– Согласен. Только мы как ни рыли, а мотива не нашли. Соседка жаловалась, что они якобы скандалили, а Хмельницкая показала, что это у них просто политические диспуты так бурно проходили. Чернов верил в победу коммунизма, а жена его не очень, но за это сейчас вроде бы не убивают. Вообще она сказала, что семья была дружная, даже «старосветскими помещиками» называла. – Да уж, представить, что Афанасий Иванович прикончил Пульхерию Ивановну, и правда нелегко. – Во-во. – То есть ты зуб даешь, что Марина не была его любовницей? – Даже два. – Откуда такая уверенность? – Или я не опер? – хмыкнул Саня. – Ладно, пусть Чернов конченая мразь, подкатил к дочке друга, но Марине-то этот дед на кой сдался? Она, между прочим, встречалась с мужиком из капстраны, и все у них на мази было. Сама подумай, станет нормальная девчонка рисковать перспективой такого брака ради шашней с какой-то древней мумией, да еще и женатой? – И то правда, – усмехнулась Ирина. – Не волнуйся, мы ее со всех сторон проверили, просто к делу подверстывать не стали, чтобы девке жизнь не ломать. Сама знаешь, то ли он украл, то ли у него украли… – Да, могли бы за рубеж не выпустить. Саня отмахнулся: – За это не переживай. Я так понял, что там жених не просто иностранец, а какая-то шишка с коммунистическим уклоном. Решил бы вопрос, но мог бы и не захотеть хлопотать за какую-то сомнительную дамочку. – Ну вы неплохо, кстати, поработали на защите ее репутации. – На том стоим. – Саня тяжело вздохнул: – Хорошо бы, конечно, если б тело нашли, чтобы этот кошмар для семьи уже закончился. Сын-то ладно, он детей строгает как заведенный, некогда горевать, а муж в депрессии. С этими словами Саня забрал пакет и ушел, забыв, ради чего приходил. Пришлось кричать на всю лестницу «Саня, вернись», чтобы отдать книги. Пока мама беседовала с Саней, Володя был занят очень важным делом – разрисовывал обои в детской комнате, и сильно возмутился, когда она попыталась оторвать от этого процесса. – Лавры Микеланджело не дают тебе покоя, – улыбнулась Ирина, садясь в кресло. Пусть творит, не жалко, главное, чтобы следующему рисовальщику осталось немножко свободного места. В сложных переплетениях линий можно было при желании уловить намек на собачку, а под другим углом казалось, что это бабочка, а может, репка. Притом что Володя рисовал наверняка машинку или автопортрет с гаечным ключом. Все зависит от точки зрения, предыдущего опыта и того, что ты хочешь увидеть. Так и в ее работе, и, похоже, в любой другой профессии. Со стороны случай представляется простым и ясным, а подойди поближе, вглядись поглубже, отбрось мутные очки собственных предрассудков – и откроется совершенно иная картина. Сластолюбивый муж убил старую надоевшую жену, чтобы жить с молоденькой и не делить наследство, – просто и понятно. Настолько логично, что иначе не может быть. А начинаешь выяснять подробности, и история разворачивается на сто восемьдесят градусов, и ты видишь горе человека, потерявшего спутницу жизни. Склочная жена, пытающаяся всеми средствами удержать при себе мужа, оказывается доброй и отважной женщиной, а может быть, даже талантливым писателем. «Ну эта хоть загадка разъяснилась, – пробормотала Ирина тихонько, – никак у меня не соединялись образ Ксении-Авроры и этот донос дурацкий. Вот не могла она его накатать, и точка!» С другой стороны, потому что, черт возьми, всегда есть другая сторона, Чернов ведь съехал жить к какой-то бабе. Ну да, если он много лет дома не живет, куда еще мог он деться? Хорошо бы выяснить его нынешнее местонахождение и нагрянуть под благовидным предлогом. Посмотреть, чем живет, чем дышит, а заодно спросить про рукописи. Которые при обыске, кстати, не нашли. Или не заметили? Нет, исключено. Обыск был предпринят, чтобы найти пропавшую женщину, оперативники каждую бумажку должны были перетрясти. Письма, дневники, блокнотик с кулинарными рецептами, все просмотреть до последней буковки. Вдруг обнаружится послание от любовника с призывом бросить все и ехать к нему по такому-то адресу или предсмертная записка. Рукописи Авроры совершенно точно не остались бы без внимания, а прочитать их и забыть физически невозможно, даже если ты не ценитель печатного слова, запомнишь хотя бы парадокс, что под самым носом у яростного коммуниста создается не менее яростная антисоветчина. Итак, рукописей в доме реально не было. Но если, согласно Саниной версии, Аврора случайно наткнулась на преступника, грабителя или маньяка, то зачем она спрятала свои труды? Она ведь собиралась спокойно вернуться домой и работать дальше. Получается, Илья Максимович убрал весь компромат, вероятно за этим и ездил в Копорье, чтобы спрятать тексты, прежде, чем приглашать милицию в дом. Интересно, понимает ли он, что потерял драгоценное время? Хотя… Ирина вспомнила собственные научные изыскания, когда писала диплом. Если бы ее убили на пике процесса, то родители ни за что не справились бы с задачей чистильщиков. Черновики были заныканы везде – в ящиках письменного стола, под ящиками, под оргстеклом на столешнице, в книгах, в сумочке, в другой сумочке, в кармане пальто и бог знает где еще. И это только жалкий диплом, а у Авроры целые романы, да еще текст, насколько помнится, очень высокого качества, там вся квартира должна в черновиках быть. Этим, кстати, объясняются жалобы Нины Ивановны, что хозяйка все время следила за ее работой. Аврора не качество проверяла, а смотрела, чтобы женщина не сунула нос, куда не надо. Короче говоря, очень сомнительно, что Илья Максимович сумел вынести из дома все до последней бумажки. Так же, впрочем, как и гипотеза, что это сделали кагэбэшники, причем так, что хозяин ничего не заметил. Получается, или Аврора обладала гениальной памятью и шпарила тексты сразу на чистовик, который без проблем удалось уничтожить, или… Или что? Подготовилась к собственному убийству? Бред какой-то! Ирина тряхнула головой. Вот, пожалуйста, тлетворное влияние абстрактного искусства в действии! Посмотришь на «Утро в сосновом лесу» или на картину Левитана, умилишься и ни о чем не думаешь, а стоит чуть-чуть посозерцать Володины картины на обоях, мозг разгоняется до каких-то совершенно диких предположений. Загадка буквально грызла Ирину, она еле дождалась утра, чтобы позвонить Сане и спросить, не знает ли он, где нынче обитает безутешный вдовец, благо была суббота и он нежился дома после насыщенного трудового вечера. Саня сообщил, что Чернов действительно не смог жить в доме, где каждую секунду ждал звонка или поворота ключа в замке. Это было слишком мучительно, поэтому он совершил джентльменский обмен с пожилым профессором, которого, несмотря на дикое сопротивление, перевели работать в университетский городок в Мартышкино, а квартиру там, как водится, не дали. Жена профессора, наоборот, выйдя на пенсию, страстно стремилась к жизни на природе, и дача Черновых, точнее Горбатенко, оказалась идеальным решением этого сложного уравнения. Чернов поселился в квартире профессора на Васильевском острове, а профессорская чета обосновалась у него на даче, откуда до университетского городка было пять минут на велосипеде, а на участке земли столько, что цветы сажать – не пересажать. Официально ничего не оформляли, всех и так все устраивало, и Саня о перемене места жительства Чернова узнал совершенно случайно, когда заехал к нему месяца через три после исчезновения Авроры Витальевны, чтобы положить в дело очередную бумажку и с чистой совестью отрапортовать начальству, что все нормально, расследование идет полным ходом. К своему удивлению, по адресу он встретил только пожилую соседку, сообщившую, что Илья Максимович давно съехал, а ей на всякий случай оставил ключи приглядывать за квартирой. Это насторожило Саню, и на следующее утро он явился к Чернову на работу за объяснениями, каковые тот не замедлил дать. По-человечески Саня его понимал, кроме того, у них с Ильей Максимовичем возникла взаимная симпатия, как часто случается между хорошими людьми, даже если они находятся по разные стороны баррикад. В общем, Саня решил не афишировать тонкий момент, что Чернов живет не по месту прописки. Ситуацию с Авророй Витальевной этот факт никак не прояснит, а тратить людские ресурсы на проверку добропорядочной профессорской четы ради галочки в отчете, когда надо ловить настоящих преступников, крайне неразумно. – Адрес дашь? – спросила она в лоб. – А тебе зачем? – насторожился Саня, но у Ирины ответ был уже готов. – У тебя дети и у меня дети, – отрезала она, – и я для своих тоже хочу высшее образование. – Но… – Не волнуйся, тебя не выдам, сделаю вид, что случайно встретились. Саня засмеялся: – Суровая комбинация! Я и не думал, что ты такая авантюристка. «С кем поведешься», – весело подумала Ирина, имея в виду Гортензию Андреевну, а вслух сказала: – Лучше сейчас подсуетиться, чем потом бегать, высунув язык, не зная, кому сунуть. – И то правда. Ладно, погоди, у меня записано. На Васильевском где-то он обитает. Получив заветный адрес, Ирина пробежалась по квартире. Ее распирало от нетерпения и смутного предчувствия, что она в одном шаге от разгадки исчезновения Авроры. И шаг этот необходимо сделать срочно, ибо ребенок появится на свет даже не со дня на день, а с часу на час, а после родов все расследования будут брошены и забыты. Высвистать Гортензию Андреевну? Но она, как назло, повезла учеников на «Веселые старты» в Псков и вернется только завтра вечером. Придется ждать, но есть ли у нее эти сутки? Кроме того, неумолимая старушка вычитала где-то про стремительные роды и всего теперь боится. Дураку понятно, что Гортензия Андреевна ни на какой Васильевский ее не возьмет. Опять все сделает сама, а Ирине останутся только устные рассказы. Разве это справедливо? Поехать сейчас самой? Очень хочется, но одной страшно. Действительно, начнет рожать посреди дороги, и что тогда? Взять с собой Кирилла? Не вариант. Если она поедет, то муж должен сидеть с Володей, садик-то сегодня не работает. Кроме того, Ирине инстинктивно не хотелось посвящать его в эту историю. Все-таки в юности она была влюблена в Илью Максимовича, с ним связаны самые тягостные воспоминания в ее жизни. Пусть это лучше останется при ней одной. Добропорядочная жена и мать обязана немедленно выбросить из головы все эти глупости и сосредоточиться на приготовлении обеда, пока не начала рожать, но, черт возьми, как же хочется застать Чернова врасплох! И пусть она не узнает, кто убил Ксению-Аврору, но точно выяснит авторство так понравившегося ей когда-то романа. Что же делать, что же делать? Тут раздался телефонный звонок. Ирина стремительно бросилась к трубке. По выходным Кирилл любил выспаться после напряженной трудовой недели, и ей не хотелось его будить. На другом конце провода внезапно оказалась заседательница с процесса Чернова. Вот это совпадение! Или судьба? – Олеся Михайловна! Как я рада вас слышать! – завопила Ирина театральным шепотом. – Правда? – Очень, очень рада! – Я бы хотела, если можно, спросить у вас совета… – сбивчиво заговорила женщина, – если это вас не затруднит… – Конечно нет, я с радостью помогу, чем смогу. – А можно, я подъеду к вашему дому? Мне буквально на пятнадцать минуточек, просто дело деликатное. Ирина задумалась. Заседательница произвела на нее впечатление робкой и излишне скромной женщины, но в суде рассуждала здраво и в принципиальных моментах проявляла твердость, отчасти компенсируя кипучую энергию второго заседателя Синяева. В целом Ирине показалось, что она не настолько безвольная и слабая, как о себе думает сама. – Слушайте, Олеся Михайловна, а вы не хотите съездить со мной к нашему подопечному Чернову? Появилась новая информация, которую надо прояснить, – неожиданно для себя самой спросила она, – по дороге как раз ваш вопрос обсудим. Кирилл отпустил ее без вопросов, и Ирина со всей доступной ей скоростью помчалась к метро «Василеостровская», где ее ждала Олеся Михайловна. Немножко пощипывало чувство вины перед Гортензией Андреевной, но она успокаивалась тем, что было бы очень трудно объяснить Чернову присутствие старушки. Они с Олесей – представители правосудия, желающие добросовестно исполнять свой долг, а Гортензия Андреевна кто? Так что все правильно, все к лучшему, и вообще к сестре Горбатенко старушка одна ездила, ее даже не предупредила. Один-один. Новое жилище Чернова располагалось в трех минутах от метро. За это время Ирина успела только пунктиром, самыми широкими мазками ввести Олесю в курс дела, поэтому когда они прошли низкую и длинную подворотню, то нерешительно остановились перед входной дверью, не зная, как действовать дальше. – А если он нас не пустит? – Олеся подпрыгивала от холода, и Ирина с завистью наблюдала за ее изящными пируэтами, – скажет, как в анекдоте, вас двое, вот и поговорите. Ирина засмеялась. Идея вломиться в дом Ильи Максимовича и вызвать его на откровенность уже не казалась ей такой гениальной. А на улице ждать, так, может, он целый день сегодня не выйдет. Ладно, ни один план не выдерживает встречи с противником, поэтому лучшая тактика – честно сказать, чего они хотят, а дальше будь что будет. – Первую фразу надо продумать, – сказала Олеся, клацая зубами. – Да, пожалуй, – рассеянно взяв с жестяного козырька над подвальной дверью горстку снега, Ирина слепила колобок, бросила в урну, стоящую метрах в пяти, и на удивление попала. Ей было не холодно, за годы прогулок с детьми привыкла одеваться как следует, не пренебрегая в том числе и штанами с начесом. – В ходе расследования появились новые данные, так? Ирина покачала головой: – Нет, сотрудники суда не ведут расследований, и Чернов это знает. Лучше скажем: случайно выяснилось. Олеся хихикнула: – А он ответит: за случайно бьют отчаянно. Топайте отсюда, дамочки, пока я милицию не вызвал. – Может, – вынуждена была согласиться Ирина.