А затем я её отпускаю, делая несколько шагов назад и едва не срываюсь обратно, когда наблюдаю, как щекам частыми дорожками скатываются слёзы. Она их не прячет, не избавляется, показывая, как ей больно. И эта боль отдаётся внутри меня глухими ударами, словно от меня самого только что отказался тот, кто является единственным светом. Спустя минуту взгляд Таси меняется. Отчётливо вижу секундный сдвиг, когда зрачки расширяются, а любовь в серебре сменяется дикой ненавистью. Иногда, чтобы распять человека достаточно нескольких слов. И я их произнёс несколько минут назад. Не произнеся более ни звука, хватаю пальто и покидаю квартиру. Подальше от той, что сейчас медленно умирает, сползая по стене. Разочарование. Сейчас Тася испытывает именно его. Момент, когда твой идеальный придуманный мир летит к херам на большой скорости, выжигая и превращая внутрянку в пепелище. Именно такие моменты обращают милых девочек в холодных сук, отгораживающихся от чувств и не желающих повторения пройденного. Возможно, это к лучшему, и в следующий раз сердце будет последним, к чему она прислушается. И если Парето стремился воспитать дочь под стать себе – он облажался. Похожей на него Тасю сделаю я. Глава 16 Тася Вчера я была счастлива. А сегодня… Просто жива. Так можно описать состояние, когда тебя уничтожили и бросили умирать на полу кухни. Что нужно сделать, чтобы тебя полюбили? Ничего. Любовь – это не условия, не список требований, не гонка, не награда за лишения. Любят ведь разных: худых, полных, некрасивых, высоких, низких, с разным цветом глаз, брюнетов, с весёлыми веснушками на лице, панков, вегетарианцев. Любят, потому что зацепило, зажгло, встряхнуло. Проблема в том, что ты можешь стать идеальной, похудеть, поправиться, выучить два языка научиться играть на скрипке, но тебя всё равно не полюбят. Потому что не вставляет, не притягивает, не манит. Нельзя заставить любить. И если это не любовь, то никакими силами не заставишь скучать, звонить, приходить, провожать, ждать, интересоваться, переживать и далее по списку. Всё просто. И самое сложное не цепляться за того, кто равнодушно бросил в тебя несколько болезненных фраз и ушёл не оглянувшись. Прямо сейчас честно признаю – я приехала в этот город ради Гриши. Только так. Тренерство и стремление начать всё с чистого листа, были причиной, чтобы родители позволили оказаться рядом с тем, к кому тянулась душа. Жалею ли я? Нет. И пусть иного исхода не дано, я готова вновь пережить это проклятое утро ради времени, проведённого рядом с тем, кто является моим священным маяком и смыслом. Глубоко внутри я была готова к этому. Разные и далёкие, существующие в мирах, которые никогда не пересекутся, всё же оказались рядом на короткий промежуток по моему желанию. Я болела им долгих пять лет и благодарна за две ночи, которые позволили надышаться Гришей. Сделала всё, чтобы притянуть это чёртово счастье, которым болела последние годы, и тот факт, что это счастье во мне не нуждалось, стало ожидаемым эпизодом. Вот только я не предполагала, что будет так больно… Не знаю, через сколько поднимаюсь, ковыляя на затёкших конечностях в комнату, чтобы найти телефон и позвонить маме. В спальне меня обволакивает запах Гриши, который, кажется, въелся даже в мебель, напоминая о сладком моменте, когда я имела возможность прижаться к мужскому плечу. Дорогие мне эпизоды, я сохраню в памяти, запечатлев навсегда и время от времени возвращаясь туда, где желала остаться. – Мам, я лечу домой, – произношу с надломом, как только в трубке слышится родной голос. – Скорее всего, ночным рейсом. – Что случилось, Тась? – Ничего, – едва сдерживаю слёзы, которые рвутся наружу. Мне казалось, что за несколько часов, проведённых на полу, я избавилась от предательской влаги. – Не устроили условия работы в Школе, да и коллектив меня не принял. – Безбожно вру, наговаривая на девчонок, но причины, которые я озвучивала, чтобы оказаться в этом городе теперь должны перекрыть более весомые, позволяющие мне оказаться дома без лишних вопросов. – Вы с папой правы: работать можно везде, главное, найти своё место. Мама молчит, не комментируя озвученные причины, потому что, уверена, распознала ложь по интонациям и врывающимся в разговор всхлипам. – Тебя кто-то обидел? – озвучивает вопрос спустя бесчисленное количество секунд. – Мужчина? – Никакого мужчины, – собираюсь и произношу твёрдым голосом ответ. – Не получилось с работой. Приезд сюда был ошибкой, и ты права, в этом городе вряд ли найдётся то, что успокоит мою душу. – Что ж, пусть будет так. Скажу папе, он будет очень рад. Напиши, когда возьмёшь билет. Мы встретим. И, кажется, мама приняла мою легенду, поверив на слово, что позволит оттянуть допрос с пристрастием до момента прилёта, но я хочу показать, что всё хорошо и ничего не должно вызывать тревоги, поэтому интересуюсь: – Есть новости от Ароновых? – Альберт в коме, состояние тяжёлое, да и возраст усугубляет положение. Но мы надеемся на лучшее, особенно Вика. Я не представляю, если бы с Костей случилось нечто подобное… – Уже случалось, – вспоминается рассказ отца о событиях пятнадцатилетней давности, когда мама провела неделю у его постели. По его словам, именно тогда он осознал, что перед ним человек, который не откажется от него как бы не сложились обстоятельства. – Тогда всё было по-другому. Я была другой, а всё происходящее казалось решаемым одним жестом Парето. Да и нас не связывало трое детей и пятнадцать лет брака. Сейчас я к подобному не готова. – Ты же знала, чем занимается папа. Была в курсе дел, не всегда законных и часто опасных. А если всё же такое повторилось бы? В теории. Ты бы осталась с ним до последнего? Сейчас в памяти всплывает наш с Гришей разговор в день нашей встречи после пятилетнего молчания. Я заверила его, что с небезразличным мне человеком останусь до конца, но готова ли я к такому в действительности? – Знаешь, Тась, у каждого человека есть цена. Она определяется поступками и образом жизни. Некоторые люди со временем становятся бесценными в нашей жизни, настолько дорогими, что каждый вздох без них равен смерти. А есть те, кто стоит копейки, их поступки гадкие, а слова, будто воздух. Но они обязательно должны быть среди нас, чтобы понимать цену тем – реальным, настоящим. За много лет я убедилась, что Костя всегда верен своему слову и бесконечно мне предан. Поэтому да, я с ним до последнего, какую бы цену мне ни пришлось за это заплатить. Если ты неспособен чем-то жертвовать ради дорогих людей, то действительно ли искренна твоя любовь? – А если человеку твоя любовь не нужна? «Тебе не место рядом со мной» – в голове стучат набатом фраза Гриши, а слёзы вновь застилают глаза. Ещё немного, и я позорно разрыдаюсь в трубку, вызвав множество вопросом мамы, на которые сейчас не хочу отвечать даже самой себе. – Но это ведь не означает, что ты перестанешь любить? Просто твоя любовь останется нерастраченной, только твоей, особенной, а со временем появится шанс отдать её кому-то другому. – А если она предназначена кому-то конкретному, только одному? – понимаю, что диалог с мамой способен открыть реальное положение дел, но я хочу понять, как любить того, кого любить запрещено. – Тась, и всё-таки что-то случилось. Я слышу. Поделишься? – Не сейчас. Я не готова. – Значит, поговорим об этом завтра, когда будешь дома. Жду. Мы все тебя ждём. – До встречи. Отключаю телефон, и тут же покупаю билет на два часа ночи. Уже утром я буду дома, чтобы навсегда потерять Гришу и наше возможное «вместе», которому не суждено случится. А оно вообще было возможно? На протяжении нескольких лет я создавала в своей голове сценарии, которые никогда не произойдут, но они делали меня настолько счастливыми, что я продолжала их выдумывать. Сейчас отчётливо понимаю: ни одному из них не суждено было сбыться. Оказывается, это очень больно, ждать то, чего никогда не будет. Смотрю на пропущенные, среди которых множество вызовов от Воропаевой и девчонок. Сегодня я покину этот город, и последнее, что необходимо сделать – забрать документы из Школы и попрощаться с Элей и Светой. Поэтому вызываю такси, собираюсь, натягивая спортивный костюм, кроссовки и куртку, а сразу у подъезда сталкиваюсь с Андреем, привычно расхаживающим около машины. – Доберусь на такси, – произношу, прежде чем мужчина открывает рот, – сегодня улетаю, так что в вашем присутствии около дома больше нет необходимости. – Но Ярый приказал… – Мне плевать на его приказы, – выплёвываю со злостью, удивляясь собственной реакции на родное имя, – на всё плевать. Запрыгиваю в подъезжающий автомобиль, оставив Левого в недоумении. Накинув капюшон, словно стремлюсь закрыться от всего мира и той саднящей боли, что прямо сейчас выжигает меня изнутри, не оставляя шансов на спасение. Когда-нибудь я вспомню этот момент с улыбкой и благодарностью за подаренный опыт. Но не сейчас. Захожу в двери Школы, уже предвкушая всю степень недовольства Марго, которая выльется на меня смертоносной лавиной, способной уничтожить в секунду. Но мне плевать, потому как теперь я желаю поскорее разобраться с формальностями и покинуть этот город, оставив за спиной мечты о Грише и работе. – Островская! Зайди ко мне! А вот и Воропаева собственной персоной. Надеюсь, в её кабинете не сидит сын мэра, готовый распять меня за отказ и наплевательское отношение к его значимой персоне. – Добрый вечер, Маргарита Анатольевна, – начинаю с порога, чтобы пропустить длинную недовольную тираду в свой адрес, – я бы хотела забрать документы и прямо сегодня избавить от моего присутствия в вашей Школе. Вспоминаю её вчерашние слова и не могу сдержаться от выпада. Глаза женщины распахиваются в удивлении, а собравшиеся сорваться слова так и остаются несказанными. Минута замешательства и молчания, но затем Марго, словно очнувшись, расправляет плечи и неожиданно сменяет гнев на милость, натягивая уже привычную вымученную улыбку. – Ну зачем ты так, Тасенька? Если ты решила, что я недовольна несостоявшейся встречей с Леонидом Звоновым, то её можно перенести. Например, на сегодня. Уверена, вчера у тебя была веская причина. Лёня мне, правда, телефон оборвал, высказывая недовольство, но девочка ведь имеет правда передумать, не правда ли? – Именно так. Передумала. Я больше не хочу работать в вашей Школе, и сегодня вечером улетаю домой, чтобы принять другое, более выгодное предложение. – Придумываю на ходу, чтобы озвучить вескую, как мне кажется, причину для такого кардинального решения. – Так ты ещё даже не начинала работать. Оставайся, с завтрашнего дня начнутся занятия с группой. Вот расписание, – Марго подталкивает ко мне лист, где в графике значится моё имя и установленные дни. Заранее подготовилась? – Решение принято. Я возвращаюсь домой. Марго недовольно поджимает губы и постукивает по столешнице длинными ногтями, видимо, прикидывая, какие аргументы заставят меня изменить решение. – Что ж, будь по-твоему. Мне необходимо всё правильно оформить, для этого требуется время. Можешь отправиться к Рамазановой и Ветровой, у них сейчас занятия. Это займёт немного времени. Я тебя вызову. Сухой кивок означает моё согласие, и я, покинув кабинет, направляюсь на тренировочный каток, где шумная группа малышей под руководством Светы, выполняет задания. С тоской осматриваю каток и маленьких фигуристов, часть из которых всё же пробьётся к победам, пьедесталу и заветным медалям. Пока не знаю, чем займусь, вернувшись домой, но точно не буду сидеть без дела. Мама давно нашла призвание, уделяя всё свободное время своим кондитерским и поддерживаемая папой. Хотелось бы и мне найти нечто своё, способное увлечь и заполнить пустующую часть души. Тренировка Светы заканчивается и её сменяет Эля с группой постарше, а Марго молчит, не вызывая меня. На город опускается ночь, я опасаюсь не успеть на самолёт и застрять в этом чёртовом месте ещё на день, поэтому прощаюсь с девочками, заключённая в тёплые объятия, и иду к Воропаевой, чтобы поторопить, но сталкиваюсь с женщиной в дверях кабинета. – Прошу, Таисия, – протягивает мне папку, которую я видела на её столе в день нашего знакомства. – Очень жаль, что ты нас покидаешь. – Не думаю, что вам жаль, Маргарита Анатольевна, – озвучиваю нам обеим известный факт, который я приняла лишь сейчас. Жаль ей только по одной причине: Воропаева не удовлетворила желания сына мэра и теперь, вероятно, придётся объясняться. – Прощайте. Развернувшись, удаляюсь по коридору, но последнее слово всегда за Марго, поэтому за спиной раздаётся: – До встречи, Таисия. – Это вряд ли, – произношу шёпотом, направляясь к выходу. Выхожу на парковку, которая погружена в темноту, хотя обычно с десяток фонарей освещают большую территорию, позволяя видеть все припаркованные автомобили. Время ожидания такси пятнадцать минут, и я иду через дорогу, чтобы зайти в магазин и взять необходимое в путь. Заброшенный дом, где отремонтирован лишь первый этаж, вызывает настороженность, но я видела множество подобных в городе, поэтому перебегаю и оказываюсь на узком тротуаре. – Привет, – раздаётся за спиной, и я вскрикиваю от неожиданности, а когда оборачиваюсь, вижу Гришу. – Прости, если напугал. Оглядевшись, замечаю припаркованный знакомый автомобиль метрах в пятидесяти, и удивляюсь, почему не обратила внимание сразу. – Привет, – отвечаю на выдохе, не смея поднять голову и столкнуться с родными тёмно-карими глазами, которые в темноте, уверена, устрашающе чёрные. – Лена сказала, что ты сегодня улетаешь. Просила помочь с вещами и доставить в аэропорт. – Я не нуждаюсь в надсмотрщике. А точнее, не вынесу рядом с Гришей и пяти минут, изнывая от желания прижаться и зарыться носом в шею, чтобы впитать его запах, въевшийся в меня за короткое время. – Я обещал, что проконтролирую. – Меня или себя? – вскидываю взгляд, и земля уходит из-под ног, потому что в глазах Ярова плещется явное сожаление, размазывающее меня.