– Что-нибудь еще? – Да, насчет униформы. Энсти одолжил ему камзол, и тот носил его под плащом. – Во время поездки вы приметили в нем что-то особенное? – Только то, что он был явным иностранцем. Он был молчалив и большую часть пути читал газету. – В Копплсуике он хорошо играл? – Да, довольно-таки хорошо. Хотя я считал его немного любителем. До нашего общего уровня он не дотягивал. – Да. И что происходило? Вы заметили его передвижения? – Только когда потерял его после окончания выступления. Он пил с нами чай в палатке, но вдруг вышел. И с тех пор я его не видел. – Он не задавал вам вопросов – о местности или о Нейланде? – О, нет. Он почти не говорил. – Спасибо. Думаю, на этом все. Несмотря на явное желание дирижера обсудить убийство, Рингвуд наотрез отказался задерживаться у него и направился к ожидавшему его такси, а далее – на Эбби-роуд. Бродуотер оказался совершенно прав, описывая Энсти как нервного человека. Он был низким толстячком с довольно длинными светлыми волосами и обвисшими усами. Его лицо было бледным и изящным, глаза – беспокойными, а длинные пальцы непрерывно и беспокойно дергались. – Очень рад видеть вас! – объявил он детективу. – С тех пор, как утром я раскрыл газету, я просто не знал, что и делать. Скажите, я должен давать показания? Вы думаете, что я должен быть арестован? Если бы я хотя бы подозревал, что произойдет… но как я мог знать? Надеюсь, вы понимаете, что это не моя вина? Говоря, он расшагивал по комнате взад-вперед. Детектив попытался успокоить его: – Мистер Энсти, пожалуйста, не волнуйтесь. Не возражаете, если я закурю? Музыкант бросился к каминной полке, где стояла коробка с сигаретами, и протянул ее Рингвуду. – Нисколько. Пожалуйста, возьмите. Понимаете, я не представляю… – Мистер Энсти, а сами вы закурите? – О, да. Но, понимаете… – Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказал детектив, в то время как Энсти устраивался на стуле. – По словам мистера Бродуотера, то, что вы вчера пригласили кого-то подменить вас, было совершенно обычным явлением. В этом не было никакого преступления. Я пришел сюда только для того, чтобы узнать, что именно вы можете сказать об этой подмене. Я хочу, чтобы вы помогли нам. – Конечно, если смогу. Но вы ведь не подозреваете… – Мистер Энсти, послушайте. Вы не должны думать, что если я – полицейский, то у меня непременно есть что-то против вас. Ничего такого нет. Просто попытайтесь рассказать мне, что произошло. Начните с начала и продолжайте рассказ так, как вам удобно. Рингвуд видел, что серия вопросов еще сильнее смутит этого маленького человека. Так что полуприкрыв глаза и спокойно попыхивая сигаретой, он слушал, как Энсти излагает свою историю. Возможно, его рассказ был несколько бессвязным, но детектив не перебивал его и собрал всю историю воедино. – Позавчера он пришел сюда. Я никогда не видел его прежде и недоумевал, что ему нужно. Он сказал, что его зовут Ленуар (конечно, я видел, что он – иностранец, да и говорил он с акцентом), и что в парижском оркестре он играет первую скрипку, а также является композитором. Он сказал, что, посещая Англию, он хочет сыграть какую-то роль в общественной жизни. По его словам, он слышал, что «Зеленый албанский оркестр» собирается играть в саду знатного аристократа. Конечно, я сказал ему, что это вовсе не аристократ, но он ответил, что это ничего не меняет. Он сказал, что хочет посмотреть на прием в саду большого английского загородного дома, и могу ли я уступить ему свое место? Конечно, он заплатит мне – а затем… затем он предложил мне десять фунтов. Я… как видите, я не очень богат, и это было большим искушением, да и я не видел в этом никакого вреда. Я сказал ему, что ему придется надеть форму... зеленый пиджак, вы знаете... и в конце он заплатил мне десять фунтов, и я отдал ему камзол. О, да… я сказал ему, что после приема в саду у нас еще одно выступление, а он ответил, что мы встретимся на станции, когда оркестр вернется, а сумку со своим собственным костюмом он оставит в камере хранения, и мы сможем переодеться. Конечно, вчера вечером я пришел на вокзал и встретил оркестр, но моего заместителя там не оказалось. Я сыграл в своей обычной одежде – Бродуотера это немного расстроило, но это не моя вина. Детектив поднял глаза: – Хотелось бы найти ту сумку, она могла бы оказаться полезна. – Она была у него с собой. – Здесь? – Да, он спрятал в нее зеленый камзол. Хотя, может, это и не та самая сумка, но она у него была. – Можете описать ее? – Маленькая светло-коричневая сумка – думаю, она называется «Гладстон».[3] Я обратил на нее внимание, поскольку с одной стороны она была испачкана – словно на нее пролили чернила. Как вы думаете, я смогу вернуть камзол? Понимаете, мы должны сами покупать себе форму, а она дорогая. Подумав о камзоле, детектив печально улыбнулся. В сообщениях прессы не упоминалось о том, что Нейланд был в камзоле. – Да, вы сможете вернуть его, но, боюсь, обнаружите его немного поврежденным. Он промок в воде и порван. – Как же он порвался? – Об этом вы узнаете позже. Странно, – добавил он, обращаясь частично к самому себе. – Либо он лгал и вовсе не собирался оставлять сумку в камере хранения, либо он чертовски хладнокровен: в Копплсуик он отправился с явным намерением воткнуть кинжал в Нейланда, а потом спокойно вернуться вместе с оркестром и отдать вам зеленый камзол. Но это не вписывается в произошедшее на деле. Да еще и то, что Нейланд носил его… Мистер Энсти, большое спасибо за все, что вы мне рассказали. И еще – он, случайно, не оставлял вам свой адрес? – О, нет, – покачал головой Энсти. – Он даже не упоминал его. – Хорошо. Думаю, это все, что вы могли сообщить мне. Толстячок поднялся на ноги. – И вы не обвиняете меня? Так вы не думаете… – Послушайте, – мягко перебил его Рингвуд. – Вам нечего бояться. Вы должны дать показания на дознании, а когда мы поймаем того прощелыгу, что должно быть вскоре, вам, конечно, предстоит выступить как свидетель обвинения. Но ваши показания предельно просты. Сами вы не сделали ничего плохого и не должны волноваться. Единственное, чего вы должны ожидать, так это нашествия газетчиков, которые захотят узнать у вас подробности. Это вполне естественно. – Буду держаться от них подальше, – ответил коротышка, пожимая руку Рингвуду. – Большое спасибо, что пришли. Вы очень успокоили меня. – И еще одно, – сказал детектив уже на пороге. – Вы сможете узнать того человека, если еще раз увидите его? – Я узнаю его по бороде. – У него ее больше нет. Что-нибудь еще? – Д-да, думаю, да. У него на редкость черные глаза и кустистые брови. И я должен узнать его голос. – Ну, если вы случайно встретите его, то обратитесь к ближайшему полицейскому. Но это маловероятно. Доброго утра, мистер Энсти, и еще раз большое спасибо. Глава IV Снова вернувшись в такси, Рингвуд отправился на вокзал Мэрилебон – конечную станцию от Сидбери. Надежда найти там саквояж, упомянутый Энсти, была минимальной – детектив ни на секунду не поверил, что она вообще была там на хранении, но, тем не менее, считал своим долгом проверить. Мэрилебон – самый тихий вокзал в Лондоне, а его камера хранения – самая маленькая по сравнению с другими станциями. Найдя смотрителя, детектив объяснил ему свою цель, и они вместе пошли в камеру хранения. – Можете осмотреться, – сказал смотритель. – Эй, Робсон, – обратился он к служащему, – ответь на вопросы этого джентльмена. – Да, сэр? – спросил служащий. – Полагаю, вы не сможете сказать, заметили ли вы человека в плаще, накинутом на зеленый камзол? Он оставил здесь вчера небольшой коричневый саквояж. – Нет, не смогу, – покачал головой служащий. – А в какое время это было? – Не знаю точно, но до поезда на Сидбери в 2:10. – В то время я был на службе. Так что если его не забрали, то он должен быть где-то здесь, – и он указал на стеллажи в комнате. На них оказалось несколько коричневых саквояжей. И на одном из них было чернильное пятно. Служащий посмотрел на бирку. – Да, его сдали на хранение вчера после полудня. Это видно по номеру. Детектив взял саквояж с полки и нажал на кнопку. Он оказался не заперт и сразу же открылся. Внутри были пиджак из темной, невзрачной ткани и чистый платок. А больше ничего. Детектив принялся заинтересованно изучать карманы пиджака, но разочарованно хмыкнул. Они были пусты. Затем он обратился к платку. Тот дал ему чуть больше информации. На его углу были инициалы: «М. Г.» – Теперь послушайте, – сказал он смотрителю, пряча пиджак и платок обратно в саквояж. – Я не думаю, что он окажется таким глупцом, что попытается получить эти вещи. Но если кто-то придет с квитанцией, то его следует задержать. – Конечно, мы это устроим, – пообещал станционный смотритель. Рингвуд снова взял такси, велев водителю отвезти его в Скотленд-Ярд. Он был очень озадачен. Если этот неуловимый музыкант отправился в Копплсуик с явным намерением убить Феликса Нейланда, то почему он так тщательно подготовил сменный костюм в Мэрилебоне? То, что он был убийцей, сомнению не подвергалось. Казалось, что единственный ответ на этот вопрос заключался в том, что его первоначальный план потерпел неудачу, так как после убийства преступник внезапно испугался. Но снова встает эта дикая загадка: «Почему Феликс Нейланд был в камзоле?». В анналах такое было неслыханным: чтобы убийца и жертва так причудливо поменялись одеждой. Зачем? И если убийца намеревался вернуть камзол Энсти (как, судя по всему, и было), то каким образом ему удалось надеть этот броский костюм на Нейланда? И снова – зачем? С такими мыслями он прибыл в Скотленд-Ярд. Объяснив свою задачу, он был препровожден в кабинет, где его принял радушный инспектор в штатской одежде. – Ах, – сказал он. – Я не удивлен, что вижу вас. Подозреваю, вы по копплсуикскому делу? Еще не поймали того парня? – Нет, но мы должны это сделать.