Воронов с самого начала решил нож подарить, а не оставлять себе. Кандидатов на подарок было два: Трушин и Архиерейский. Прикинув, Виктор решил, что преподносить подарок начальнику курса – это мелкое подхалимство, недостойное будущего офицера. Архиерейский – другое дело! Для кабинетного ученого настоящее холодное оружие – это диковинка, эксклюзив. Расчет оказался верным. Начальник кафедры философии обрадовался подарку, как маленький мальчик новенькой машинке. – У нас есть новости из Москвы, – сказал Архиерейский. – Не совсем приятные, но и не катастрофические. Залыгин отказался публиковать нашу работу, ссылается, что редакционный портфель на этот год полон. Ерунда, конечно! Статью об аварии на Чернобыльской АЭС они вставили, а нашу – побоялись. Считают, что еще рано на всю страну говорить правду о наркомании. Пусть считают! Мы направим работу в журнал «Вопросы социологии». Они не откажут в публикации. Вечером Воронов набросал на листе бумаги одному ему понятные знаки и стал анализировать факты, сообщенные Долматовым. «После утреннего кофе он вырубился и не слышал, как младшая Дерябина позвонила по телефону Нечаевой, как после звонка примчалась Нечаева и как они вызвали милицию. Так крепко спать он мог или напившись пьяным, или под воздействием снотворного. Наркологическая экспертиза показала наличие в крови Долматова незначительного количества алкоголя, соответствующего легкой степени опьянения. Вывод – Долматов говорит правду. Алкоголь у него в крови остался после вечернего возлияния, утренняя доза степень опьянения не повысила. Значит, Елена Дерябина подсыпала или подлила ему снотворное. При слове «снотворное» на ум приходит человек в белом халате, врач. На врача училась Нечаева. Она могла рассчитать необходимую дозу и продумать способ, как ее подмешать в кофе. Но Нечаева не юрист. Вряд ли она продумала такую сложную схему с построением доказательств. На юридическом факультете учились две девушки: Катерина Дерябина и Титова. Виктория Титова училась на курс старше, чем Дерябина. Она могла ненавязчиво проконсультироваться у преподавателей и выстроить схему, но Долматов считает, что она в фальсификации доказательств не участвовала, а вступила в дело только после его ареста. Отбросим Титову. Кто остается? Две сестры и Нечаева. Втроем они могли бы провернуть дело, если бы не мотив. Посадить человека ради того, чтобы завладеть его деньгами, чеками и вещами – как-то мелочно для дочерей состоятельного хозяйственника. Нечаева вообще ничего с этой аферы не получила. Она могла, конечно, слепо повиноваться Катерине, но не до такой же степени она зависела от Дерябиных, чтобы пойти на преступление. Тем более сразу после возбуждения уголовного дела отношения Нечаевой с Катериной расстроились, а потом и вовсе прервались. Они не поделили добычу, или Нечаева была уверена, что Долматова освободят после того, как сестры заберут заявление?» Воспользовавшись отсутствием соседа, Воронов достал из-под досок на кровати пистолет, несколько раз навскидку прицелился в дверь, щелкнул курком. Игрушка была классная! Затвор передергивался, курок взводился. «Выстрел» звучал сухо, словно пистолет дал осечку. Щечки на рукоятке были пластмассовые, но не привычного темно-малинового цвета, а черные. Но кто способен рассмотреть цвет рукоятки пистолета, зажатого в руке? Никто. Воронов вернулся к материалам Дела. «Представим, что я режиссер событий 10 сентября. Все участницы действуют по моему указанию. Начнем. После звонка Елены Дерябиной приехала Нечаева. С собой у нее была бутылка водки. Она аккуратно перелила водку в бутылку из-под сухого вина, остатками водки сполоснула бокалы. Пустую бутылку протерла, тщательно удалила свои отпечатки пальцев, после чего вызвала милицию. Чайные чашки девушки помыли, следы снотворного уничтожили. Винную бутылку заткнули пробкой, спрятали в дамскую сумочку Нечаевой. Войдет бутылка в сумочку? Войдет, если сумочку взять подходящего размера. До приезда милиции, в самый последний момент, Елена Дерябина выпила водки. Совсем чуть-чуть, для запаха. После осмотра ее направляют для прохождения судебно-медицинской экспертизы. По пути она допивает остатки водки и приезжает в СМЭ уже пьяненькая. Ах да! Для правдоподобности они порвали трусики Дерябиной и, на мой взгляд, зря это сделали. Если Елена была не в состоянии сопротивляться, то зачем одежду на ней рвать? Теперь о Долматове. Где-то он рассуждает, как здравый мужик, а где-то очевидных вещей не видит. Не получал ответы от мамаши? Строчил письмо за письмом, а в ответ тишина? Что же тут удивительного, если Вика взялась опекать старушку? Контролировать получение корреспонденции просто: надо узнать, когда почтальон приносит письма, и вынимать их из ящика до того, как адресат спустится проверять почту. С фотографией немного сложнее, но если был исходный снимок, то можно его обработать и вместо одной из девушек вставить себя. Для такой работы нужен профессиональный фотограф. Но разве трудно его найти? Объяснить мастеру в фотоателье, что хочешь подшутить над знакомым или запечатлеть себя рядом с женихом, скончавшимся после автокатастрофы. С Викой пока непонятен один момент: зачем она приезжала в зону? Испугалась, что ее принудительно выпишут из квартиры? Скорее всего, так. По требованию прокурора мать Долматова могли направить на судебно-психиатрическую экспертизу и выяснить, что у нее есть психические отклонения и она не может в полной мере отдавать отчет своим действиям. Прокурор после экспертизы послал бы поручение в зону, получил бы объяснения Долматова и выгнал бы Вику с чужой жилплощади. Еще непонятный момент, даже необъяснимый – это визит участкового. Кто был этот человек? С какой целью он приходил к Дерябиным? В дневное время музыку на всю громкость врубают все, у кого есть магнитофон и записи популярных исполнителей. Не будет участковый такой сигнал отрабатывать, объяснения собирать». Ближе к полуночи явился Рогов, довольный, как мартовский кот. «Я так увлекся Делом, что не заметил, когда он ушел», – отметил про себя Воронов. – Ты откуда? – спросил Виктор. – Пока ты ерундой занимаешься, я навестил девчонок, с которыми познакомился на дискотеке. Они не в обиде, что прошлый раз впустую провели время. Короче, завтра у нас мероприятие – идем в ресторан. Развеешься, про Буглеева и Долматова позабудешь. О деньгах можешь не думать. Мне вчера из дома сотку прислали. Рублей двадцать пять пожертвую на культурное мероприятие. – Ресторан так ресторан, – согласился Воронов. 18 Воронов проснулся от тишины. В окно светило солнце, часы показывали 8.00. «Мы проспали на занятия, проспали на завтрак! – с ужасом подумал он. – Как такое могло случиться? Почему к нам никто не зашел?» – Рог, вставай! Мы проспали! – воскликнул Виктор. – Ты скоро чокнешься со своим делом, – пробурчал приятель. – Сегодня 9 Мая, выходной! Даже завтрак будет на час позже. Воронов с облегчением выдохнул и снова заснул. Празднование Дня Победы в 1987 году проходило скромно, без размаха. К 11.00 колонна ветеранов подошла к памятнику воинам, павшим в годы Великой Отечественной войны. Под песню «День Победы» представители ветеранского движения Хабаровского края возложили венки и цветы. Невидимый диктор объявил минуту молчания. Взвод солдат комендатуры Хабаровского гарнизона дал трехкратный залп одиночными выстрелами. Распорядитель мероприятия объявил возложение венков оконченным. Ветераны постояли немного у памятника и разошлись. Все мероприятие, от начала движения колонны до трехкратного залпа, заняло не более двух часов. Никаких дополнительных мер по усилению охраны общественного порядка не потребовалось. Для слушателей, привыкших участвовать во всех массовых мероприятиях, День Победы был обычным выходным днем. Единственное исключение: в столовой было праздничное меню. От повседневного оно отличалось закусками, подаваемыми на завтрак. Каждый слушатель получил по ломтику сыра и небольшой кусочек красной рыбы. Проживающие в городе слушатели по выходным в столовую не ходили. Причитающиеся им рыбу и сыр разобрали запасливые обитатели общежития. После завтрака Рогов изложил свой план: – Есть две подруги, учатся в Институте культуры на втором курсе. Одну зовут Алина, другую – Галя. Они живут в общежитии в комнате на четыре человека. Одна из девчонок у них вроде Золушки. Подруги скажут – уйдет ночевать в другую комнату. Еще одна лежит в больнице в гинекологии, ее до конца месяца в общежитии не будет. После ресторана я с Алиной уйду к ним в общагу, а ты приведешь Галю сюда. – Почему не наоборот? – полюбопытствовал Воронов. – У тебя кровать не скрипит, – пошутил приятель. – Короче, когда мы тебя ждали после дискотеки, всем любопытно стало, что я один с двумя девчонками в комнате делаю. Кто только ни зашел, какую только чепуху не попросил! Я наутро Свату говорю: «Какую соль ты спрашивал, когда у вас целая банка соли на подоконнике стоит?» Он ухмыляется: «Я подумал, может, тебе скучно с двумя чувихами, и ты меня пригласишь присоединиться?» Представь, какую свинью ты в прошлый раз подложил! Алине тот вечер не понравился, и она наотрез отказалась приходить к нам. – Классно ты придумал! Тебе, значит, тихий райский уголок, а мне – школу? – Ворон! Нам с Алиной только место надо. Я и так прикидывал, и так и решил: подругу Галину ты на себя возьмешь и нам руки развяжешь. Вернетесь вы в двенадцатом часу ночи, то-се, общага спать ляжет. Комната – твоя. Если уболтаешь, то все у вас будет правильно. Воронов задумался, но не о предстоящем вечере. Он вспомнил теорию соседа по подъезду, 22-летнего парня, считавшего себя философом и провидцем. «В СССР будет сексуальная революция! – убеждал доморощенный Аристотель. – В чем проблема современной молодежи? Негде уединиться. Но эта проблема временная! Чем больше жилья будет построено, тем больше освободится квартир для молодежи, и произойдет сексуальная революция». Изменения в нравственном строе Советского Союза философу виделись так: все со всеми, лишь бы было желание. В качестве примера интересного будущего он приводил движение хиппи в США. «В Америке у каждого молодого человека есть машина, – разъяснял он. – Легковой автомобиль, «Форд» или «Кадиллак» – это та же квартира, только на колесах. Отъехал на пустырь – и занимайся любовью. Но так было не всегда. Сексуальная революция в США произошла после появления рок-н-ролла. Тектонические изменения в музыкальном мире англо-саксонских стран повлекли за собой отмену строгой пуританской морали. Новая музыка стала символом борьбы за свободу молодежи. В богатых западных странах с местами для уединения проблем не было, табу и запреты перестали действовать, и началась сексуальная революция. У нас, в Советском Союзе, почва для сексуальной революции давно готова: архаичная мораль все больше и больше уходит в прошлое, рок-н-ролл даже первоклассники слушают, а с квартирами или автомобилями – проблема. Как только она будет устранена и появится свободное жилье, так тут же грянет великая сексуальная революция». Теория о взаимосвязи половой распущенности, музыки и количества вводимого в строй жилья была спорная, но здравое зерно в ней было. Рок-н-ролл действительно перевернул западный мир и наполнил его новым содержанием. Как-то на уроке английского Ирина Анатольевна, устав от бестолковых учеников, перешла на отвлеченные темы и вспомнила о Вудстокском фестивале рок-музыки. Воронов тут же решил проявить свою осведомленность во влиянии фестиваля на мировоззрение американской молодежи. – Движение хиппи с него началось? – спросил он. – Воронов, что в вашем понятии значит «хиппи»? – скептически спросила англичанка. – Длинные волосы, джинсы и марихуана? – Сексуальная революция! – дерзко ответил просвещенный ученик. – Вот бы одним глазком взглянуть, как там все происходило. – Воронов! Половое любопытство бежит впереди вас. Могу заверить: с вашим знанием английского вам на Вудстоке делать было бы нечего. Обкуренные, пьяные девицы, при всей их раскрепощенности, просто бы не поняли, что вы от них хотите. Если бы Ирина Анатольевна вела любой другой предмет, кроме английского, она бы не рискнула так откровенно говорить о взаимоотношениях полов. Преподавание английского языка подразумевало разъяснение слушателям основ западного образа жизни, а там секс уже много лет как вышел из-под запрета. На другом уроке, Воронов уже не помнил, по какому поводу, Ирина Анатольевна процитировала древнего философа: «Каким пышным кустом расцветает добродетель, когда исчерпываются возможности!» …Рогов что-то объяснял приятелю, но Виктор не слушал его. Он вновь попытался «вставить» англичанку в события, связанные с изнасилованием Елены Дерябиной. «Если англичанка с таким презрением отзывается о ханжеской морали, то куст ее добродетели еще не зацвел. Она бы, как раскаленный гвоздь в масло, вписалась в события в квартире Дерябиных, но ее присутствие отрицают уже два опрошенных мной участника тех событий. Нет сведений о ней и в письменных материалах дела. Предположим, она там была, но потом ее папа так всех запугал, что и Осокина, и Долматов даже упоминать о ней боятся. Единственный человек, который не побоится рассказать – это Буглеев. Как ни крути, придется с ним встретиться. Иначе загадка англичанки так и останется загадкой для меня на всю жизнь». – Ворон! – повысил голос Рогов. – Тебя опять жернова затянули? Очнись, друг мой! Пошли к Свату, в карты поиграем. До вечера надо как-то убить время. Ровно в 19.00 друзья были у ресторана «Вечерний». Девушки пришли с минимальным опозданием. Рогов тепло поприветствовал Алину, чмокнул в щеку, спросил, как дела, и только потом познакомил девушек с Вороновым. Виктора его будущая подруга разочаровала. Галина оказалась полненькой, коротко стриженной девушкой, злоупотребляющей косметикой. Тени на ее веках были такими яркими, что им позавидовала бы певица Аллегрова. Румяна на щеках были нанесены помадой темного цвета, а губы густо намазаны ярко-алой помадой. С расстояния двух метров лицо Галины напоминало африканскую маску, над которой потрудилась проказница-макака, забравшаяся в мастерскую художника. Алина была стройнее подруги, приятнее на вид и не такая размалеванная. В фойе ресторана девушки скинули парням курточки и спустились в подвальное помещение, в дамскую комнату – переодеться, снять теплые колготки и надеть туфли. Как только они скрылись, Воронов высказал приятелю все, что он о нем думает. – Ты кого мне подсунул? – со злостью спросил он. – Ты ее губы видел? Если я ее поцелую, то съем годовой лимит помады и получу пищевое отравление. – Фигня! – отмахнулся от претензий Рогов. – Платочком губы протрешь и целуйся, сколько душа пожелает. Ворон, ты не вздумай мне вечер испортить! Потерпи пять минут. Сядем за стол, выпьешь коньячка, и девушка преобразится, станет красавицей хоть куда. И потом, что ты переживаешь? Я же тебя не жениться на ней заставляю, а вечер провести. – С твоей бы Алиной я его провел, а с этой… Закончить мысль Воронов не успел – из дамской комнаты поднялись девушки. Виктор обратил внимание, что у каждой был свой полиэтиленовый пакет для вещей, то есть они были готовы покинуть «Вечерний» в разное время, независимо друг от друга. Обеденный зал ресторана находился на втором этаже. Метрдотель посадила гостей за четырехместный стол в зале у окна, подала знак официантке принять заказ. В ресторане большинство мест были не заняты. Основная публика подтягивалась позже. Посетители ресторана «Вечерний» условно делились на две категории: завсегдатаи, приходившие почти каждый вечер, и случайные гости, для которых поход в ресторан был запоминающимся событием. Воронов с компанией относились к случайным гостям. Постоянный контингент составляли продавцы промтоварных магазинов, имеющих доступ к дефициту, спекулянты всех мастей и мелкие преступники, предпочитающие промотать добычу сразу, не дожидаясь ареста и конфискации. Частыми гостями ресторана были офицеры из близлежащих воинских частей, грузчики Амурского речного порта и спортсмены. Между представителями преступного мира и спортсменами частенько вспыхивали драки. Начинался передел зарождающегося кооперативного рынка. Побоища с битьем посуды и перевернутыми столами вспыхивали обычно перед закрытием. В первые часы работы в ресторане, как правило, было спокойно. Рогов уже был в «Вечернем» и даже знал, как зовут официантку. Он уверенно сделал заказ за всю компанию. Официантка, записав названия блюд и напитков в блокнотик, с безразличным видом кивнула и ушла на кухню. Наступила неловкая пауза, которую надо было чем-то занять. – Хотите расскажу анекдот? – спросил Воронов. – Слушайте. Фея предупредила Золушку, что в полночь ее шикарное бальное платье превратится в лохмотья. Золушка заверила крестную, что все поняла, но вместо бала поехала в комиссионку, сдала платье и вернулась домой с деньгами и навеселе. Девушки для приличия поулыбались. Официантка принесла мясное ассорти, салат, небольшую мисочку с маслинами и бутылку «Советского шампанского». Вечер начался, неловкость первых минут исчезла. После подачи горячего блюда Воронов убедился, что у студенток отменный аппетит. Пока он скромничал, девушки склевали все маслины и вытаскали из мясной нарезки самые лакомые кусочки копченой колбасы. «Если бы мы сидели в столовой, – подумал Виктор, – они бы добавки попросили. Но здесь – ресторан! Вторую порцию горячего заказывать неприлично». В разгар веселья на эстраде появились музыканты и понеслось! «Белые розы», «Розовые розы Светке Соколовой», «Королевство кривых зеркал»… Медленные мелодии музыканты исполняли исключительно за деньги. За три рубля вокалист произносил перед исполнением песни краткое приветствие: «Для гостьи Натальи прозвучит эта песня». За пять рублей вступление было более торжественным: «Нашей обворожительной гостье Наталье Сергей из спортивного общества «Локомотив» дарит эту песню». Воронов, насмотревшись, как к вокалисту один за другим подходят состоятельные граждане, толкнул приятеля ногой под столом: «Иди, закажи медляк!» Рогов, воспользовавшись тем, что девушки отвлеклись, показал Виктору фигу: «Так обойдутся!» В качестве мелкой мести Воронов один раз пригласил на медленный танец Алину и так прижимал ее к себе, что Рогов, как бы в шутку, показал ему кулак. В целом вечер прошел без происшествий. К закрытию ресторана, после коньяка и шампанского, Галина уже не казалась Воронову ни толстой, ни вызывающе накрашенной. Спиртное в хорошей компании действительно делает чудеса! На выходе из ресторана пары, не сговариваясь, разошлись. Рогов и Алина пешком пошли в общежитие Института культуры, а Воронов повел Галину на остановку трамвая. Как и предвидел Рогов, к школе они подошли минут за двадцать до полуночи. Раздвижные ворота были немного приоткрыты, свет на КПП не горел. Быстрым шагом пара дошла до общежития. Дневального на посту не было. Никем не замеченные, они поднялись в комнату Воронова, не включая свет, скинули верхнюю одежду. Дальше все пошло наперекосяк. Галина, несмотря на все усилия Воронова, уступать его настойчивым ласкам не собиралась. До утра они провозились на жесткой кровати, но дальше легкого стриптиза дело не пошло. В пятом часу утра Виктор решил, что с него хватит, и предложил девушке проводить ее до остановки. Галина нехотя согласилась. По тому же маршруту, только в обратном направлении, они дошли до улицы Волочаевской. – Поймаем такси? – задала риторический вопрос студентка. – Конечно! – поддержал Виктор. Через несколько минут появилась «Волга» с зеленым огоньком. Воронов махнул рукой. Автомобиль остановился. – До Института культуры доедем? – спросил Виктор. – Пять рублей! – заломил цену таксист.