Вскоре они снова нырнули в темноту и пошли по коридору, где стоял мужчина. – Миледи, – произнес он. Персефона напряглась, услышав титул, и Гермес выпустил ее руку, но только для того, чтобы помочь ей спуститься по лестнице. Она первой вошла в круглую, заполненную людьми комнату, по периметру которой располагались колонны и ниши. Это был театр, построенный наподобие амфитеатра. Сцена находилась в нижней части зала, и в центре нее находилась богиня. Она была связана, ноги и руки растянуты на черной скамье. Она была без сознания, и из раны у нее на голове сочилась кровь. Персефона на мгновение застыла на месте, и по спине у нее от страха побежали мурашки. Она не узнала богиню, но почувствовала, что та все еще жива. Зрители вокруг улюлюкали и бросали в нее предметы. Другие снова и снова повторяли «спилите ей рога». – Это Тюхе, – произнес Гермес. Персефона вздрогнула. Она не почувствовала приближения бога, но теперь, когда он оказался рядом, ее беспокойство чуть поутихло. – Тюхе, – прошептала Персефона в ответ. – Богиня удачи и процветания? – Она самая, – ответил он мрачным голосом. Она взглянула на него и заметила, как сжались его челюсти и ожесточился взгляд. – Что нам делать? – растерялась Персефона. Они обязаны были ей помочь. – Ждать, – ответил он. – Мы не знаем, кто и что на их стороне. От этого комментария Персефону объял ужас – сокрушительная сила, что швырнула ее в бурный поток. Она вспомнила об оружии, которым повергли Гармонию, и о своей матери, чья магия наделила его властью. С чем им предстояло встретиться здесь? Она всмотрелась в толпу, но не нашла в ней Елены. В зал прибывало все больше людей, становилось жарко. Маска прилипла к коже Персефоны, став влажной и неприятной. Вместе с людьми вокруг становилось больше гнева и издевок. Воздух пропитывала жестокость, и богиня прижалась к Гермесу – ей все сильнее становилось не по себе. Бог обнял ее крепче, но успокоения это почти не принесло, потому что она знала – Гермес тоже напряжен. Внезапные аплодисменты привлекли их внимание к сцене, где теперь стоял мужчина. На нем был синий костюм, отлично сидевший на его огромном теле. У него были волнистые светлые волосы, а глаза горели ярко-голубым цветом, так что она даже на расстоянии видела, как они искрятся. «Полубог», – подумала она. – Это Океанос, – сказал Гермес. – Кто он такой? – Сын Зевса. У него есть близнец, Сандрос. Обычно если один здесь, то и второй где-то рядом. Персефона с отвращением на лице наблюдала за Океаносом, что кружил вокруг Тюхе подобно хищнику. Он остановился у ее головы, схватил за один из рогов и без особых усилий отломил его. От этого резкого движения к горлу Персефоны подступила тошнота, но толпа вокруг восторженно завопила. Отломав от ее головы и второй рог, он поднял их над головой подобно трофеям, в то время как толпа приветствовала его, подобно герою из античных времен. После этого он отбросил рога в сторону, словно это был какой-то мусор – словно он не искалечил только что богиню, растянутую на скамье. – Олимпийцы – лишь пародия на могущество! – закричал он. – Они расхаживают вокруг, как знаменитости, одержимые своим имиджем и богатством, причиняя смертным страдания вместо того, чтобы отвечать на ваши отчаянные молитвы. Толпа заревела, выражая согласие. – Эта сказка стара, как время. Боги исчерпали свою пользу для мира, их должны сменить новые – те, кто это понимает и видит потенциал. Мы эти новые боги. Пришло время отобрать у них наш мир. И снова одобрительные возгласы. Персефону затошнило. Именно таких речей она и ожидала – тех, что увековечила Елена. Эти полубоги действительно хотели сбросить олимпийцев. Проблема была в том, что те, на кого они напали – Адонис, Гармония, Тюхе, – не были олимпийцами. Они были невиновны. Зачем было вредить именно им? Тюхе дернулась, и это привлекло внимание Океаноса. Полубог продолжил говорить, подойдя к богине: – Нас ждет перерождение! Новый мир, где ваши молитвы будут услышаны, где боги будут вмешиваться только тогда, когда их попросят, где они будут исцелять и не будут причинять вред. Но цена этих перемен высока. Он поднял меч, что лежал, над головой Тюхе. Тот сверкнул, острый и опасный. – Вы готовы ее заплатить? – спросил он, и толпа ответила ему многоголосым «да». Именно тогда Персефона почувствовала запах магии своей матери. Он привлек ее внимание и заставил сердце сильнее забиться в груди. На мгновение ее охватила паника, дыхание стало прерывистым, взгляд затуманился. Но это чувство ушло так же быстро, как и возникло. Когда богиня снова посмотрела на сцену, Океанос уже занес меч. – Нет! – завопила Персефона, вскинув руки. Несколько голов, повернувшихся в ее сторону, замерли, все, кроме Океаноса, который прищурил глаза, глядя на нее. Проклятье. Полубоги, может, и не были так могущественны, как остальные боги, вот только нельзя было узнать, с какой магией они родились, а Океанос, похоже, мог контролировать время. Не произнеся ни слова, он вытянул руку и швырнул в Персефону пучок молний. Широко распахнув глаза, Персефона тут же осела, чтобы избежать удара. Но стоило лишь ей коснуться пола, как перед ней кто-то возник – богиня. – Афродита… Та вытянула руку, и в следующую же секунду тело Океаноса покачнулось, у него из груди вылетело сердце – и упало прямо в ладонь Афродиты. Глаза полубога округлились, он упал на колени. Персефона потеряла контроль над своей магией, и толпа снова пришла в движение. Спустя мгновение тишины толпа осознала, что случилось. – Боги! Среди нас боги! – завопил кто-то. Вокруг воцарился хаос. Одни кричали и спешили спастись бегством, другие стянули с себя маски и искали внутри театра оружие. – Гермес! – закричала Персефона. – Забери Тюхе! Бог плутовства переместился, словно молния, оказавшись на сцене рядом с неподвижной богиней. Толпа бросилась вперед, чтобы атаковать Гермеса, но глаза бога засияли, заставив некоторых из них остановиться. Персефона встала: – Афродита! Богиня, казалось, ее не слышала – ее внимание было сосредоточено на сердце, что все еще билось у нее в руке. Между ее пальцев сочилась кровь. Боковым зрением Персефона заметила смертного, подскочившего к богине, – тот уже занес длинный подсвечник для удара. – Афродита! Богиня по-прежнему оставалась спокойной, почти пассивной, но повернула голову в направлении смертного и вскинула руку. Тот полетел обратно в толпу, расталкивая тела, и с грохотом ударился о противоположную стену. Персефона ожидала, что смертные разбегутся, но вместо этого они бросились прямо на них. Чья-то рука схватила ее за волосы, оттянув голову назад и заставив выгнуть шею, другая сорвала с нее маску. Ее поразила жестокость этого жеста, а через мгновение она встретилась взглядом со знакомой парой глаз. – Джейсон? Она не видела его с похорон Лексы. Он свел общение с ней на нет – и она знала почему. Его темные локоны сильно отрасли, лицо покрылось щетиной. Он выглядел грубым и злым. – Так, так, так. Наделенная благом подстилка проникла на нашу встречу. – Джейсон… – она протянула руку, чтобы ослабить хватку, которой он удерживал ее голову. Персефона удивилась, когда смертный отпустил ее, и отступила назад, но ее тут же безжалостно толкнул кто-то другой. Богиня качнулась вперед – и ее снова пихнули. На этот раз ей удалось удержаться на месте, прежде чем кто-то снова успел ее толкнуть. Но она была окружена. Персефона снова взглянула Джейсону в глаза. – Почему? – услышала она собственный вопрос. – Разве это не очевидно? Аид мог спасти Лексу. Ты могла ее спасти. – Не смей. – Глаза Персефоны жгло от новых слез. – Если бы ты сразу сделала все правильно, она бы не ушла. Она была уже не та, когда вернулась. – Потому что она хотела умереть! – закричала Персефона. – Она устала, но ты был слишком эгоистичен, чтобы это увидеть. Я была слишком эгоистична. – Не притворяйся, будто тебе не плевать, – рявкнул он. – Иначе бы ты сейчас не выходила замуж за Аида. Круг сузился, и Персефона напряглась. – Не делай этого, – сказала она. – Ты об этом пожалеешь. – Мы не боимся Аида, – заявил Джейсон. – Вам следует бояться не Аида. А меня. Он рассмеялся – а вместе с ним и остальные. Но внутри Персефоны уже забурлил гнев. К ней потянулась чья-то рука, и она взорвалась – в прямом смысле. Из ее рук, ног и ладоней выстрелили колючие стебли. Подобно лезвиям, они резали смертных, окруживших ее. Многих пронзило насквозь – включая Джейсона, – пробив головы, шеи, грудь или живот. Она кричала от ярости, от боли, из-за резни вокруг. Но, достигнув своей цели, стебли втянулись обратно, вернувшись в ее тело, словно были ее частью. Вся в крови, с разорванной кожей, она упала на колени посреди устроенной бойни и наклонилась вперед, тяжело дыша. На губах она чувствовала вкус крови. «Исцелись, – подумала она. – Ты должна исцелиться». Вдруг Персефона ощутила присутствие Аида – ошибиться было невозможно. Сначала она увидела его ботинки, а потом медленно поднялась взглядом по его телу. Увидев его лицо, она увидела бога – древнего, полного ярости, тьмы и смерти. Персефона не сразу осознала, почему в зале стало так тихо. Все были мертвы. Это сделала она? Или злость Аида?