Забрать пчеловода домой пока что было нельзя, ведь ему предстояла ещё куча медицинских разбирательств. Посещения тоже были ограничены. Я всё никак не могла принять всё то, что мне сказала его дочь. Я видела таблетки, которые он пил, но о деменции ничего не знала. Пасечник не был похож на старого маразматика. Было безумно обидно и жаль, что его разум коварно съедала болезнь. – Получается, Вы остались без крыши над головой? – подытожил я. – Получается так, красавчик–лейтенант! – она натянуто улыбнулась. – Без дома, без денег и без работы, без приёмного отца, зато с ребёнком в животе. Я понимала, что у меня чуть больше двух недель, чтоб как–то обустроить свой быт. И да, мысли об аборте посещали меня всё чаще, и я рыдала, отгоняя их, будучи в полном одиночестве и отчаянье. Когда пчеловода привезли домой, он больше не был тем мужчиной, которого я знала. Потерянный в пространстве и времени, он был словно закован в свой мир. Непонимающий, когда и что он должен делать. Растерянный, не узнающий ни себя, ни остальных. Иронично, но он напоминал пчелу, запутавшуюся в лабиринте улья. Я ухаживала за ним, а он вёл себя словно капризный ребёнок, не желавший есть или гулять. Теперь он сам не думал и не решал, а только исполнял мои приказы. Глава 14. Прощание с юностью Что–то надо было делать, ведь я панически боялась утекающего времени и я решилась на поступок, который мог всё изменить. Я отправилась к молодому фермеру. – Я думал, он продал участок, – слегка запутавшись в рассказе, уточнил я. – Продал. Только не так, как говорила дама с тростью, считавшая, что он не справился с хозяйством после того, как я ушла. Это был хорошо продуманный план, о котором он сам мне сказал и о котором мне давно уже поведал пчеловод. – Это я помню, но я предположил, что он съехал, продав свою ферму. – Нет, нет! Это не делается скоро. Для оформления купли–продажи требуется определённый срок. Я знала, что найду его на месте. – Как женщине, Вам не было страшно туда возвращаться, ведь он был зол на Вас? – Конечно, было, лейтенант! Колени дрожали и руки тряслись, но я запомнила слова моего приёмного папы: «Будь преданной малышу вопреки всему!». Я шла вопреки страху, вопреки риску, вопреки желанию. Я шла туда ради ребёнка, чтобы он увидел этот свет, и чтобы ему было, где жить. Пойми меня правильно, милый, мне больше было некуда идти. Фермер был занят починкой сарая: вбивал в его стены какие–то палки. Не знаю, как вы, мужчины, это зовёте, но он утеплял его. На земле были разбросаны инструменты, переступая через которые, я шелестом листвы под ногами, привлекла его взор: – Зачем пришла? – он развернулся ко мне, держа в руках молоток и гвозди. – Я слышала, ты ферму продал? – И что? Пришла сказать «прощай», соскучившись по моей ласке? Похоже, старая пчела тебя не достаточно жалит в постели. – Я беременна от тебя! Ты ведь хотел этого! Внезапно он сильно рассмеялся. Откинувшись торсом назад, он подпирал поясницу обеими руками и хохотал в самое небо. Мне же было вовсе не до смеха. Я чувствовала страх и унижение. Мне так хотелось закричать и убежать, но я осталась ради малыша. – Ты что, решила замуж за меня пойти? – Нет! Я просто прошу помочь сыну или дочке, пока я не рожу и не оформлю материнский капитал. Нам негде жить. Дай мне работу или денег на жилье. Это ведь твой ребёнок! Поступи, как отец и мужчина! Больше я ни о чём не попрошу тебя! – Ты меня за дурака держишь? Мой ребенок? Откуда мне знать, что он мой? Что ты его не нагуляла после внезапного побега? – Извини, что покинула ферму, не предупредив тебя, но мне было страшно и больно. Я просто испугалась! – решила я давить на жалость, забыв, что её у фермера нет. – Ах, извини? Нет уж! Сержант в военкомате тебе, наверно, отказал в отцовстве? – глумливо засмеялся он. – Между ним и мной ничего не было! Ты единственный мужчина, что был в моей постели. – Ищи себе другого идиота! Даже если это и правда, ты мне больше не нужна! Я женюсь на дочери покупателя. Так что теперь я будущий зять обладателя этой фермы, и она снова моя, только косвенно. А твой нагулянный ублюдок мне сейчас вовсе не к чему. Ты как была в моих глазах никчемной, так и осталась неумёхой, только с не вовремя раздутым животом. – А кто есть ты? – взорвало меня от упрёков и оскорблений. – Ничтожный сын покойного фермера. Ленивый, подлый, похотливый. В тебе от мужика только твой член. Ходишь, как баба по деревне, играя жертву из себя, рассказывая, как я убежала. Портишь мне жизнь, как мстительная мразь. Дружка своего из военкомата в сообщники взял. Думаете, что сломать меня способны? – Пошла вон! – затрясло его от гнева, а глаза наполнились кипящей кровью. Я попятилась назад, понимая, что должна была сдержаться, только накипело всё, вот я и сорвалась. Он толкнул меня со всей силы в живот, и я упала на траву. Чувство жуткого страха овладело мной и сердце то ли билось сильно, то ли прекратило биться, но было чувство, что я вознеслась в пространство между небом и землёй. Она наклонился ко мне и схватил топор с земли. Приставил его прямо мне к горлу и, ощетинившись, как разъярённый волк сказал: «Увижу тебя с брюхом рядом с моей фермой, сам сделаю аборт! Ты поняла?» Я закивала головой, всецело потеряв дар речи. Я не могла даже моргнуть или сглотнуть слюну. Меня трясло, как будто я до ниточки промокла и нахожусь на ледяном ветру. Он схватил меня за руку и поднял на ноги, а затем швырнул в сторону дороги. Вернувшись к сараю, он более не обернулся, а я, придя в себя, шатаясь, словно пьяная пошла домой. – Плесни–ка ещё виски! – прервалась майор. Я снова наполнил её стакан успокоительным зельем на четверть. – Да что ж ты жадный–то такой! – взволнованно вскрикнула она и надавила на горло бутылки в моей руке. Виски хлынуло в прозрачный сосуд и достигло его половины. Майор взяла кусочек сладкой груши с блюдца и, выпив всё до дна, легонько закусила ей. Вернувшись домой, я была не в силах помогать пчеловоду, а потому усадив его на диван, включила когда–то любимый им канал, а сама рухнула спать в рядом стоящее кресло. Проснулась я от резкой боли в животе. Не сразу поняв, что происходит, я стала вспоминать, что ела на обед. «Наверное, попортились продукты в холодильнике!» – подумала я про себя, забыв про то, что произошло на ферме. Пасечник мирно спал перед включённым телевизором. Я накрыла его пледом и отправилась принять тёплый душ. Ступившая босой ногой на плитку в ванной комнате, я заметила кровь, капавшую из меня. Я крепко закрыла глаза, осознав, что случилось – я потеряла ребёнка. Сев на пол я горько заплакала, держась руками за живот, прося прощения у малыша и ненавидя фермера, который и убил его. Затем я глядела на свои ладони, пытаясь увидеть в них знаки судьбы. Знаки, которые могли бы предостеречь нас, если бы я только заранее считала их. Я плакала долго, и когда последняя слеза упала мне на мокрую ладонь, я в душе схоронила погибшее дитя, да вместе с ним и наивность юности, а затем поклялась отомстить. И эту клятву, сделала своим приказом, которую нынче была обязана исполнить. Глава 15. Добро пожаловать, новобранец! Я стояла у ворот военной базы с такой же котомкой за спиной, с какой сбежала из дома. С ней и с кучей странных воспоминаний: эта была какая–то грязная смесь из любви и сочувствия с подлостью и предательством, а ещё преданной дружбой, человечностью и губящей болезнью. Всё, что произошло со мной за лето, теперь лежало тяжким грузом на душе. Однако впереди были покрашенные в голубой ворота и железная дверь, за которой начинался мой новый жизненный этап. Я стояла перед ними из–за фермера и из–за пчеловода. Только первому хотелось мстить за это, а вот второго, конечно же, благодарить. Я не знала, что ждёт меня за дверью, но если бы не пасечник, то и этого шанса на новую жизнь у меня бы не было. Пройдя контрольно–пропускной пункт, я поднялась по лестнице в регистратуру. На моём лице явно отражалась дикая нервозность, ведь я помнила о дурной репутации этой смешанной казармы и, конечно, ожидала худшего. Я даже не сомневалась, что подлец в военкомате усердно постарался для своего дружка–фермера, чтобы меня определили в сущий ад. – Добро пожаловать, новобранец! – серьёзно сказала регистратор, вручившая мне карточку с порядковым номером. – Сейчас на медосмотр, затем выдадут форму, пройдёшь на инструктаж и первую тренировку. Там командир расскажет вам о распорядке дня. Информационная доска внизу у главного входа. Я отправилась в медпункт прямо по коридору. – Какая ты худенькая! – заметила доброжелательная врач, измеряющая мой рост и ширину плеч. – Я уже проходила осмотр и сдавала тест на физическую подготовку. Я всё прошла! – ответила я, беспричинно боясь, что меня вдруг отчислят, и я останусь на улице одна. – Иначе бы тебя тут и не было! Это обычная формальность! – она взяла анкету и, задавая мне вопросы, стала что–то там вписывать и вычеркивать. – Травмы за последний месяц были? – Нет! – Гриппы и вирусные инфекции? – Нет! – Беременность была? – Нет! – соврала я и опустила глаза. Я ощущала, как врач смотрела на меня тяжёлым взглядом, наверное, учуяв мою ложь. Ничего не сказав, она расписалась внизу страницы и вскоре принесла мне форму по размеру. В казарме пахло маслом и металлом, и этот запах я ощутила сразу. Запах казенного места. С территории двора доносились команды инструкторов и гул моторов. Я шла по коридору до своего женского корпуса, сопровождаемая одной из командиров–сержантов и старалась держать уверенный вид, хотя внутри вся потрясывалась от волнения. Рядовые, мимо которых я проходила, оглядывали меня любопытными взглядами и что–то тихо комментировали друг другу. Меня разместили в одном из спальных залов для женщин. Я оглянулась вокруг. Десять двуярусных кроватей стояли в ряд, и их все уже занимали девушки, с которыми мне предстояло служить. Некоторые из них сгруппировались и весело обсуждали армейские планы, другие валялись на койках, а одна девчонка на кровати у окна безостановочно рыдала. Мне досталась нижняя койка, у которой находилась небольшая тумбочка. – Привет! – поприветствовала меня сослуживец с верхнего яруса. Я кивнула головой в ответ. – В этом зале вы все новобранцы! – заметила сержант. – Через полчаса начнётся инструктаж и ознакомление с территорией казармы. Сбор у входа! Опоздания строго наказываются! Это будет ваш старт в армейскую жизнь! И никаких свободных посиделок или всхлипов! – обронила она в сторону плачущей девицы. – Где здесь ванная или переодевалка? – спросила я у девушки с верхней койки. – Забудь о стеснение! Переодевайся тут! Утром на сбор даётся пара минут и надо успеть прилежно одеться и застелить постель. На закрывалки в душевой времени у тебя не будет! Мне было крайне неудобно стоять пред всеми полунагой, но надо было привыкать. Я уже жила в многолюдной спальне с братьями и сестрами, и была готова адаптироваться здесь, справляясь с трудностями сожительства. Другого пути у меня всё равно не имелось. В конце зала размещались шкафчики для личных вещей. Туда я и убрала котомку с гражданской одеждой. – Что с тобой? – спросила я у плачущей девицы, проходя мимо неё на выход.