядит очень простым – я имею в виду факты. О мотивах мы сможем узнать больше только тогда, когда узнаем что-то о самом мистере Нейланде – если сможем. Но нет никаких сомнений: он убит музыкантом, хотя, если честно, камзол меня озадачивает. Судя по тому, что я смог разобрать, мистер Нейланд какое-то время стоял за деревом у пруда – там есть его следы. Да, сэр, – добавил он, обращаясь к викарию, – насчет этого есть небольшие сомнения. А оркестрант, вероятно, был с ним там, но хоть я и не смог найти следов его туфель на каучуковой подошве. Зато я нашел иностранную папиросную бумагу, а мистер Вестерхэм сказал, что мистер Нейланд не курил папирос. Это привело меня к выводу, что с ним кто-то был. Кажется, что Нейланд прошелся по тропинке между прудами раз или два. По его следам идти было практически невозможно – земля под деревьями была слишком сухой, но когда я прошел по тропинке до другой стороны леса, то убедился, что и убийца шел по ней: след его туфель на каучуковой подошве был – отчетливее не бывает. И я нашел кое-что еще. Смотрите! Он раскрыл сумку и вынул из нее накладную бороду на завязках. – Вот так так! – вырвалось у майора Чаллоу. – Так это… А ведь мы уже разослали его описание как человека с бородой. Рингвуд улыбнулся. – Сэр, я подумал об этом еще до того, как прибыл сюда. Человек с большой бородой всегда подозрителен. Так что я предположил, что описание может подразумевать как наличие, так и отсутствие бороды. Но есть кое-что еще.