— Ты, наверно, знаешь, что наша страна не находится в финансовой зависимости от Анастаса, а они здесь ищут именно свою принцессу. И вот весь Генеральный штаб Анастаса именно в этом городе. А у вас есть свои шпионы в их рядах. Может, тебе известно что-нибудь про неё. — Должно быть это несчастная девочка. — Почему? — Ну, подумайте сами, конец двадцатого века, а тут какой–то феодализм. Принцы и принцессы. — Но Великобритания. — И Великобритания тоже... Генеральный штаб Анастаса здесь, потому что мы тоже здесь базируемся. В основном мы так и кочуем парой: их штаб и наш. Да, пока не забыла, у меня к вам просьба. Я действительно взяла тайм–аут, поэтому, пожалуйста, не приезжайте в школу. А то на меня там уже косятся. Если надо, передайте через армейцев или лично. Я сама приду. — Ладно, но и ты будь добра, не принуждай нас приходить тебе в школу. И, пожалуйста, не гуляй после одиннадцати. Сейчас снова начинают патрулировать дружины, и всех тех, кого из школьников поздно будет замечен на улице, поставят на учёт в детскую комнату милиции. Октябрь. 5. Уж небо осенью дышало... — Спартак, смотри, Анжелика идёт! — воскликнул Лысков. Они вышли на утреннюю пробежку, но им как-то расхотелось бежать. Поэтому не спеша прогуливались по-осеннему изрядно поредевшему лесу. С веток на них сердито посматривали нахохлившиеся воробьи, как будто именно они виноваты в том, что закончилось лето и приближалась зима. — Угу, — Спартак Палладович зевнул. Он бессмысленно посмотрел на удаляющуюся фигуру Анжелики. Она шла развязной, слегка раскачивающейся походкой, засунув руки в карманы тёмно–синей «дутой» куртки. Слева от Анжелики бежала огненно-рыжая с чёрными подпалинами колли. Это была Джекки. Спартак поднял голову и вдохнул в себя морозный воздух. Серое небо готовилось к дождю. Ветер срывал с деревьев последние жёлто-коричневые листочки, лужицы покрылись слабым хрустальным ледком. Изредка встречавшиеся люди ёжились от холода. Каждое утро с шести до семи Анжелика гуляла с Джекки. Она любила утро... Утро, только утро принадлежало им двоим. Уже без десяти час, где-то хлопнула дверь... Тишина... На её фоне отчётливо слышны уверенные неторопливые шаги... Снова хлопнула дверь. Опять всё замерло, и эту тишину, которая стояла в пионерской, разбудил звонок. Римадзе невольно вспомнил свою школу в Кутаиси. Он вообще стал замечать, что с того времени, как он приехал в этот город — он всё чаще и чаще вспоминает детство. Может потому что сейчас ему приходилось окунаться в школьную атмосферу. Анжелика зашла в пионерскую комнату: — Вы меня вызывали? Я же просила вас не приезжать в школу... — Как видишь... — отозвался Спартак Палладович, — сама напросилась. — Так о чём сегодня говорить будем? — она развалилась на стуле, явно бросая вызов. — Это ты узнаешь позже, а сейчас — одевайся. — он кинул ей куртку, которая лежала на столе. — У входа стоит машина. И давай-ка без глупостей. Коли играете во взрослые игры, будьте добры себя вести, как взрослые люди. — Можно обращаться поосторожней с курткой. Я же не швыряю ваши вещи. Да, кстати, вы уверены, что меня отпустят с английского? — Иначе бы я тебя не вызвал. — в тон ей ответил Римадзе. — О–о–о! — она улыбнулась. В подобном тоне Римадзе с ней ещё не разговаривал. В это время в пионерскую вошёл Снежко и внёс её дипломат. Через окно машины она смотрела на осенние невзрачные улицы города; на дождь, который торопился умыть город. Её размышления о городе прервал Римадзе: — Анжелика, ты очень любишь собак. Говорят, что каждая собака — это характер хозяина. А какой характер у твоей собаки? Анжела впервые серьёзно посмотрела на Римадзе. Она чувствовала, что в кабинете Высоцкого будет всё по-другому, не как здесь. Здесь просто, не для следствия, не для протокола, здесь можно говорить, а можно оставить в себе. Она помолчала, потом, негромко, как бы сберегая голос, начала: — Это было четыре года назад. Я переходила в четвёртый класс, и ходила в ансамбль Dream. В то лето мы выступали в Лондоне по линии культурного обмена. Туда мы приехали вместе с советскими артистами. Концерты шли как обычно. За кулисами лежало море цветов. Ещё больше цветов было в зале. Мы исполняли песню «Собака». Я была солисткой. Вы наверно знаете это стихотворение Асадова о «Рыжей дворняге», которая хоть и была телом дворняги, но сердцем– настоящей породы. Труп волны снесли под коряги... Старик! Ты не знаешь природы: Ведь может быть тело дворняги, А сердце– чистейшей породы! Мы его перевели на английский, переложили на музыку. Эта песня производила огромное впечатление на зрителей. Это был последний концерт. Сразу после песни ко мне на сцену поднялся белокурый юноша и передал плетёную корзиночку, в которой на вышитой салфетка лежал щенок. И ещё он передал мне большой конверт и цветы. И сказал: «Thank you for your song...» В конверте оказалась родословная Джекки и все необходимые документы на перевозку. Джекки оказалась на редкость умной, преданной и прекрасной собакой. Вот, пожалуй, и всё. Какой у неё характер? Свой, собачьей, явно не мой. Она очень ласковая. Анжелика сидела в кабинете Высоцкого. Это была уже не та девочка, которая способна ценить преданность собаки. Сейчас она совершенно иная, с дерзким и насмешливым взглядом. — Анжелика, мы в дипломате нашли нож. Зачем он тебе в школе? — разговор вёл Высоцкий. «Блин, вчера наточила и машинально положила. Неужели они думают, что я буду кого-то резать. Этого мне ещё не хватает...» — подумала она, а вслух произнесла: — Точить карандаши. — Но эксперты не нашли на лезвии следы от карандашей. — А следы от чего они нашли? Уж не от крови ли? Тем более что я же не сказала, что точила. — А тебе известно, что это, между прочим, называется ношением холодного оружия и за это следует уголовное наказание, а незнание закона... — Не освобождает от ответственности. Что ж. Вы меня куда, тюрьму посадите? Давайте... Можно за вещами сходить? — Хватит паясничать. У тебя при себе ещё есть оружие?.. Молчишь. Я знаю что есть. Даже могу сказать какое: два GT на двадцать патронов калибра три и шесть. Вашей, армейской разработки. Вчера вечером в тире ты его пристреливала? Анжелика, ты понимаешь, что это уже не шутки. Чего ты молчишь? — А меня учили не перебивать старших. Ну коли мне дали слово, то скажите, а откуда вам известно про GT? Вы его видели? Так покажите мне. — У нас, как и у вас тоже свои люди есть. Да, объясни мне, как в такой маленький пистолет может уместиться столько патронов? — Понятие не имею. Вы бы мне его показали, я бы может и смогла бы вам разъяснить. А так... Вас явно вели в заблуждение. — Анжела, я горю желанием непросто увидеть эти пистолеты, а ещё так, чтобы ты их добровольно выдала. — Как можно выдать того, чего у тебя нет. Вы же не нашли их в дипломате. Может мне раздеться? — Ладно, не надо. Ну что, ты на вопросы ответишь? — Про пистолеты? Так я уже ответила. А больше я не припомню вопросов. Да вы задавайте, не стесняйтесь. А то вдруг я запамятовала. — Ладно, так всё-таки кто ты в армии. Чтобы так охотились за простым консультантом... Нам-то ты сказки не рассказывай. Молчишь... Ладно, всё равно узнаем. Не ты, так другие это сделают. Добрые люди ещё есть на земле. Тогда, может, назовёшь свой послужной список. Думаю, что это уже не тайна. — Да нет, не тайна. Рядовой, капитан, подполковник, генерал армии. Как видите, всё просто. — Быстро взлетела.... И что, после генерала согласилась на понижение. — А это как-то не принято спрашивать. У нас, в отличие от вас, звания не пожизненные, а в зависимости от выполнения обязанностей. Ладно, не будем отвлекаться. Это были погоны, а сейчас обязанности: помощник переводчика, переводчик, каскадёр, ну и консультант по совместительству... — Так, перейдём к делам более земным. А почему столько пропусков в школе? Несколько раз попадалась дружинникам после полуночи. Не ночуешь дома. Ну а вчера вообще вопиющий случай: открытая пальба, хорошо, что хоть на окраине города. — А кто стрелял-то? Вы же сами сказали, что я в тире… Не могла же я раздоиться. Не пойман — не вор. И потом, вы что, инспекция ГОРОНО, чтобы проверять мои школьные дела? Между прочим, вчера свободцы паслись на окраине города. Может, с их стороны и стреляли. Мне дежурные донесли, если что. — Они, в отличие от тебя сразу сдались дружинникам, и у них при себе оружия не оказалось. Значит, это кто-то из вашей братии. Кто ещё стреляет с такой меткостью, кроме тебя? И если ты невиновна, чего же удрала? — Я? Удрала? Кто видел-то меня? И потом, если теоретически предположить, что дружинники меня задержали, знаете, что было бы потом? После дружинников меня свободцы бы сцапали. А вы потом: «И опять ты не ночевала дома...» И вообще, вы чего не в своё дело лезете: дружинники, пропуски в школе... — Тобой заинтересовалась детская комната милиции... — О, да я точно скоро вашим коллегой стану. Не так ли? На некоторое время воцарилось молчание. Римадзе, наблюдая за беседой, всё время пытался что-то припомнить, но что... Что его так поразило? Так, приехали в школу, вошла Анжелика... ах да, когда он коснулся её руки, ему показалось будто, он задел что-то металлическое... Римадзе взял стул, поставил его перед Анжеликой, которая в этот раз сидела не за столом, а около стены. Сел на стул, как на коня. — Анжелика, дай, пожалуйста, твою руку. Анжелика недоумённо посмотрела, смутилась, хотела ответить что-то резкое, но не смогла, и поэтому выполнила его просьбу. Римадзе расстегнул пуговицу на манжете и загнул рукав до локтя. Все присутствующие молча наблюдали за происходящим. Перед их взором предстало достаточно странное зрелище. На запястье был браслет, состоявший из пластинок: достаточно широкий, утолщённый и очень плотно прилегающий к коже. От браслета до локтя на мраморно-белой коже шли шрамы от чего-то непонятного. Кисть же руки была удивительно красивой аристократической формы с длинными пальцами, которые завершались аккуратными ногтями. На мизинце поблёскивало то самое колечко. Складывалось впечатление, что до браслета была рука одного человека, а после браслета — другого. Мышцы Анжелики напряглись. — Как я полагаю, на другой руке такой же браслет. Что спрятано в этих браслетах? Анжелика? — спросил Римадзе, не замечая духоту в кабинете. У Анжелики закружилась голова. Она ничего не ответила, а лишь тихонько стала сползать со стула.... Когда девочка пришла в себя, то увидела девушку в белом халате. — Тебе лучше? — Сейчас всё пройдёт. — Анжелика села. — Я могу идти домой? — Мы тебя отвезём, только украшения снимем, — услышала она голос Лыскова. — Не пытайтесь. Они из сверхпрочной стали. Его даже я не смогу снять. Они закрыты на специальные магнитные ключи. Это можно сделать только в штабе. Наше изобретение. Так что я пойду. Я не хочу с вами на машине. — Ну не хочешь, так не хочешь, значит, проводим. А то потеряешь ещё по дороге сознание.