– Моя фамилия Ватсон, я из Лондона. – Ватсон беспомощно оглянулся на Холмса. У того в серых глазах скакало веселье. – Ничего, и там, чай, люди живут, – посочувствовала Раиса и перешла к делу. – Что же вы собрались расследовать, когда все ясно? Степана убила эта шлюшка бездомная, секретарша Кира. И все из-за тех же денег и квартиры! Еще духи Лизонькины не выветрились, а он уже притащил ее ко мне на порог! На том смехотворном основании, что часть квартиры теперь его. Что там квартира! Это ведь родовой дом семьи Армазаровых! Герб видели под крышей? Если бы не революция, разве бы прозябала я в этой халупе? Я, Раиса Армазарова! – Хороша халупа… – пробормотал себе под нос Гирдяев и обратился к старушке: – Мадам, вы и способ убийства знаете? Раиса умудрилась посмотреть на длинного криминалиста так, что роста в нем как будто поубавилось. На лице бывшей артистки появилось такое выражение, как если бы с ней заговорила вдруг морская свинка. Уши Гирдяева порозовели. – Способ известный, молодой человек. Кира его отравила. – Старушка приложила мундштук к губам и выпустила в воздух кольцо дыма. – В полиции решили, что Степан умер от инфаркта, бестолочи! Если вам охота выяснять очевидное, извольте. Только имейте в виду – не заплачу ни копейки! Знаю я эту моду, деньги вымогать. Вместо того чтобы за зарплату свою работу делать, только чаю ведро выпьют и паркет грязью затопчут… – Мы на чай не претендуем, мадам, – невозмутимо заверил Холмс. – Нам бы место осмотреть, где обнаружили тело… Раиса Армазарова решительно втянула в себя воздух, но, натолкнувшись на твердый взгляд Холмса, моргнула, выдохнула и только пожевала губами. – Прямо идите, – буркнула бывшая артистка. – Мимо кабинета не промахнетесь. Смотрите, что хотите. А я пока, пожалуй, ложки в буфет приберу. Ходят всякие, потом снотворное свое найти не могу… Раиса эффектно забросила хвостик хорька себе на плечо и двинулась прочь, покачивая костлявыми бедрами не без изящества. Вдруг высокий каблук ее туфли скользнул по паркету, старушка проделала лихое антраша и чудом не грохнулась, успев вцепиться в дверь. Столкновение ее тела с деревянным косяком произвело сухой бильярдный звук, который заглушил свирепый вскрик: – Твою ж мать! – Обратите внимание, как ложится мазок в этой части картины! – восхитился Холмс, хватая Ватсона за рукав, тем самым напрочь пресекая его попытку броситься на помощь. – Как постепенно желтый переходит в шафран… Гости заинтересованно склонились к полотну. * * * – Почему-то мне кажется, что Степан сам искал встречи с пауком, – проворчал Ватсон. – Не знаю, какой была Елизавета, но быть врагом Раисы – врагу не пожелаю. – Не забывайте, Раиса Армазарова была очень неплохой актрисой. Никогда не знаешь, какую роль она разыгрывает перед тобой, – покачал головой Гирдяев. – Когда надо, старушка переплюнет Щепкина. Я бы не сбрасывал ее со счетов. Если будет доказано, что Степана убила Кира, и Киру посадят, Раиса становится опекуном несовершеннолетней внучки. Тогда квартира целиком достается великой Армазаровой, как и доходы от бизнеса Степана. А это приличные деньги! – Круг заинтересованных лиц начинает вырисовываться. Полагаю, это комната Киры? – Холмс толкнул приоткрытую дверь. С широкой кровати сползал на пол небрежно брошенный шелковый черный халат в белых цветах. Распахнутые зеркальные дверцы шкафа открывали ряд мужских костюмов и сорочек. На полу перед шкафом лежал почти полный чемодан с откинутой крышкой. – Кира куда-то собиралась? – Ватсон заглянул в чемодан. – Или не успела разобрать вещи после поездки в Египет, – предположил Холмс. – Осторожно, Антон! Гирдяев замер, протянув руку к стильной серебряной ручке на туалетном столике. Движением фокусника Холмс извлек из кармана резиновые перчатки. Аккуратно взяв ручку за концы, он повернул и снял колпачок. Вместо стержня торчала тонкая игла. – Это же инсулиновый шприц! – удивился Ватсон, рассматривая иглу. – Но диабетом болеет Алекса, что делает ее шприц в спальне Киры? – Видимо, нас хотят убедить в том, что это Кира сделала смертельные инъекции, имитируя следы от укуса насекомого. – Холмс закрутил колпачок и убрал ручку в полиэтиленовый пакет. – Антон, нам нужно узнать содержимое шприца и выяснить, есть ли на нем отпечатки. Вдруг преступник оказался излишне самоуверенным или беспечным? Кстати, насчет уколов – такое возможно в принципе? – Учитывая, что Степан был пьян и спал, проделать это было не сложно… – кивнул Ватсон. – Но что если инъекции действительно сделала Кира?! Воспользовалась шприцом Алексы и убила мужа. Она наследница первой очереди, часть квартиры и денег Степана достаются ей. Учитывая преклонный возраст Раисы, Кира вполне может стать опекуном Алексы. У нее весьма убедительный мотив, в этом Раиса права. – Если на то пошло, уколы могла сделать и Алекса. Шприц-то ее. Диабетики – люди опытные, они делают инъекции с закрытыми глазами, – азартно включился в обсуждение криминалист. – Подобрать препарат, который бы стимулировал инфаркт, конечно, сложнее, но ничего нет невозможного для умелого пользователя интернета… Ватсон решительно возмутился: – Антон, ты видел девочку? Это больной ребенок! Ребенок, потерявший мать, а через год отца! Господи, да ей же пятнадцать лет… – Вариантов становится все больше, а дело все любопытнее. – Холмс привычным движением откинул темную прядь со лба. – Кстати, о больном ребенке. Самое время побеседовать с Алексой. Где же наш розовый эльф? Алекса сидела на кровати в наушниках, подложив под спину гору цветных подушек, и увлеченно рисовала в блокноте. Девушка ритмично покачивалась в такт неслышимой мелодии и иногда подпевала обрывки фраз тоненьким срывающимся голоском. Плюшевые медведи самых разных размеров, фасонов и цветов сидели на кровати в ряд, словно зрители в первом ряду партера. Шагнув в комнату первым, Ватсон встал столбом – короткие светлые волосы на голове Алексы трогательно торчали во все стороны, закручиваясь на макушке в смешной вихор. Малиновый парик валялся на кресле гигантским ядовитым цветком. Не успев притормозить, Холмс налетел на Ватсона плечом и тоже остановился. Алекса вздрогнула, вскинула светло-карие глаза и сорвала с головы наушники. Вошедшие потрясенно молчали. Перед ними сидела Елизавета Армазарова, только лет на двадцать моложе своего автопортрета. – Привет, – Ватсон слегка помахал ладонью. – Мы к тебе. Так это были линзы? Яркие сапфировые глаза? Удивительно! – Конечно, линзы. – Алекса снисходительно улыбнулась непонятливому взрослому. – Глаз такого цвета не бывает. Только у тех, кто приходит во сне. Иногда я надеваю линзы, чтобы увидеть цвет мира по-другому. Или когда это надо для образа. Мне нравится быть разной, понимаете? Тогда я смотрю на все и думаю иначе. Меня бабуля научила, когда я была маленькой… – Как неожиданно. – Антон Гирдяев изумленно разглядывал огромные постеры Rammstein, Korn и Linkin Park, развешенные по стенам комнаты. На обоях в нежный желто-розовый цветочек постеры смотрелись как десантные ботинки с бальным платьем. – Тебе нравится их музыка? – Нет. – Алекса покачала головой и серьезно посмотрела на криминалиста снизу вверх. Свет, падающий из окна, резко оттенял на бледном лице девочки темные круги под глазами. – Я не слушаю такую музыку, но откуда-то хорошо ее знаю. А этих… – Алекса кивнула на постеры, – этих мне очень жалко. Мне кажется, они грустные и несчастные. Музыка счастливых звучит не так… Громкий вскрик Антона прервал Алексу на середине фразы. Зацепившись ногой за гантели, торчащие из-под кресла, криминалист взмахнул руками и вцепился в зеркальные дверцы шкафа. Пальцы скрипнули по стеклу. Шкаф вздрогнул. В тот же момент Алексу будто ветром сдуло с кровати. Она мгновенно оказалась возле Холмса, который задумчиво листал один из альбомов для рисования, лежавший на столе. Уловивший движение Холмс едва успел поднять голову, когда нога Алексы с силой ударила его по руке. Альбом взлетел к высокому потолку и шмякнулся об пол. Листы его вяло перевернулись и распластались на развороте, как крылья подстреленной чайки. – Не трогай чужое, урод! – рявкнул злобный тенор. Алекса схватила альбом, захлопнула и яростно сунула в ящик стола. Ящик грохнул. В повисшей тишине стало слышно, как где-то далеко в доме неуверенные пальцы проигрывают на пианино спотыкающуюся гамму. Ватсон замер, пытаясь осмыслить увиденный мельком рисунок. В уверенной штриховке углем сплетение тел казалось удивительно натуралистичным, как черно-белая фотография. Мозг отказывался совмещать этот рисунок и хрупкую Алексу с сапфировыми глазами. – Ой, простите… – чуть слышно прошептала девушка, прижимая к груди сжатые кулачки. В широко распахнутых глазах стояли слезы. – Я не хотела… – Ничего страшного! Это реакция на стресс. Перепады настроения, гормоны… – очнувшийся Ватсон деловито заполнил паузу. – Активный рост организма, становление личности, поиск себя… да и вообще, подростковый возраст – сложный период. Не расстраивайся, тебя можно понять! – Угу… – буркнул Холмс, потирая ушибленное запястье. – Можно… – Гантели-то тебе зачем? – Гирдяев отлепил себя от шкафа. – Делаешь зарядку? – Нет, что вы! – Алекса улыбнулась. От улыбки ее лицо стало очень милым и совсем детским. – Мне нельзя. Я ими листы прижимаю, чтобы распрямились. Я иногда работаю с ватманом. – Могу я посмотреть вот эти рисунки? – Ватсон взял с кровати открытый блокнот. Изображенная в той же манере штриховки, со страницы смотрела на Ватсона сказочная птица с длинным хвостом. Ватсон моргнул. Ему показалось, что глаза птицы поворачиваются и следят за ним, когда он передвигает рисунок. – Это… очень талантливо, Алекса! Удивительно! Хорошо, что рисование помогает тебе отвлечься и пережить тяжелый период… Со временем ты привыкнешь к тому, что папы нет рядом и… – Я очень на него злилась, – тихо произнесла вдруг Алекса ровным голосом и посмотрела мимо Ватсона в окно. – От удара фонарем мамина голова как будто треснула. Такой странный звук… Мама упала с палубы, и ее не стало. Черная вода сомкнулась, как пленка. А папа ничем не помог. Но он привел Киру! Я нехорошая, гадкая, желала им плохого… Ангелы наказали меня за плохие мысли и забрали папу тоже. Теперь осталась только Кира, но она меня ненавидит… – Скажи-ка, шприц твой? – Холмс сунул под нос Алексе полиэтиленовый пакетик с серебристой ручкой внутри. Девушка сильно вздрогнула и удивленно кивнула: – Мой. А где вы его… Он потерялся недавно. Вы мне его отдадите? Это мамин подарок. – Возможно, отдадим, но позже. Сейчас он нам нужен. – Холмс убрал пакет в карман. – Где кабинет твоего отца? – Дальше по коридору, – бросила Алекса, забралась на кровать, надела наушники и взялась за блокнот. Казалось, интерес к гостям она потеряла мгновенно, как штору опустила. На пороге Холмс быстро оглянулся. Алекса смотрела на него в упор черными от расширившихся зрачков, очень внимательными глазами, взгляд которых тут же нырнул в сторону. – Холмс, я верно понял то, что успел увидеть на рисунке? – Ватсон взволнованно схватил Холмса за рукав, едва они оказались в коридоре. – Верно. Я, правда, думал, что треск головы мамы этой юной особы произведет на тебя большее впечатление. И – да, аутоэротическая асфиксия, причем явно вышедшая из-под контроля. Дело приближалось к концу во всех смыслах. – Холмс был серьезен и сосредоточен. – Неожиданные фантазии, однако, посещают юных талантливых эльфов. – А ведь на голове Елизаветы была рана, я помню отчет о результатах вскрытия, – задумчиво произнес криминалист. – Рана, которая вполне могла быть нанесена тяжелым предметом, например, судовым фонарем. Но травму списали на то, что Лизу било о яхту волнами, когда она пыталась выбраться из воды. Решили, что ее приложило головой о транец или кормовой трап… – Откуда девочка может знать такие подробности? Ведь тело наверняка привели в порядок к похоронам, чтобы не пугать родственников, – Ватсон перевел взгляд с криминалиста на Холмса и обратно. – Что, если смерть Лизы не несчастный случай, и Степан действительно убил жену? Алекса была в ту ночь на яхте и видела это… Несчастный ребенок! Ничего удивительного, что она рисует кошмары. – Такой вариант тоже возможен, – кивнул Холмс и вошел в комнату, которая служила Степану кабинетом. Кабинет хозяина представлял собой небольшое прямоугольное помещение, обставленное аскетично. Крепкий дубовый стол около окна, зеленый кожаный диван у стены и пара кресел. Книжные полки со специализированной литературой висели в ряд, заполняя простенок. Рабочее кресло с удобными подлокотниками сиротливо притулилось у стола, дожидаясь своего владельца. – Что мы хотим здесь найти? – Ватсон склонил голову к плечу, пытаясь прочесть названия книг на черно-белых корешках. – Следы убийства, очевидно, – хмыкнул Холмс. Внезапно он упал на руки и, лежа на полу, засунул голову под диван. Его голос из-под дивана звучал словно из другой комнаты. – Обед уж близится, убийцы же все нет… Холмс встал, машинально отряхивая колени, и задумчиво огляделся вокруг. Затем опять бросился к дивану и внимательно исследовал кожаную обивку, перекладывая диванные подушки. – Холмс… – начал было криминалист, но Шерлок прервал его раздраженным взмахом руки: – Не обязательно думать вслух, Антон! Можно про себя. Помоги мне лучше. Гирдяев, засопев, молча отодвинул вместе с Холмсом тяжелый стол, за которым оказалась батарея центрального отопления. Опустившись на колени и подсвечивая себе фонариком-брелоком, Холмс засунул нос между толстыми ребрами старинного калорифера. Некоторое время он возился, ползая вокруг на коленях и разглядывая хлопья пыли, и вдруг замер, как сеттер, учуявший добычу. – Ватсон! Пинцет и пакет! – хрипло потребовал Холмс, протянув, не глядя, руку назад. Ватсон поспешно подал требуемое. – Во-о-от он, красавец! – почти нежно прошептал Холмс и поднялся, держа за уголок полиэтиленовый пакетик. В прозрачном полиэтилене распластался раздавленный паук с характерными красными пятнами в верхней части брюшка. Некоторое время все молча разглядывали мертвое ядовитое насекомое. – Значит, паук в самом деле был. Как интересно! – Холмс уселся в кресло, вытянул из кармана трубку и сунул ее в рот.