— Такие пуговицы, — отозвался Петрашевич, — я видел на мужских меховых куртках, они были в прошлом году в продаже, мой брат такую купил... Через час мы собрались в кабинете председателя сельсовета, чтобы обменяться мнениями, наметить план работы. Первым взял слово Гурин. — Итак, — сказал он, — возникает несколько версий, которые требуют немедленной проверки. Первая. Убийство мог совершить человек, застигнутый сторожем Радкевичем в момент кражи комбикорма из амбара. Комбикорм для уток был завезен на ферму позавчера, и, по словам заведующей фермой, в амбаре недостает мешков десять этого корма. Необходимо установить человека, ездившего на ферму нынешней ночью. Этим займется начальник уголовного розыска майор Козловский. Далее. Надо поработать среди механизаторов: такие молотки имеются в комплектах инструмента для комбайнов и тракторов. Не исключается и следующий вариант: с Радкевичем могли расправиться из мести или на почве неприязненных отношений. Этими вопросами займемся мы с подполковником Синичкиным. Для работы по раскрытию убийства нужно подключить еще людей из отдела, общественных помощников. Следует в первую очередь проверить ранее судимых за убийство, алкоголиков, тунеядцев... — Хорошо, что вы, Борис Борисович, напомнили о тунеядцах, — поднялся со стула Козловский. — Живет тут у нас в поселке Фабричном Василий Шапашников. Два года назад приехал из Магадана, привез с собой солидную сумму денег и загулял. Несколько раз устраивался на работу, но долго нигде не задерживался — или сам уходил, или увольняли за прогулы и пьянство. — Это сын учителя Михаила Васильевича Шапашникова? — спросил я. — Да, сын Шапашникова. Старик сейчас уже на пенсии. Так вот, Василий Шапашников, как мне рассказали сегодня женщины-птичницы, в последние дни неожиданно завел дружбу с Радкевичем. С чего бы это? Ведь раньше они были только знакомы... — Хорошо, Вадим, — кивнул я. — К старику Шапашникову подъеду сам. Что у тебя еще? — Еще мне птичницы рассказали, что у Радкевича в последнее время появились деньги. На днях он предлагал Ванде Сикорской сотню, если она пустит его к себе на ночь, показал кошелек. Там было несколько сотенных и четвертных купюр... — Да, это уже интересно! — Борис выразительно посмотрел на меня, добавил: — Может, убийство с ограблением? Ведь в карманах убитого Радкевича было только тридцать копеек. Но откуда у него деньги? Надо поговорить с его женой, родственниками, соседями, опросить рабочих птицефермы. Кстати, и убийство-то, вероятно, произошло в проходной фермы — там кровью залит стол, есть кровь и на полу. Труп или, может, еще живого Радкевича выволокли во двор... Короче говоря, товарищи, — подвел итоги совещания Гурин, — работы впереди у нас много. Будем отрабатывать намеченные версии, их пока три, думаю, появятся и другие. 3 В кабинет председателя сельсовета вошел майор Козловский, доложил: — Человека, ездившего ночью на лошади к ферме, мы установили, Игорь Иванович. — Кто он? — Песняк Викентий Павлович, подвозчик кормов молочно-товарной фермы. Семь мешков комбикорма обнаружили в его сарае. Но в краже не сознается, говорит, комбикорм купил вчера у незнакомого шофера... — Сани и лошадь разыскали? — Да. Стояли на молочно-товарной ферме. Лошадь тоже там. На ней и работает Песняк. По следам лошади и саней мы и пришли к его дому. — Где Песняк? — Ждет в коридоре. — Давай его сюда. Козловский вышел и через минуту пропустил в дверь кряжистого мужчину в засаленной фуфайке и старой меховой шапке. Песняк из-под насупленных бровей бросил на меня быстрый, настороженный взгляд и молча опустился на предложенный стул, сдернул с головы шапку, провел ею по широкоскулому небритому лицу и опустил голову, вздохнул. Я пробежал глазами протокол обнаружения комбикорма в сарае Песняка, отложил его в сторону, спросил: — Ну, что скажете, Викентий Павлович? Песняк зыркнул на меня глазами, отвернулся, буркнул: — А что говорить? Каюсь, бес попутал... — Рассказывайте, как совершили кражу комбикорма. — Я не крал. Комбикорм купил у незнакомого шофера. Он вчера подъехал к моему дому и предложил купить семь мешков по сходной цене... — И номера машины, конечно, не запомнили, шофера тоже, — едко усмехнулся в холеные усы Козловский. Песняк неожиданно разозлился. — А вы не ерничайте, товарищ майор! — повысил он голос. — Я не от хорошей жизни пошел на нарушение законов. На прошлой неделе ваши работники обнаружили у меня дома десять буханок хлеба, составили протокол, и я получил штраф на сто рублей за скармливание хлеба скоту. А чем прикажете кормить кабанов? Комбикорма в продаже нет, а одной картошкой скотину не прокормишь, да и не хватает ее, картошки-то! А я каждый год по три кабана держал, одного для семьи убивал, а двоих государству сдавал. И мне было подспорье — строиться начал, а это денег требует, — и государство не в убытке, сало-то и в городе любят! Теперь я умнее стал: хлеб в магазине не покупаю. Одного кабана для себя сумею прокормить, а вот что будете делать вы, городские, не знаю. Заметили, что после выхода Указа об усилении борьбы с нетрудовыми доходами свинина исчезла с прилавков мясных магазинов? А почему? Да потому, что начали рубить сук, на котором сами сидите — только в Ятвези в этом году более тридцати хозяев оштрафовали за то же скармливание скоту хлеба, а взамен его никакого корма не даете. Вот и сократилось поголовье свиней, да и не только их... — Помолчав, Песняк уже тише добавил: — Извините, я, конечно, не против Указа, но надо же с умом подходить к его выполнению. Не от хорошей жизни в пойло хлеб примешиваем... Песняк замолчал, отвернулся к окну, небритая щека его нервно подергивалась. Молчали и мы с Козловским. Подобные высказывания сельских жителей мне уже доводилось слышать. Действительно, население кормами для скота обеспечивается крайне плохо и основная вина тут не только торгующих организаций, но в первую очередь местных органов власти, не проявивших расторопности в увеличении производительности мельзаводов, мельниц и других предприятий... — И все-таки, Викентий Павлович, где вы взяли семь мешков комбикорма? — нарушил я затянувшееся молчание. — Я уже сказал... — Послушайте, Викентий Павлович. Возле амбара на птицеферме вы немало наследили. Именно по следам саней мы и вышли на вас. Да и экспертиза без особого труда докажет, что изъятый в вашем сарае и хранящийся в совхозном амбаре комбикорм по своему составу окажется однородным. Смекаете? Скажу больше: есть основания подозревать вас в убийстве сторожа Радкевича. Не потому ли вы и боитесь признаться, что комбикорм из амбара птицефермы? — Меня?.. В убийстве?! — отшатнулся Песняк. — А как вы думали? — хлопнул ладонью по столу Козловский. — Ночью вы были на месте убийства, но всячески отпираетесь! Почему? Если не причастны к тяжкому преступлению, тогда почему скрываете кражу комбикорма? Подумав, Песняк глухо сказал: — Комбикорм я не крал, мне его Радкевич дал. — Радкевич? — удивленно переспросил Козловский. — Ну-ну? — Хорошо, я расскажу, как все произошло. Позавчера в магазине я встретил Радкевича. С утра он был уже под хмельком. Я купил селедку, две банки консервов, хлеб, и мы вышли с Радкевичем из магазина. Радкевич еще поддел меня, дескать, чего только две буханки хлеба купил, испугался, что опять оштрафуют? Потом он сказал, что может устроить мне пару мешков комбикорма из того, который на днях завезли на птицеферму. Мы зашли ко мне домой, обмыли эту сделку, и Радкевич сказал мне приехать к нему на ферму ночью. Часов в одиннадцать вечера я запряг лошадь и отправился на птицеферму. Радкевич встретил меня возле проходной, пропустил на территорию. Открыл навесной замок на двери амбара и дал мне семь мешков комбикорма. За это я сунул ему бутылку водки и уехал... — За семь мешков только бутылку? — удивился я. — Чего же он так продешевил? — Я потом еще обещал его угостить, — смущенно отозвался Песняк. — Вечером планировали встретиться... Мы уже знали, что из доставленных в амбар для совхозных уток трех тонн комбикорма в ночь убийства оставалось тридцать мешков. Сомнительно, чтобы сторож решился треть из них забрать — назавтра пропажу бы обнаружили. И я сказал Песняку: — Если уж начали говорить правду, Викентий Павлович, то договаривайте до конца. Не мог вам столько комбикорма удружить Радкевич! Сколько он вам дал, ну? — Три мешка. — А остальные вы взяли позже сами, так? — Да. — Когда вы вторично ездили на ферму? — Где-то в половине второго ночи. Но на территорию фермы я не заезжал. Оставил лошадь за забором. Осторожно прошел через проходную. Радкевич, видать, уже опорожнил бутылку и спал за столом. Проволокой я открыл замок на двери амбара (его и Радкевич открывал проволокой), вынес из амбара четыре мешка, перебросил их через забор... — И никого в тот момент не видели на ферме? — Нет, не видел. Я опять тихо прошел через проходную, Радкевич продолжал спать. Погрузил на сани мешки и поехал домой. Я вытащил из папки заключение судмедэксперта, сказал Песняку: — По заключению экспертизы, смерть Радкевича Николая Владимировича наступила между часом и двумя ночи. Что скажете на это? Молчите? Догадываетесь, какой вывод напрашивается из ваших показаний? — Догадываюсь, — буркнул Песняк и опустил голову. — А если догадываетесь, так говорите правду! После долгой паузы Песняк, не поднимая головы, тихо сказал: — Когда я от амбара возвращался к проходной, оттуда выбежал какой-то мужчина и скрылся за углом фермы. — Кто был этот мужчина? — Я не рассмотрел его, клянусь! — Врете! Амбар от проходной в сорока метрах, двор хорошо освещен, да и на проходной горела лампочка. Кто был этот мужчина, говорите! — Господи, зачем мне эти передряги! — неожиданно всхлипнул Песняк и закрыл шапкой лицо, плечи его задрожали. — Вот влип, так влип! А все жадность, будь она проклята!.. — Ладно, перестаньте хныкать! За кражу комбикорма вам, конечно, отвечать придется. Материал на вас из уголовного дела по факту убийства сторожа Радкевича мы выделим и передадим следователю РОВД для решения вашей участи. А сейчас отвечайте на мой вопрос: кто был этот мужчина? — Васька Шапашников. Мы с Козловским переглянулись, и Вадим спросил Песняка: — А вы не могли ошибиться? — Да я его в двух метрах от себя видел, он еще погрозил мне кулаком. Я сперва не придал этому значения, сам испугался, что Васька меня застукал. Заглянул в комнату на проходной, хотел покаяться перед Радкевичем, а он на полу в луже крови лежит... Оформив показания Песняка протоколом допроса свидетеля, мы отпустили его. Нервно расхаживая по кабинету, Козловский сказал: