В деревянном ящике послышался треск. — Вот, наловил к Рождеству. Ты будешь здесь? Он поднес ящик поближе, и Кротиха увидела, как за решеткой шевелятся зеленоватые клешни. Ей захотелось просунуть палец между рейками. Но Ванго предостерег ее. — Там омары. Кротиха пошла за ним. Вскоре они снова оказались в лесу. В начале войны Кротиха приехала сюда и попросила его о помощи. Через некоторое время он согласился стать связным их подпольной группы «Паради». Для Сезара, Муше и их товарищей Святой Иоанн не был обычным агентом: никто не знал его в лицо. Он выставил свои условия: отказался участвовать в операциях с применением силы и покидать укрытие. Он держал обещание, данное Зефиро. В один из первых месяцев войны ему привезли на хранение чемодан, не предупредив о его содержимом. Обнаружив, что чемодан набит динамитом, он отказался его возвращать, чтобы подпольщики навсегда уяснили его принципы. Опасный чемодан с часовым механизмом все еще лежал в монастырском курятнике. С лета 1937 года Ванго ни разу не покидал острова. Выйдя из леса, они подошли к стене аббатства, вскарабкались на раскидистый зеленый дуб, пробрались сквозь густую листву. Чайки потеряли их из виду. Ванго привязал ящик на спину, и они спустились в монастырский двор по длинной ветке, нависшей над стеной. — Помнишь? — спросил он Кротиху. Она знала, что он говорит о каштане в Люксембургском саду. Этот каштан возвышался над оградой и по ночам часто склонял свои ветви к пустынным лужайкам, словно специально для них. Огород внутри аббатства отличался внушительными размерами. Летом на нем сеяли даже пшеницу и кукурузу. Стена, вдоль которой были разбиты грядки, тянулась, насколько хватало глаз. Они пошли вдоль нее по тропинке. На дворе была зима, шла война, тем не менее огород не выглядел заброшенным. На хорошо вскопанной земле виднелись бороздки, в них поблескивали ракушки. Идя за Ванго, Кротиха вдыхала запах водорослей. Хозяйственные постройки аббатства остались позади. Еще нескольких минут — и они дошли до конца стены; там, в углу двора, была теплица, одной стороной примыкавшая к маленькому домику. Они вошли в теплицу. На столах громоздились ящики с луком. Они отворили дверь, за которой и проходила жизнь Ванго. — Теперь рассказывай, — попросил он. Она села около почти остывшей печки. — Муше сообщил, что в ночь на Рождество к нам на парашюте забросят инструктора по радиосвязи. — Где это будет? — Думаю, в окрестностях Шартра. Он обучит трех человек. В Париже это было бы невозможно. — Здесь тоже. Немцы получили автомобили с радиопеленгаторами. В последний раз из-за твоих англичан они устроили тут переполох. — Теперь все французы. — Это не важно. Я не допущу, чтобы сестрам грозила опасность. Ванго был тверд как скала. Он положил конец проклятию, которое, казалось, обрекало на смерть всех, кто его окружал. Он соглашался подвергать риску только себя. — Из-за твоих англичан немцы хотели обыскать аббатство. Тогда матушка вытолкала их, пригрозив ружьем. Второй раз она их не удержит. Кротиха молчала. Матушка Элизабет ни словом не обмолвилась об этом. Ванго подкинул в печку дров, и чайник сразу зашумел. — Ты хочешь защитить людей. — Да. — А они все равно умирают. — Кто? Ванго смотрел ей в глаза. — Да все, — сказала Кротиха, — и не только у нас в стране. — Кто еще? — Этель. Он отвел взгляд. Кротиха продолжала; — Она умирает, потому что ты не хочешь, чтобы она страдала. Она умирает от горя. Ванго вышел на улицу. Кротиха погрелась несколько минут у огня и отправилась за ним. Он сидел на камне у водоема. — Ты сама знаешь, что говоришь неправду, — возразил он. — Многие выжили благодаря тому, что я умер. Посчитай, сколько их! И вспомни тех, кто умер, оттого что я был жив! Кротиха знала: Булара и Андрея оставили в живых. Если бы не мнимая смерть Ванго, Этель наверняка бы убили, как убили отца Жана, Зефиро и, вероятно, Мадемуазель. Разве мог Ванго и дальше подвергать своих близких смертельной опасности? — Этель все потеряла, — продолжала Кротиха. — У нее остался только брат, Пол. — Он выздоровел? — спросил Ванго. — Да. И снова служит в Королевской авиации. Они смотрели друг на друга и улыбались. В своих друзьях оба видели борцов, упорных и страстных. Эмили и Ванго воспряли духом. Они стояли на морозе, вдыхая запах пороха, который приносил к ним западный ветер. Ванго потер о куртку грушу и протянул ее Кротихе. Это была особенная груша, которую вывел Зефиро, скрещивая лучшие сорта в саду. Кротиха смотрела на одежду Ванго: его шерстяную куртку, брюки со штопанными-перештопанными наколенниками. Сестры, наверное, дрались за право чинить его одежду и ставить на ней заплатки — опознавательные знаки. Святой Иоанн был священной тайной монастыря. — Останься до завтра, — предложил Ванго. — Я подумаю о твоем парашютисте. Над часовней зазвонил колокол, призывая к утренней молитве. — А как твой скрипач? — спросил Ванго. — По-прежнему ничего не слышно? Кротиха покачала головой. Ни единой новости с фронта. Ванго поколебался, прежде чем задать следующий вопрос: — А родители? На этот раз Кротиха решительно отвернулась и начала отдирать сухие репьи от подола пальто. Она снова покачала головой, и тут Ванго заметил, что на каменную плиту падают капли. Он никогда не видел, как она плачет. — Где они? — Никто не знает. — Но ведь наверняка можно выяснить! — Нет. Она сидела не шевелясь. — Муше передал мне документы, но я их еще не смотрела. Ванго осторожно взял из ее рук конверт и открыл его. Несколько минут он молча просматривал бумаги и фотографии. — Здесь ничего нет о твоих родителях, — сказал он. — Он ошибся. Кротиха вздрогнула. — Значит, это я ошиблась. Мне надо ехать. — Подожди. — Я перепутала конверт. Один предназначался Сезару. Ванго все еще просматривал документы, как вдруг его взгляд остановился на одной фотографии. — Смотри, это же Нью-Йорк. Это был самый центр Манхэттена, снятый сверху. Верхушки небоскребов словно выныривали из моря облаков. Ванго наклонился к открытке, чтобы разглядеть ее получше, как будто смотрел на землю из окна «Графа Цеппелина». Он мысленно бродил по крышам этого города, который знал наизусть. И вдруг открытка задрожала. Ванго никак не удавалось удержать ее перед глазами. — Положи все обратно в конверт, — сказала Кротиха.