– Точно! Теперь дама смотрела на него уже с явным интересом. – Честное слово, с жемчугами не будет никаких проблем. Что до вашего приятеля, то это он спас меня. Он бы не стал вмешиваться в бандитские разборки, но специально вышел из кабаре помочь мне. – Где вы остановитесь в Лондоне? Она назвала ему адрес, и в эту минуту к ним подошел таможенник, так что разговор прервался сам собой. Больше Манфред ее не видел – в закрытом экипаже, на котором он ехал в Лондон, ее не было. По правде говоря, Манфред не горел желанием встретиться с ней вновь. Любопытство и стремление оказать поддержку той, что в свое время очень посодействовала Гонсалесу – в тот момент его славный друг провел блестящую операцию по разоблачению сети фальшивомонетчиков в Лионе, – вот что подтолкнуло его к этому мимолетному разговору. Манфред не сочувствовал преступникам и не презирал их. Он знал: Мэй – международная мошенница, причем крупного масштаба, и его вполне устраивала мысль, что за ней надежно присмотрит английская полиция. Но уже по пути в Лондон он пожалел о том, что не расспросил ее хорошенько насчет Гэрри, хотя они, скорее всего, даже не встречались. Джордж Манфред, по всеобщему мнению, главное действующее лицо и вдохновитель организации, известной под именем «Четверо Благочестивых», за свою жизнь удалил из организма общества двадцать три социальные язвы. Война даровала ему с коллегами помилование за все правонарушения, известные и предполагаемые. Но в обмен на прощение власти взяли с него клятву блюсти дух и букву закона, которой он не только свято придерживался сам, но и требовал этого от своих компаньонов. И лишь однажды Джордж пожалел о том, что заключил подобное соглашение, это случилось именно тогда, когда в его поле зрения оказался Гэрри Лексфилд. Гэрри жил по другую сторону закона. Ему было около тридцати лет, он был высоким, с честным, открытым лицом и довольно привлекательной внешностью. Женщины считали его обаятельным, хотя обходился он с ними безжалостно; милые, приятные люди приглашали его в свои дома – он даже дорос до совета директоров одной хорошо известной компании из Вест-Энда. Первое столкновение Манфреда с Гэрри произошло из-за совершеннейшего пустяка. Мистер Лексфилд оказался вовлеченным в жаркий спор на углу Керзон-стрит, где у него была квартира. Возвращаясь как-то поздним вечером домой, Джордж приметил мужчину и женщину, которые разговаривали между собой, причем мужчина яростно жестикулировал и почти кричал, а женщина испуганно возражала ему. Он прошел мимо, думая о том, что это одна из тех ссор, в которые здравомыслящему человеку лучше не вмешиваться, как вдруг услышал звук удара и слабый вскрик. Обернувшись, он увидел, что женщина согнулась и вцепилась обеими руками в ограждение. Быстро вернувшись назад, Джордж спросил: – Вы ударили женщину? – Не твое собачье дело… Манфред сбил его с ног и перекинул через ограждение в воду. А когда оглянулся, понял, что женщина исчезла. – Я ведь мог убить его, – покаянно сообщил Джордж, но раскаяние Манфреда показалось чрезмерным даже Леону Гонсалесу. – Но вы же этого не сделали… Что все-таки произошло? – Когда я увидел, как он поднимается на ноги, и понял, что ничего не сломал ему, то бросился бежать, – признался Манфред. – Пожалуй, мне все-таки надо сдерживать подобные порывы. Наверное, приближающаяся старость помутила мой рассудок. Если Пуаккар считался знатоком грязного мира организованной преступности, то Манфред слыл живой энциклопедией относительно того, что касалось аферистов и мошенников высшей пробы. Но по какой-то причине он не знал мистера Лексфилда. Наведя справки, Леон просветил своего друга на его счет. – Лексфилда вышвырнули вон из Индии и Австралии. В Новой Зеландии он всего лишь «объявлен в розыск», если вздумает туда вернуться. Он специализируется на двоеженстве в семьях, которые слишком влиятельны, чтобы позволить себе оказаться замешанными в скандале. Лондонским аферистам известен только по слухам. У него есть настоящая жена, последовавшая за ним в Лондон, и, скорее всего, именно она стала причиной его появления здесь. Мистер Гэрри Лексфилд сорвал королевский куш, ему сопутствовала удача, поскольку совершенно незаметно и под чужим именем он взошел на борт «Монровии» в Сиднее. Он обладал обаянием и привлекательностью, которые на три четверти обеспечивают успех любого жулика. И уж, во всяком случае, именно обаяние помогло ему выманить три тысячи фунтов из карманов двух состоятельных австралийских землевладельцев, кроме того, привлекло к нему дочь одного из них, как оказалось впоследствии, выдававшего себя за другого. Внешность обманчива. На сушу Гэрри сошел уже помолвленным: к счастью для всех заинтересованных лиц, его будущая супруга слегла в день прибытия с прозаическим приступом аппендицита. Однако прежде чем она покинула частную лечебницу, он выяснил, что грубовато-добродушный богатый скотовод, ее отец, не только не является миллионером, но и пребывает в крайне стесненных финансовых обстоятельствах. Между тем удача по-прежнему сопутствовала Лексфилду: визит в Монте-Карло принес ему очередное маленькое состояние, которое, впрочем, он не выиграл за карточным столом. Здесь он встретил и обольстил Эльзу Монарти, воспитанницу католической женской школы при монастыре, однако, она и сама была не прочь соблазниться. Сестра, единственная ее родственница, отправила девушку в Сан-Ремо – по случайному совпадению, та тоже поправляла здоровье после недуга. И, оказавшись за пределами благочестивого заведения, она встретила симпатичного мистера Лексфилда – которого тогда звали совсем не так – в огромном вестибюле ночного клуба. Ей нужен был входной билет, поэтому галантный Гэрри со всей душой пришел ей на помощь. Она рассказала ему о своей сестре, управляющей и совладелице крупной дамской швейной мастерской на Рю де ля Пэ. Ответив доверием на доверие, Гэрри поведал ей о своих богатых и титулованных родителях, вслед за чем описал собственную жизнь, тоже выглядевшую волшебной. Когда он вернулся в Лондон один, то обнаружил, что его весьма назойливо и некстати преследует особа, которая единственная в мире имела право носить его фамилию – Джексон, – упрямая, пусть и привлекательная женщина, не питавшая к нему особой привязанности, но горевшая желанием ради двух его брошенных на произвол судьбы детей вернуть хотя бы часть состояния, благополучно промотанного им. Причем свое упрямство она продемонстрировала ему в тот момент, как он, если бы не свойственная ему мелочность натуры, уже готов был заплатить ей деньги, лишь бы только избавиться от нее. Это случилось через неделю после шокирующего случая, когда Лексфилд понял, что его бесцеремонно швырнули через довольно-таки высокое ограждение прямо на благословенное мелководье, и он все еще хромал, в то время как Леон Гонсалес, приступивший к расследованию дела Гэрри, принес домой полное описание множества его злодеяний. – Если бы я знал об этом заранее, то зашвырнул бы его на глубину, – с сожалением высказался Манфред. – Однако странность заключается в том, что, стоило мне поднять его в воздух – такой фокус вам по-прежнему недоступен, Леон, – как я вдруг ощутил заразную тлетворность этого типа. Нам придется приглядывать за мистером Гэрри Лексфилдом, и отнюдь не из дружеского расположения. Где он остановился? – У него роскошные апартаменты на Джермин-стрит, – ответил Леон. – Прежде чем вы заявите, что в этом районе не может быть роскошных апартаментов, я хотел бы заметить – они лишь кажутся таковыми. Этот джентльмен настолько меня заинтриговал, что я завернул в Ярд и поболтал с Медоузом. Тому известно о нем все, но вот уликами, такими, чтобы предъявить их суду, он не располагает. У этого малого куча денег – у него счета в Лондонском и «Южном» банках, а сегодня днем он приобрел себе авто. Манфред задумчиво кивнул. – Очень нехороший человек, – сказал он. – Есть ли возможность разыскать его супругу? Полагаю, та несчастная леди, которая была с ним… – Она проживает на Литтл-Тичфилд-стрит и называет себя миссис Джексон, так что, скорее всего, нашего друга зовут именно так. Во всяком случае, Медоуз в этом уверен. Мистер Гэрри Лексфилд был слишком умным человеком, чтобы не понимать, что находится под наблюдением; между тем совершаемые им проступки практически исключали возможность изобличения. Его приятные манеры и авто, плюс тщательно подстроенный инцидент с собственным яликом на одном из верхних притоков Темзы обеспечили Лексфилду вступление и почетное членство в одном очень эксклюзивном речном клубе; а отсюда уже оставался всего шаг до гостиных тех домов, которые при иных обстоятельствах были бы ему недоступны. Он выгодно провел месяц, познакомив двух состоятельных биржевых маклеров с австралийским покером, в котором ему решительно не везло на протяжении пяти вечеров подряд, так что он проиграл шестьсот фунтов своим гостям, и они чувствовали вину перед ним. Но, как оказалось, в извинениях решительно не было нужды: на шестой и седьмой дни, сколь бы невероятным это ни представлялось, Лексфилд положил себе в карман бóльшую часть из пяти тысяч фунтов и оставил своих хозяев под впечатлением, будто крайне сожалеет о том, что поспособствовал их проигрышу. – Очень интересно, – заметил Манфред, когда ему сообщили об этом. Но как-то вечером, ужиная в отеле «Ритц-Карлтон» с одним молодым человеком, знакомства с которым Гэрри добивался, он увидел шанс всей своей жизни. – Вы знаете ее? – негромко спросил Лексфилд у своего спутника. – Эту леди? О да, еще бы! Я знаком с ней уже несколько лет. Она останавливалась с моими родителями в Сомерсете – ее зовут мадам Веласкес. Она вдова ужасно богатого типа из Бразилии. Мистер Лексфилд вновь окинул оценивающим взором смуглую красавицу, сидевшую за соседним столиком. Пожалуй, драгоценностей на ней все-таки было слишком много, чтобы потрафить его утонченному вкусу. Бандаж из бриллиантовых браслетов облегал ее руку от кисти до локтя; огромный изумруд переливался в окружении бриллиантов у нее на груди. Одета она была безукоризненно и держалась с царственным величием. – Она невероятно богата, – продолжал без умолку болтать его информатор. – Мой полковник, знающий ее куда лучше меня, говорил мне, что супруг оставил ей шесть миллионов фунтов – люди не должны владеть столь сумасшедшими деньгами. Это и впрямь было безнравственно, подумал Гэрри Лексфилд, что у кого-то имеются в наличии такие деньги, от которых он не может «урвать» свою долю. – Я бы хотел познакомиться с ней, – сказал он, и минутой позже представление состоялось, так что перед лицом куда более заманчивой добычи Гэрри позабыл о своем намерении пощипать тем вечером молодого гвардейца. Он обнаружил, что она исключительно привлекательная особа. Ее английский, хотя и не совсем правильный, был весьма недурен. Казалось, она тоже рада знакомству с ним. Он потанцевал с ней дюжину раз, затем испросил разрешения нанести ей визит утром. Увы, она сообщила, что уезжает в собственное сельское поместье в Ситон-Деверел. – Вот странность, – заметил он, одарив ее своей самой ослепительной улыбкой. – В ближайшую субботу я как раз буду проезжать Ситон-Деверел. К его радости, она проглотила наживку. В субботний полдень авто Гарри помчалось по длинной подъездной аллее к Ханфорд-Хаусу. Неделей позже Леон принес сногсшибательные известия. – Этот малый обручился с богатой южноамериканской вдовой, Джордж. Дело зашло слишком далеко. Давайте устроим оргию беззакония – похитим мерзавца и посадим его на корабль, перевозящий скот. Я знаю одного типа на Ист-Индиа-Док-роуд, который провернет это дельце всего за пятьдесят фунтов. Но Манфред лишь покачал головой. – Я намерен повидаться с Медоузом, – сказал он. – У меня есть одна идея насчет того, как нам прижать этого господина. Мистер Гэрри Лексфилд отнюдь не пребывал на седьмом небе от радости, на которое предположительно возносятся все счастливые влюбленные; но он был чрезвычайно доволен собой, глядя, как заканчивают сервировать для предстоящей трапезы обеденный стол в его квартире. Мадам Веласкес с трудом поддалась на уговоры, проявила необычайную подозрительность и даже потребовала познакомить ее с его родителями, те, однако, весьма удачно отбыли осмотреть свои огромные поместья в Канаде. – Я делаю весьма серьезный шаг, Гэрри, дорогой, – заявила она, с сомнением покачивая своей очаровательной головкой. – Разумеется, я очень сильно люблю тебя, но при этом ужасно боюсь мужчин, коим нужны одни только деньги, а вовсе не любовь. – Дорогая, я не нуждаюсь в деньгах! – пылко вскричал он. – Я уже показывал тебе свою расчетную книжку: в банке у меня лежит девять тысяч фунтов наличными, а кроме того, я владею поместьями. Но она лишь небрежно махнула рукой. Мадам была обладательницей весьма своеобразного темперамента, и ее расположение духа менялось буквально ежечасно. К его вящей досаде, она явилась на ужин в сопровождении дуэньи – девушки, не знавшей по-английски ни слова. Однако мистер Лексфилд был очень терпеливым мужчиной и потому сумел скрыть свой гнев. Между тем она сообщила ему такие новости, которые заставили его позабыть о присутствии дуэньи. Когда они потягивали кофе в его чересчур пышной маленькой гостиной, она сказала ему: – Сегодня я встретила очень милого мужчину. Он пришел в мой дом в деревне. – Он оказался не только мил, но и удачлив, – улыбнулся Гэрри, на самом деле вовсе не чувствовавший себя таким уж счастливчиком. – И он говорил о тебе, – улыбнулась она в ответ. Гэрри Лексфилд моментально насторожился. Никто в Англии не знал его настолько хорошо, чтобы сделать предметом обсуждения. А если все-таки знал, обсуждение это шло явно не в его пользу. – И кто же это был? – осведомился он. – Сей джентльмен изъяснялся на прекрасном испанском, а его улыбка была само очарование! И он наговорил мне столько забавных вещей, что я все время смеялась. – Бразилец? – продолжал допытываться он. Мадам Веласкес покачала головой. – В Бразилии мы говорим по-португальски, – возразила она. – Нет, сеньор Гонсалес… – Гонсалес? – быстро переспросил Лексфилд. – Уж не Леон ли Гонсалес? Один из этих свине… «Троих Благочестивых»? Она выразительно приподняла брови. – Так ты их знаешь? В ответ он рассмеялся. – Я слышал о них. Мерзавцы, которых следовало бы давным-давно повесить. Они – убийцы и воры. И у них достало наглости нанести тебе визит! Полагаю, он наговорил обо мне всяких гадостей? Правда же заключается в том, что вот уже много лет я остаюсь их врагом…