И вновь он удостоился подозрительного взгляда. – Потому что в половину второго ночи Летеритт был убит, а его комната подверглась тщательному обыску. Леон во все глаза уставился на суперинтенданта. – Убит? А вы уже взяли убийцу? – спросил он наконец. – Нет, но возьмем непременно. Констебль видел, как он спускался по водосточной трубе. Очевидно, он проник в комнату Летеритта через окно, и тогда полиция решила обыскать весь дом. Им пришлось выломать дверь в комнату Летеритта, которого они и обнаружили мертвым в постели. По мнению судмедэксперта, его ударили фомкой по голове, и, хотя в обычных условиях подобная травма не могла привести к смерти, при его состоянии здоровья этого оказалось более чем достаточно. Констебль попытался догнать взломщика, но тому удалось затеряться в одном из маленьких переулков, коими изобилует эта часть города. Позже его заметил полисмен на Флит-стрит, когда преступник сидел за рулем небольшого авто, номерной знак которого был заляпан грязью. – Его опознали? – Нет еще. Зато он оставил на окне три отпечатка пальцев, и, поскольку в таких делах он явно не новичок, это почти то же самое, что непосредственное опознание. К нам обратилась городская сыскная полиция, но мы ничем не смогли им помочь, разве что сообщили некоторые подробности относительно прошлой жизни Летеритта. Кстати, я отправил им и ваши отпечатки. Надеюсь, вы не возражаете. Леон широко улыбнулся. – Ничуть! – заявил он. После ухода офицера полиции он поднялся наверх, чтобы поделиться новостями с двумя своими друзьями. Однако самое поразительное известие поступило, когда они сидели за столом и завтракали. Прибыл Медоуз. Они увидели, как ко входу подъехало его авто, и Пуаккар отправился вниз, чтобы впустить его. Суперинтендант вошел в маленькую комнату, и с первого взгляда стало ясно, что его буквально распирает от возбуждения. – Вот вам загадка, которую не сможете разгадать даже вы, джентльмены, – начал он. – Известно ли вам, что сегодня трагический день для Скотланд-Ярда и его системы опознания? Это означает полный крах метода, с таким трудом создававшегося… – О чем вы говорите? – прервал его Манфред. – О системе отпечатков пальцев, – ответил Медоуз, и Пуаккар, для которого метод идентификации преступников по отпечаткам пальцев был сродни божественному откровению, ахнул и с открытым ртом уставился на него. – Мы обнаружили двойника, – продолжал Медоуз. – Отпечатки на стекле, вне всякого сомнения, принадлежат Джо Бенталлу – но Джо Бенталл отбывает первую часть своего десятилетнего срока в тюрьме графства Уилфорд! Повинуясь наитию, Манфред обернулся и взглянул на своего друга. Глаза Леона сверкали торжеством, а худощавое лицо расплылось в радостной улыбке. – Человек, который пел в церкви! – негромко проговорил он. – Это самое замечательное дело, с коим мне когда-либо приходилось сталкиваться. А теперь присаживайтесь, мой дорогой Медоуз, и позавтракайте с нами! Нет-нет, присаживайтесь. Я хочу услышать о Бенталле. Можно ли мне увидеться с ним? Медоуз во все глаза уставился на него. – И какой в этом прок? Говорю вам, такого удара мы еще не получали. Более того, когда предъявили констеблю фотографию Бенталла, он опознал в нем человека, которого видел спускающимся по водосточной трубе! Я уже решил было, что Бенталл сбежал, и позвонил в тюрьму. Но нет, он там, сидит как миленький. – Я могу увидеть Бенталла? Медоуз заколебался. – Да… Думаю, это можно устроить. Кажется, министр внутренних дел расположен к вам, не так ли? Очевидно, так оно и было, поскольку в полдень Леон Гонсалес уже направлялся в тюрьму Уилфорд, причем, к полному своему удовлетворению, ехал он туда один. Тюрьма Уилфорд представляла собой небольшое исправительное учреждение, где содержались осужденные на долгие сроки арестанты, демонстрирующие примерное поведение и обладающие навыками переплетного и печатного дела. В Великобритании существует несколько «ремесленных» тюрем: в Мейдстоуне сидят «печатники», в Шептоне – «красильщики», где заключенные могут найти применение своим прежним способностям. Старший тюремный надзиратель, с которым у Леона состоялся обстоятельный разговор, сообщил ему, что Уилфорд вскоре должны закрыть, а отбывающих наказание – перевести в Мейдстоун. О грядущих переменах он говорил с нескрываемым сожалением. – У нас полно славных парней – они не доставляют нам никаких неприятностей и потому сидят без хлопот. Вот уже много лет у нас не было ни единого случая нарушения дисциплины. Даже ночью здесь дежурит всего один офицер – что должно дать вам представление о том, как тут спокойно. – И кто же дежурил прошлой ночью? – осведомился Леон. Неожиданный вопрос явно выбил старшего тюремного надзирателя из колеи. – Мистер Беннетт, – сказал он, – однако сегодня он занедужил, с ним приключилось разлитие желчи. Вот странно, что вы спросили: я только что навещал его. К нам поступил запрос насчет того заключенного, которого вы собрались допрашивать. Бедный старина Беннетт слег в постель с ужасной головной болью. – Я могу повидать начальника тюрьмы? – спросил Леон. Старший надзиратель покачал головой. – Он отбыл в Дувр вместе с мисс Фолиан, своей дочерью. Она отправляется на континент. – Мисс Гвенда Фолиан? Старший надзиратель согласно кивнул, и Гонсалес задал новый вопрос: – Это та самая леди, которая учится на доктора? – Она уже выучилась на доктора, – многозначительно отозвался его собеседник. – Да вот, к примеру, когда Бенталл едва не отдал концы от сердечного приступа, она спасла ему жизнь – он работает в доме начальника и, по-моему, готов пожертвовать правой рукой за то, чтобы прислуживать молодой леди. У некоторых из этих парней – добрая душа! Они стояли в главном тюремном корпусе. Леон окинул взглядом мрачную галерею стальных балкончиков и крошечных смотровых окошек. – Полагаю, именно здесь сидит ночной надзиратель? – поинтересовался он, кладя ладонь на высокий стол, рядом с которым они остановились, – а эта дверь ведет… – На половину начальника тюрьмы. – И, полагаю, мисс Гвенда частенько пользуется ею, дабы угостить ночного дежурного чашечкой кофе с сэндвичем? – беззаботно добавил Леон. Но старший надзиратель увильнул от прямого ответа. – Это было бы нарушением распорядка, – заявил он. – Итак, вы хотели повидать Бенталла? Но Леон покачал головой и негромко ответил: – Не думаю. – Где такой мерзавец, как Летеритт, мог петь в церкви на Рождество? – задал вопрос Леон своим компаньонам, посвящая их в подробности этого дела. – В одном-единственном месте – в тюрьме. Отсюда вытекает, что наша мисс Браун в ней бывала: начальник тюрьмы с семейством непременно должен посещать церковь. Летеритт «не остался у них» – срок его заключения близился к концу, и его должны были отправить в Уилфорд, чтобы потом освободить. Бедняга Медоуз! Вся его вера в отпечатки пальцев рухнула, поскольку освобожденный арестант сдержал слово и отправился добывать письма, с которыми оплошал я, пока одурманенный мистер Беннетт спал за своим столом, а вместо него тюрьму охраняла мисс Гвенда Фолиан! 10. Леди из Бразилии Полет начался под проливным дождем и продолжился в тумане. Затем над сушей началась болтанка, ставшая нелегким испытанием для пассажиров, страдавших от воздушной болезни. Достигнув Ла-Манша, пилот снизился почти до двух сотен футов. А потом в салон вышел стюард и заорал, перекрикивая рев двигателей: – Мы приземляемся в Лимпне… в Лондоне густой туман… в столицу вас доставят дилижансами… Манфред подался вперед, к леди, что сидела по другую сторону узкого прохода. – Вам повезло, – сказал он, понизив голос, чтобы его не услышал кто-то еще. Достопочтенная миссис Пиверси, поднеся лорнет к глазам, хладнокровно уставилась на него. – Прошу прощения? Вскоре они совершили безупречную посадку и, спускаясь по трапу пассажирского самолета из Парижа, Манфред предложил руку очаровательной леди, дабы помочь ей сойти на землю. – Вы говорили что-то насчет… Стройная, симпатичная дама смотрела на него с нескрываемой холодностью и дерзким высокомерием. – Я говорил, вам повезло в том, что мы приземлились именно здесь, – сказал Манфред. – Вас зовут Кэйтлин Зилинг, но вы больше известны под именем Кларо Мэй, и в Лондоне вас поджидают два детектива, чтобы допросить по поводу жемчужного ожерелья, пропавшего в столице три месяца назад. Так уж вышло, что я очень хорошо понимаю французский и собственными ушами слышал, как двое джентльменов из Сюрте обсуждали ваше будущее перед самым нашим вылетом из Ле-Бурже. Взгляд женщины утратил изрядную долю высокомерия, зато теперь в нем прибавилось беззаботности. Очевидно, пристальное внимание мужчины, сообщившего ей столь тревожную информацию, не оставило у нее сомнений в его добрых намерениях. – Благодарю вас, – легкомысленно отозвалась она, – но я ничуть не обеспокоена. Судя по всему, вы имели в виду Фенникера и Эдмондса. Я отправлю им каблограмму и назначу встречу в своем отеле. Хотя вы нисколько не похожи на шпика, но, очевидно, все-таки являетесь таковым? – Не совсем, – улыбнулся Манфред. Она как-то странно покосилась на него. – Для копа вы и впрямь выглядите чересчур честным. Со мной все будет в порядке, но тем не менее позвольте поблагодарить вас еще раз. Ему явно давали понять, что разговор окончен, и все же Манфред не собирался отступать. – Если вы столкнетесь с неприятностями, я был бы рад вашему звонку. – Он протянул женщине свою визитную карточку, на которую она даже не взглянула. – А если вы задаетесь вопросом, чем вызван мой интерес, то я всего лишь хочу сообщить вам, что около года назад мой очень близкий друг непременно погиб бы от рук банды Фуре, застигшей его врасплох на Монмартре, однако вы весьма кстати пришли ему на помощь. Теперь уже, вздрогнув от изумления, она скользнула взглядом по визитке и переменилась в лице. – Вот как! – промолвила, явно испытывая неловкость. – Я и подумать не могла, что вы один из них… «Четверых Благочестивых». При одной лишь мысли о вас, джентльмены, у меня кровь стынет в жилах! Леон как-там-его… итальянец, кажется… – Гонсалес, – договорил за нее Манфред, и она кивнула.