– Мне пригласить его сюда? – Рука леди Астуэлл потянулась к звонку, но Пуаро быстро остановил ее. – Нет, нет, тысячу раз нет. Я сам спущусь к нему. – Если вам так угодно. Было видно, что леди Астуэлл расстроена тем, что не сможет принять участие в следующей сцене. Пуаро напустил на себя таинственный вид. – Это важно, – загадочно произнес он и вышел, оставив леди Астуэлл под впечатлением. Парсонс нашелся в буфетной, где полировал столовое серебро. Пуаро начал разговор с одного из своих забавных поклонов. – Позвольте представиться, – сказал он. – Я детектив. – Да, сэр, – ответил Парсонс. – Мы уже об этом догадались. – Это было произнесено вежливым, но равнодушным тоном. – Меня пригласила леди Астуэлл, – продолжил Пуаро. – Она недовольна. Сильно недовольна. – Я сам слышал, как ее светлость повторяла это несколько раз, – согласился с ним дворецкий. – Получается, – сказал сыщик, – что я пересказываю вам вещи, которые вы давно знаете, не так ли? Тогда, может быть, не будем терять время на все эти пустяки? Прошу вас, проводите меня в свою комнату и подробно расскажите, что вы слышали в ночь убийства. Комната дворецкого располагалась на первом этаже, примыкая к людской. Окна в ней были забраны решетками, а в одном из углов стоял большой сейф. Парсонс показал на узкую кровать. – Я улегся в одиннадцать, сэр. Мисс Маргрэйв тоже ушла к себе, а леди Астуэлл с сэром Рубеном находились в Башенной комнате. – Леди Астуэлл была с сэром Рубеном? Прошу вас, продолжайте. – Башенная комната расположена прямо над этой. И когда люди в ней говорят, то можно услышать звуки голосов, хотя, естественно, слова разобрать невозможно. Наверное, заснул я где-то в половине двенадцатого. А сразу после полуночи меня разбудил грохот входной двери, и я понял, что мистер Леверсон вернулся домой. Почти сразу же я услышал шаги у себя над головой, а через пару минут – голос мистера Леверсона, говорившего с сэром Рубеном. В тот момент мне показалось, что мистер Леверсон… я бы не сказал, что он был пьян, но вел он себя немного несдержанно и шумно. Он во весь голос кричал на своего дядю. Я разобрал пару-тройку слов, но этого было недостаточно, чтобы понять суть разговора, а потом раздались резкий вскрик и тяжелый стук. Повисла пауза, после чего Пуаро повторил последние слова. – Тяжелый стук, – сказал он с выражением. – Если я не сильно ошибаюсь, то в большинстве книг в этом случае было бы написано «глухой удар». – Может быть, сэр, – сурово произнес Парсонс, – но я слышал тяжелый стук. – Тысяча извинений. – Не стоит, сэр. После стука последовала тишина, а потом я совершенно ясно услышал громкий голос мистера Леверсона, который произнес: «Боже мой!», «Боже мой!» – он именно так и сказал, сэр. Настроение Парсонса сменилось с полного нежелания что-то рассказывать на наслаждение своим собственным повествованием. В своих мыслях он видел себя отличным рассказчиком. Пуаро подыграл ему. – Mon Dieu[51], – произнес он, – трудно представить себе, что вы пережили в этот момент! – Да, сэр, вот именно, – сказал Парсонс. – Вы всё верно говорите. Хотя в тот момент я не обратил на это внимания. Правда, мне пришло в голову посмотреть, всё ли там в порядке, и я подумал, не лучше ли мне будет подняться… Я решил включить свет и по дороге, к несчастью, споткнулся о стул. Потом открыл дверь, прошел через людскую и открыл еще одну дверь, в коридор. Черная лестница идет оттуда на второй этаж, и, остановившись у ее основания, я заколебался… Как раз в этот момент до меня сверху донесся веселый, дружелюбный голос мистера Леверсона. «К счастью, никто не пострадал, – сказал он. – Спокойной ночи». А потом, посвистывая, прошел по коридору к своей комнате. Естественно, я сразу же вернулся в кровать. Что-то там перевернули, вот и всё. Скажите мне, сэр, как я должен был подумать, что сэр Рубен убит, если мистер Леверсон пожелал ему спокойной ночи и все такое?… – А вы уверены, что слышали голос именно мистера Леверсона? Парсонс с сожалением посмотрел на бельгийца, и Пуаро понял, что слуга будет стоять на своем независимо от того, прав он или нет. – Вы хотите спросить что-то еще, сэр? – Только одно, – ответил сыщик. – Вам нравится мистер Леверсон? – Простите, сэр? – Вопрос очень простой. Вам нравится мистер Леверсон? Удивившийся было Парсонс теперь был явно сконфужен. – Общее мнение в людской, сэр… – начал он и замолчал. – Конечно, – согласился Пуаро. – Пусть так, если вам будет от этого легче. – Так вот, это мнение, сэр, за то, что мистер Леверсон – доброжелательный молодой джентльмен, но при этом, если мне будет позволено, не слишком умный, сэр. – Вот как! – воскликнул детектив. – Вы можете представить себе, Парсонс, что, хотя я его никогда не видел, я тоже так думаю. – Несомненно, сэр. – А что вы думаете… прошу прощения, что людская думает о секретаре? – Спокойный, рассудительный джентльмен. Старается держаться подальше от любых проблем. – Vraiment[52], – вырвалось у Пуаро. Дворецкий кашлянул. – Ее светлость, сэр, – прошептал он, – бывает иногда слишком резка в своих суждениях. – Значит, людская считает, что преступление совершил мистер Леверсон? – Никто из нас не хотел бы так думать о мистере Леверсоне, – сказал Парсонс. – Мы… понимаете, мы думаем, что он на это просто не способен, сэр. – Но ведь у него довольно несдержанный характер, или я ошибаюсь? – Если вы хотите узнать, у кого самый несдержанный характер в этом доме… – начал Парсонс, подходя на шаг. Пуаро поднял руку. – Нет! Я не должен спрашивать об этом, – мягко произнес он. – Лучше я спрошу: «А у кого в доме самый лучший характер?» У Парсонса отвалилась челюсть. Пуаро не стал больше тратить на него время. Любезно откланявшись – а он всегда вел себя в высшей степени любезно, – детектив вышел из комнаты и направился в большой квадратный холл усадьбы. Здесь он, задумавшись, остановился на пару минут, а потом, услышав едва заметный шум, склонил набок голову – на манер бойкой малиновки – и бесшумно подошел к одной из дверей, выходивших из холла. Остановившись в дверном проеме, детектив заглянул в небольшую комнату, обставленную как библиотека. В дальнем ее конце, за большим письменным столом, сидел бледный молодой человек и что-то быстро писал. У него были срезанный подбородок и пенсне на носу. Несколько минут Пуаро молча наблюдал за ним, а потом нарушил тишину неестественным театральным кашлем. – Кхе-кхе! Молодой человек за столом прекратил свое занятие и повернул голову. Он не сильно испугался, но, когда увидел фигуру сыщика, на его лице появилось недоуменное выражение. Пуаро вошел, слегка поклонившись. – Я имею честь говорить с мистером Трефьюзисом, не так ли? А меня зовут Пуаро, Эркюль Пуаро. Возможно, вы слышали обо мне. – Ах, ну да… конечно, – ответил молодой человек. Детектив окинул его внимательным взглядом. Оуэну Трефьюзису было около тридцати трех лет, и детектив мгновенно понял, почему никто не собирался принимать обвинение леди Астуэлл всерьез. Мистер Оуэн Трефьюзис был слегка чопорным, правильным молодым человеком, удивительно смирным – то есть относился именно к тому типу людей, которые чаще всего подвергаются разного рода издевательствам. И можно было быть уверенным, что он ни разу не высказал своего возмущения по этому поводу. – Вас, конечно, пригласила леди Астуэлл, – сказал секретарь. – Она упоминала об этом. Я могу быть вам чем-то полезен? Он был вежлив, но в меру. Пуаро сел на предложенный стул и негромко спросил: – Леди Астуэлл не делилась с вами своими предположениями и подозрениями? Оуэн Трефьюзис слегка улыбнулся. – Если речь об этом, то я уверен, что она подозревает меня. Это абсурд, но от него никуда не денешься. С тех пор она со мной едва разговаривает, а когда я прохожу мимо, буквально старается слиться со стеной. У него были абсолютно естественные манеры, и в его голосе слышалось скорее удивление, чем осуждение. Пуаро кивнул с видом абсолютного доверия. – Строго между нами, – пояснил он, – то же самое она сказала и мне. Я не стал спорить – я вообще взял за правило никогда не спорить со слишком уверенными в себе дамами. Вы же понимаете – это просто потеря времени. – Без сомнения. – Я говорил: «Конечно, миледи… как вы правы, миледи… именно так, миледи». Эти слова, они ничего не значат, но успокаивают. Я проведу свое расследование, хотя кажется, что никто, кроме мистера Леверсона, не имел возможности совершить это преступление. Но невозможные вещи случались и ранее. – Я прекрасно понимаю вашу позицию, – согласился с ним секретарь. – Прошу вас, считайте меня в своем полном распоряжении. – Bon[53]. Мы с вами поняли друг друга. А теперь расскажите мне, что происходило в тот вечер. Начните, пожалуй, с обеда. – Как вы, без сомнения, знаете, Леверсона на обеде не было, – начал секретарь. – Он серьезно поссорился с дядей и уехал обедать в гольф-клуб. В связи с этим сэр Рубен пребывал в очень плохом настроении.