Они сегодня опять имели неприятную беседу с Москвой. Москву не устроил ответ, что документы не обнаружены. Москва огорчена, что приезд важных особ Анастаса отложена на неопределённое время... Москва требует принять радикальные меры к армейцам в общем и к Геббер в частности... К Геббер... Спартак Палладович вернулся в кровать. «Надо спать. Уже три часа. Вставать через три часа...» Он вставал вместе с Анжеликой, хотя не понимал, зачем ему это надо. На работу к 9-ти. Но ему не хотелось ей показать, что он слабее её, что у него нет силы воли. Каждое утро он выходил на лёгкую пробежку. Лысков отказался участвовать в этом мероприятии. Ему не улыбалась идея бегать в пятьдесят градусов мороза. Но Римадзе каждое утро выходил из дома с Анжеликой, которая не упускала случая, чтобы не опустить какую-нибудь колкость в его адрес. Ему не спалось. Как только он закрывал глаза, ему казалось, что он слышит музыку. И перед его глазами снова вставал тот сад из детства. Он так давно не был дома. «Этим летом обязательно поеду, вместе с Леной и дочерью... Папа простит, что пошёл против его воли... Он увидит Лену и поймёт, почему она стала моей женой...» Под это обещание его сморил сон... [1] А. Ахматова 23. Болезнь Прошла неделя. Как ни старался Спартак Палладович, на Анжелику ничего не действовало. Она оказалась довольно капризной особой. Вскоре ему пришлось «переучиваться» готовить, ибо она не ела лук ни в каком виде. Он не раз пытался поговорить с ней по душам, но... Анжелика лишь усмехалась. Она никого к себе не подпускала. Настроение у него было на «нуле». Ему уже хотелось съехать от этой «железной» леди со стальными нервами. Но обещание, данное Махабат Тимировне, что он будет следить за её дочерью не позволяло ему сделать этот шаг. В Москве его жена родила девочку. И он уже стал жалеть, что дал дочке имя этой взбалмошной девчёнки. — Вызови-ка её к нам, а то как ты поселился у них, то и мы ничего нового не узнали, кроме её музыкального таланта, и как она выглядит — позабыли. — Высоцкий не раз порывался пригласить Анжелику для продолжения беседы. С того времени, как они были у неё в квартире, он её больше не видел. В это время велись переговоры с детской комнатой милиции, собирались документы. Анжелика характеризовалась как трудный подросток. Москва не оставляла их в покое: «Ищите, что хотите, только запрячьте девчёнку, хоть в спецшколу для трудновоспитуемых... По весне должны приехать члены королевского дома. Вы знаете, как это важно для нас...» Хорошо сказать — запрячьте. Она школу экстерном собирается закончить. Что она будет делать в этой школе? Только новую команду соберёт. И потом, у неё ведь действительно добрые идеи, только она не знает, куда и как их применить. Ну не нападает же она на магазины и не грабит прохожих... Тем не менее документы для спецшколы стали постепенно собираться. Сложнее всего было договориться с Ларисой Анатольевной. Она не видела смысла, те более, что учить-то её нечему скоро будет в обычной школе, не то, в спец... Её надо тогда уж в спецучилище... Но опять вопрос: что ей там делать. Изучать только спец предметы?... Анжелика сдала большую часть зачётов за девятый класс и уже начала сдавать зачёты за десятый. Казалось, что она сейчас или наверстывала упущенное или готовилась к будущему... Но по школьной программе неслась огромными скачками. Римадзе не хотелось лишний раз отвлекать Анжелику от учёбы. Он несколько раз оставался дома, чтобы понаблюдать, чем она будет заниматься. Каждый день она возвращаясь из школы, посетив штаб на пару часов, садилась за учебники. Строго в половине двенадцатого ночи шла с собакой на улицу, возвращалась в половине первого и сразу ложилась спать. Она жила строго по режиму... Спартак Палладович как-то нехотя поднял телефонную трубку, набрал номер. В трубке долго шли длинные гудки. «Куда она пошла? Она сегодня даже в штаб не хотела?»... Он уже собрался было положить трубку, как на том конце ответили: — Алло, Анжелика у телефона, — её голос был сонным и несколько охрипшим. — Анжелика, это Спартак Палладович. Мы хотели бы тебя увидеть в кабинете Высоцкого... Почему не можешь?... Ты спала?... Устала?... У тебя охрипший голос... Что значит: «Отстаньте»... — он положил трубку, — ничего не понимаю. Чтобы Анжелика среди белого дня легла спать... Такого не может быть. Похоже, что она заболела. Поеду-ка я домой, проведаю её... — Дудки, — бросил Снежко. — Разве она может заболеть? Ты же сам говорил, что она лев... — Ладно, бери машину. Если она в порядке, вези её сюда... — Высоцкий сделал всем знак, что они свободны. Римадзе открыл дверь собственным ключом. У порога в комнату Анжелики лежала Джекки. Она не вставая, как бы из вежливости, пару раз махнула ему своим шикарным хвостом. Потом положила свою длинную морду на вытянутые лапы и тяжело по-собачьи вздохнула. В квартире стоял холод. Все форточки открыты настежь. Он подошёл к комнате Анж: — Подвинься, — сказал он Джекки. Но та даже не пошевелилась. Ему пришлось сделать гигантский шаг, чтобы переступить через собаку и не наступить ей на шерсть. Анжелика спала. Она раскраснелась и была как-то по-особенному красива. Он потрогал лоб. Ему показалось, что руку ошпарили. Достал градусник: — Анжелика, давай измеряем температуру. — Зачем? Я просто немного устала. Сейчас посплю и всё пройдёт... — сказала она тихим голосом, но градусник взяла. У неё не было сил сопротивляться. Ей хотелось, чтобы от неё отстали, а для этого лучше всего согласиться. — Пить, дайте пить, пожалуйста... — она облизала сухие губы. «Скорая помощь» приехала очень быстро. Анжелика сидела на кровати с помятым лицом и как-то виновато улыбалась, при этом выставив вперёд руку, как бы защищаясь: — Ну не надо укол. Температура и так спадёт. Я посплю немного и всё пройдёт. Это дядя испугался и вызвал Вас. Он зря Вас побеспокоил... «Дядя» — усмехнулся Римадзе. А с другой стороны, ну не объяснять же врачам кто он такой и что он здесь делает. Ей дали таблетку. Температура не спадала. — Придётся госпитализировать... — молоденький врач решил напугать девочку. Он видел только один способ сбить температуру. — Не, не надо. Да всё будет хорошо... Я только посплю. Прошло ещё немного времени. Наконец после второй дозы таблетки температура медленно поползла вниз. — Вот видите, а Вы не верили... — Анжелика как-то по-детски улыбнулась и улеглась в постель. Её начинало морозить. — Вы умеете ставить уколы? — спросил врач у Римадзе. — Умел когда-то. — Значит так, вот Вам лекарство. Шприц дома есть? — Ага, — кивнулаАнж, укутываясь в плед. — Если температура опять поднимается, поставите его. Если не поможет, вызывайте снова нас... Римадзе недоверчиво посмотрел на Анжелику, которая лукаво улыбалась. Она явно второй градусник держала неправильно, чтобы температура не набежала. «Скорая» уехала. Римадзе позвонил Высоцкому и предупредил, что не придёт. В это время зашла соседка: — А что у Вас «Скорая» делала? — спросила она. — Да, вон, подруга заболела, — показал на Анжелику Римадзе. — Я сейчас, только переоденусь, — Татьяна вернулась минут через пять. Она принесла в кружке какую-то жидкость зелёновато — жёлтого цвета: — На, пей. — Что это? — Травка. Меня бабушка так всегда лечила. Спартак, поищите в холодильнике уксус и разведите его водой. Римадзе сделал, как ему велели. Татьяна взяла марлю и смочила её в уксусе: — Поворачивайся на живот, подними рубашку, — скомандовала она. — Это зачем ещё? — Зачем, зачем? Температуру будем сбивать. Знаешь, как в старину делали. — Не надо. Она сама упадёт. Лучше на лоб положите... — Чем больше площадь, тем быстрее спадёт. Давай, не капризничай, я тебе не мама... — Только без глупых вопросов, хорошо? — Анжелика перевернулась на живот, оголив спину. Римадзе на миг застыл, увидев рубцы. Он должен был предположить, что то, что он видел на руках — это всего лишь фрагменты. — А Вы что здесь делаете, выйдите. Видите, девушка обнажена. — Татьяна выпроводила Римадзе из комнаты. Накрыла спину марлей. Спустя некоторое время она снова смочила марлю, снова накрыла ей спину... — Мама знает? — О чём? — Анжелике было лень разговаривать. — О спине? — Знает... — Это когда сбило машиной? — Ага... — у Анжелики слипались глаза. Нежные руки Татьяны ласкали спину, куда-то из тела постепенно уходила ломота. Постепенно общими усилиями к десяти вечера температура спала до 37,5. — Давай перед сном чай с малиной и пропотей хорошо. Вместе с потом хворь уходит. И спать. Тебе надо отоспаться дня четыре. Знаешь, что любая зараза без таблеток сама пройдёт за 4 дня, если проспаться хорошо? — Татьяна закутала Анжелику в одеяло. Чем болела Анжелика — оставалось загадкой. У неё было ни насморка, ни кашля, ни красного горла. Была лишь высокая температура. Но в городе была эпидемия гриппа и ей поставили это диагноз, как и всем остальным. Роман, узнав, что к Анжеле вызывали «Скорую» запретил ей появляться в штабе. Несколько раз её навещал армейский врач. Но Анжелика не давала даже до себя дотронуться: — Ну и что, что ты врач. А просто немного устала. Вот отосплюсь и встану. Она не только спала, она играла на пианино, запоем читала, решала задачи. Ей нравились всякие математические казусы. Её любимым математиком был Яков Перельман. Римадзе, как мать-сиделка, с утра появлялся на планёрке, а потом уходил домой, чтобы сидеть около Анжелики. Температура ещё несколько раз поднималась за сорок, но в основном держалась на 37,5. Спартак Палладович сидел на стуле. Анжелика полулежала на софе с книжкой в руках. — Анжелика, ты любишь шик и блеск, а с другой стороны, в чужом обществе стараешься быть незаметной... Почему? Порой ты становишься скромной до невозможности, но в то же время если есть рядом твои друзья — то тебе надо блистать. Что это, необходимость поддержки, неуверенность в себе или наоборот, излишняя самоуверенность? — Спартак Палладович, если бы я не знала Вас, то посчитала бы что Вы мне льстите. Ну а если серьёзно, то я действительно люблю красиво появляться и исчезать. А между этим совсем не обязательно блестеть. А потом, к этому просто привыкнут и перестанут тебя замечать. Можно «сиять» на сцене, но не в жизни. В жизни этого делать не стоит, за это слишком дорого приходится расплачиваться... А потом, если и выделяться в жизни, то надо быть звездой. А ими становятся лишь избранные, счастливчики, а я просто — неудачница... — Неудачница? — Римадзе удивился. Он не ожидал такой низкой самооценки от Анжелики. — А, по-моему, тебе всегда и во всём везёт... — Вот и Вы так думаете. Живёте рядом, а ничего не понимаете. Это всё чисто внешне, напускное. А внутреннее... Что там, внутри, доволен ли ты тем, что делаешь и как живёшь? Такую ли ты хочешь жизнь или просто катишься по течению, потому что не в силах её изменить...Каждый человек живёт две жизни: для себя лично и для общества. Все люди делятся на удачливых: у них о’кэй и там и сям; вторая группа — это половинки. Если где-то хорошо, то в другом месте плохо. А третья группа: это просто неудачники. Им не везёт во всём. Или они просто не стараются... — А ты? Ты к какой группе себя относишь? — Ко второй. Когда хорошо мне, то плохо другим. И наоборот. И чтобы я не сделала — я всё равно кому-нибудь причиню боль. — А тебе не надоело быть многоликой? — Я не многолика, а многогранна. — Да, а ты от скромности не умрёшь...