Часть 67 из 93 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Взгляд Персефоны упал на кипу газет, что ей принесла Левка. Сверху лежали «Новости Новых Афин», и заголовок касался нападения на стадионе «Талария»:
СМЕРТЬ И ЖЕСТОКОСТЬ:
ПОСЛЕДСТВИЯ ПОКЛОНЕНИЯ БОГАМ
В статье, написанной Еленой, говорилось, что нападение было спланировано Триадой, чтобы приблизить перемены, и что без конфликта смертные продолжат жить под пятой богов.
Организация выбрала стадион, потому что Игры представляли собой власть богов над обществом и, чтобы это изменить, их необходимо было искоренить. Вот только сколько человек из тех ста шестидесяти, что погибли на стадионе, согласны были принять мученическую смерть ради Триады?
Ответ Елены был жесток: а где были ваши боги?
– Я не могу поверить, что Деметрий одобрил эту статью, – произнесла Левка, но Персефона подозревала, что Деметрию и вовсе не дали возможности высказаться. – Елена обезумела.
– Я не думаю, что она и правда верит в то, что пишет, – ответила Персефона. – И вряд ли она думает своей головой.
Богиня была уверена, что это не так.
– Если когда-нибудь увидишь ее снова, пожалуйста, преврати ее в дерево, – попросила Левка.
Персефона тихо рассмеялась, и Левка вышла, закрыв за собой дверь. На мгновение богиня обмякла в своем кресле, чувствуя себя в еще большем изнурении, чем прежде. Предательство Елены ее ошарашило, но это… это было другое. Что-то гораздо хуже. Почти как объявление войны.
Она выпрямилась и прочитала еще несколько статьей. На сердце у нее становилось все тяжелее с каждым заголовком:
ЗИМНЯЯ ПОГОДА СТАЛА ПРИЧИНОЙ
ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ 56 СМЕРТЕЙ – И ЭТО ТОЛЬКО
ЗА ПОСЛЕДНЮЮ НЕДЕЛЮ
МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ ОСТАЛИСЬ БЕЗ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИИ
И ВОДЫ ИЗ-ЗА ОПАСНОЙ ЗИМНЕЙ ПОГОДЫ
МНОГИЕ ОПАСАЮТСЯ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОГО КРИЗИСА ПОСРЕДИ ЗИМНЕЙ БУРИ
Но один заголовок почти внизу страницы привлек ее внимание больше других:
ИЗ МУЗЕЯ УКРАДЕНО НЕСКОЛЬКО АРТЕФАКТОВ
Персефоне это показалось странным. Она вспомнила, что Аид упоминал реликвии, продающиеся на черном рынке, но что, если их взяли из музеев?
«Моя мать спрячется у всех на виду».
Персефона набрала телефон Айви.
– Да, миледи?
– Айви, попроси Антония подогнать машину. Я спущусь через несколько минут.
– Конечно. – После паузы нимфа добавила: – А что мне сказать лорду Аиду? Если он спросит, куда вы уехали?
Персефона напряглась. Она сердилась на Аида, но не хотела, чтобы он беспокоился.
– Можешь сказать ему, что я поехала в Музей Древней Греции, – ответила Персефона и положила трубку.
Она надела пальто и спустилась к выходу, миновав стойку Айви.
– Хорошей вам поездки, миледи, – сказала администратор, когда богиня выходила из здания.
Персефона осторожно спустилась по покрытым льдом ступенькам. Антоний уже ждал ее, улыбаясь, несмотря на холод.
– Миледи, – он открыл заднюю дверь «Лексуса».
– Антоний, – с улыбкой поздоровалась она, усаживаясь в теплый салон.
Заняв водительское кресло, циклоп спросил:
– Куда едем, миледи?
– В Музей Древней Греции.
Антоний наморщил лоб с удивленным видом:
– Исследования?
– Да, – кивнула она. – Можно так сказать.
Музей Древней Греции находился в самом центре Новых Афин. Антоний высадил ее у тротуара, и она пошла через двор музея к мраморным ступенькам у входа в здание. Персефона много раз бывала здесь, обычно в солнечные дни, когда площадь была заполнена людьми. Сегодня же вокруг было пусто и скользко, а мраморные статуи, обычно ослепительно сверкающие под лучами солнца, были погребены под сугробами снега.
Войдя в музей и миновав пост охраны, Персефона остановилась и сделала вдох, пытаясь почувствовать аромат магии своей матери, но до нее доносились лишь запахи кофе, моющих средств и пыли. Она пошла по залам, каждый из которых был посвящен отдельной эре Древней Греции. Выставка была прекрасно организована, с аккуратно подобранными образцами. Несмотря на это, все внимание Персефоны было привлечено к людям – она выискивала знакомые черты в выражениях их лиц и движениях. Узнать в них богов было крайне сложно, если они накладывали слишком много чар.
Персефона не знала, сколько времени она бродила по музею, но спустя час богиня уже обошла все выставки, кроме детского крыла. Стоило лишь ей взглянуть на его вход – ярко раскрашенный, с большими буквами и мультяшными колоннами, – как она уловила знакомый запах – мускуса и цитруса, от которых у нее кровь застыла в жилах.
Деметра.
Ее сердце забилось быстрее, когда зашагала по разноцветному крылу с интерактивной выставкой, мимо восковых статуй и моделей античных зданий, следуя за ароматом магии Деметры, пока не увидела ее, окруженную группой детей. Та явно приложила немало усилий, чтобы скрыть свою настоящую личность, – она выглядела намного старше с седыми волосами и морщинами на лице. Тем не менее при ней осталась ее надменность – та, которую так хорошо помнила Персефона.
Как оказалось, Деметра вела экскурсию и прямо сейчас рассказывала детям историю Панэллинских игр и их значение в культуре.
Такого Персефона совершенно не ожидала, хоть и подозревала, что Деметра прячется у всех под носом.
В окружении детей она казалась совсем другой богиней. В ней не было ни намека на свирепость, а глаза излучали свет, которого Персефона не видела со времен своего детства. А потом Деметра подняла голову и встретилась взглядом с Персефоной – и от всей ее доброты не осталось и следа. Всего на мгновение в ее глазах вспыхнули досада, гнев и отвращение, прежде чем она снова обратила свой взор на детей с широкой улыбкой на лице и морщинками у глаз.
– Почему бы вам немного не осмотреться тут самим? Я буду здесь, если у вас появятся вопросы. Ну, бегите!
– Спасибо, мисс Досо! – хором ответили дети.
Персефона не двинулась с места, когда дети бросились врассыпную, но Деметра повернулась к ней, прищурилась и выставила вперед подбородок:
– Ты пришла, чтобы убить меня?
Персефона вздрогнула:
– Нет.
– Значит, ты пришла меня отчитать.
Персефона молчала.
– Ну? – резким тоном потребовала ответа Деметра.
– Я знаю, что с тобой случилось… до того, как я родилась, – произнесла Персефона. Она заметила удивление во взгляде Деметры, в том, как приоткрылись ее губы. И все же это был лишь миг слабости, миг, когда Персефона увидела настоящую боль своей матери, прежде чем та снова спрятала их глубоко внутри, нахмурившись.
– Ты заявляешь, что теперь понимаешь меня?
– Я не буду притворяться, будто понимаю, через что ты прошла, – сказала Персефона. – Но мне жаль, что я не знала.
– И что бы это изменило?
– Ничего, кроме того, что я бы потратила меньше времени, злясь на тебя.
Деметра ответила ей звериной усмешкой:
– Какой смысл жалеть о злости? Она питает столько всего другого.
– Например, твою месть?